Страница 61 из 63
— И ты хорошо потрудился, — сказал Дуги.
— Не то слово. Великолепно. — Он потряс головой. — Детали были хоть куда. Я велел Пэтти взять пистолет, которым и застрелили Джессику, а потом сунуть его обратно в коробку нечищеным. От одного запаха тебя должен был хватить удар. Ты валялся там без памяти, а она подошла к кровати и забрала пистолет.
— Как тебе удалось в ту ночь найти мои фотографии? Пэтти не знала, где они лежат.
Он посмотрел на меня непонимающе.
— Какие фотографии? — спросил он.
Я ему поверил. Мое сердце ухнуло в тесный колодец, выложенный холодным свинцом.
— Я нашел снимки, на которых были отрезаны головы… — начал я объяснять ему.
— Пэтти говорила: пьяный ты черт знает что творишь. Наверно, сам и отрезал.
Я не хотел жить с этой мыслью, но как мог я опровергнуть его?
— А если бы ты резал снимки, — спросил я, — то зачем?
— Я бы не стал. Такое может сделать только ублюдок.
— Но ты сделал. Ты разрезал снимки с Джессикой.
Он отпил еще немного бурбона. Горло его сжал спазм. Он выплюнул бурбон.
— Это правда, — сказал он. — Разрезал.
— Когда? — спросил я.
— Вчера.
— Зачем?
Я подумал, что с ним сейчас случится припадок.
— Я хотел забыть про ее лицо в тот последний раз, — еле выговорил он. — Я должен был вытравить из памяти ее лицо. — Его челюсти скрипели, глаза вылезли на лоб, а мышцы на шее напряглись. Но он вытолкнул из себя вопрос: — Как умерла Пэтти?
Прежде чем я успел ответить, он испустил ужасный стон, поднялся, шагнул к двери и стал биться головой о дверной косяк. Я чувствовал, как дрожит кухня.
Отец подошел к нему сзади, обхватил руками поперек груди и попытался оттащить. Он отбросил моего отца. Отцу было семьдесят. Тем не менее я не мог в это поверить.
Однако это успокоило Ридженси.
— Извини, — сказал он.
— Все нормально, — сказал мой отец, распрощавшись с остатками ложного убеждения в том, что сила никогда не уходит.
Теперь я снова боялся Ридженси. Словно я был обвиняемым, а он — скорбящим мужем жертвы. Я мягко сказал:
— Я не имею к смерти Пэтти никакого отношения.
— Если ты врешь, — сказал он, — я разорву тебя пополам голыми руками.
— Я не знал, что она мертва, пока не увидел в тайнике ее голову.
— Я тоже, — сказал он и заплакал.
Наверное, он не плакал с тех пор, как ему было десять. Звуки, которые он издавал, походили на стук разболтавшейся стиральной машины. Глядя на его горе — куда там моему! — я ощущал себя мальчишкой, подающим в борделе полотенца. Как он любил мою жену!
Однако я понял, что теперь могу спрашивать его о чем угодно. Плачущий, он был беспомощен. Он потерял кормило. С этого мига он будет барахтаться в вопросах.
— Ты вынул из тайника голову Джессики?
Он завращал глазами.
— Нет.
Меня озарила догадка.
— Значит, Пэтти?
Он кивнул.
Я хотел спросить зачем, но он, похоже, не мог говорить. Я не знал, что делать дальше. Вмешался отец.
— Пэтти думала, — сказал он, — что мой сын, как он ни плох, все же не заслужил, чтобы ему подкинули эту голову?
Ридженси помедлил. Затем кивнул.
Как я мог узнать, в этом ли была причина или Пэтти забрала голову, чтобы еще больше меня запутать? Его кивок не убедил меня. Как бы то ни было, он кивнул. Еще я подумал, не собиралась ли Пэтти шантажировать с помощью этой головы своего бывшего мужа Уодли, но и это мне было не суждено выяснить.
— Пэтти попросила, чтобы ты подержал голову у себя? — продолжал отец.
Он кивнул.
— И ты спрятал ее?
Он кивнул.
— А потом Пэтти тебя бросила?
Он кивнул.
— Уехала, — еле выговорил он. — И оставила меня с этой головой.
— И ты решил вернуть ее на старое место?
Ридженси кивнул.
— И тогда, — сказал мой отец очень мягким голосом, — ты обнаружил голову Пэтти. Она тоже была спрятана там.
Ридженси положил ладони на затылок, чтобы помочь себе согнуть шею. Он кивнул.
— Ужаснее этого ты не видел ничего в жизни?
— Да.
— Как тебе удалось держать себя в руках?
— Удавалось, — сказал Ридженси, — до сих пор. — Он снова заплакал. Это было словно визг раненой лошади.
Я подумал о том, как мы курили марихуану у него в кабинете. Всего за несколько часов до этого он нашел голову Пэтти, но тогда я ничего не заметил. Нелегко видеть, как подобные глыбы воли разлетаются вдребезги. Сейчас он походил на человека, которого вот-вот хватит удар.
Отец сказал:
— Ты знаешь, кто положил Пэтти рядом с Джессикой?
Он кивнул.
— Ниссен?
Он кивнул. Пожал плечами. Может быть, он и не знал.
— Наверняка он, — сказал отец.
Я согласился с ним. Это наверняка был Паук. Мне оставалось только гадать, насколько глубоко сам Паук увяз в этом деле. Конечно, он хотел, чтобы увяз я. Да, они со Студи рассчитывали взять меня с этими головами. Кто поверил бы в мою невиновность, если бы при мне нашли две головы?
— Ты убил Джессику? — спросил я у Ридженси.
Он пожал плечами.
— Значит, Пэтти?
Он покачал головой. Потом он кивнул.
— Значит, Пэтти?
Он кивнул.
Неужели я не догадывался об этом раньше? Уж в этом-то я мог быть уверен: Пэтти и Ридженси, а не Уодли, встретили Джессику в Рейс-Пойнте, и скорее всего именно Пэтти перегнала машину с телом Лонни обратно ко «Вдовьей дорожке». Затем все трое, по-видимому, уехали оттуда на патрульном автомобиле. Где-то в лесу они остановились, и там Пэтти застрелила Джессику. Пэтти застрелила Джессику.
Я не мог точно сказать почему, хотя свои резоны у нее, очевидно, имелись. А кто был способен измерить глубину ее ярости, когда коса находила на камень? Джессика пыталась перекупить усадьбу Парамессидеса. Джессика крутила с Элвином Лютером. В чрезвычайных обстоятельствах довольно было и одной из этих причин. Да, Пэтти вышла из себя. Я почти видел, как она втискивает пистолетное дуло в лживый рот Джессики Понд. А если в этот миг Джессике вздумалось воззвать о помощи к Ридженси и если Ридженси сделал движение, намереваясь убрать пистолет, — да, этого вполне могло оказаться достаточно, чтобы курок был спущен. Подобно мне, Пэтти годами жила на этой грани. При такой злобе, как наша, убийство — как ни ужасно это звучит — может сыграть роль лекарства от всех прочих недугов.
Ридженси сидел на своем стуле, как боксер, который в последнем раунде подвергся сокрушительной атаке.
— Зачем ты огрубил Джессике голову? — спросил я, но, спросив, был вынужден расплатиться за это: перед моим мысленным взором сверкнуло широкое лезвие мачете.
В его горле что-то булькнуло. Уголок рта оттянулся вниз. Я подумал, что у него, должно быть, и впрямь удар. Затем раздался его голос, хриплый и полный благоговения.
— Я хотел, — сказал он, — разделить с Пэтти судьбу.
Он упал со стула на пол. Его начало колотить.
В кухню вошла Мадлен. В руке у нее был «дерринжер», но, по-моему, она этого не осознавала. Наверное, она не выпускала его все время, пока спасла наверху в кабинете.
Она выглядела старше и больше итальянкой, чем обычно. В ее лице было что-то от немого страха каменной стены, почувствовавшей, что ее вот-вот разрушат. Она была дальше от обещания слез, чем любой из нас.
— Я не оставлю его сейчас, — сказала она мне. — Он болен. Мне кажется, он может умереть.
Припадок Ридженси кончился. Только его правый каблук все стучал и стучал по полу в набегавших конвульсиях, как тот самый хвост, которого у него не было.
Мы с отцом потратили все свои силы, чтобы отнести его наверх, и все равно еле справились с этой задачей. Несколько раз мы чуть не упали. Я уложил его на королевского размера кровать, которую некогда делил с Пэтти. Что ж — ведь это он был готов умереть за нее, а не я.
ЭПИЛОГ
Ридженси пролеживал у нас день за днем, и Мадлен ходила за ним, точно он был умирающим богом. Удивительно, какие вещи могут сойти с рук в нашем Провинстауне. Утром она позвонила в полицейский участок и сказала, что у мужа нервный срыв и она везет его в долгое путешествие. Не позаботятся ли они об оформлении отпуска? Поскольку у меня хватило смекалки еще до рассвета вымыть багажник патрульного автомобиля и оставить его у городской ратуши с ключами под сиденьем, никто не мог связать отсутствие Ридженси с моим домом. Мадлен аккуратно звонила в его офис — каждое утро на протяжении четырех дней — и болтала с сержантом о его самочувствии, и о паршивой погоде в Барнстебле, и о том, как она отключила телефон, чтобы Элвина не беспокоили. И она действительно попросила телефонную службу, чтобы ее номер отключили. Потом, на пятый день, Ридженси допустил ошибку, начав побеждать болезнь, и у нас стали разыгрываться кошмарные сцены.