Страница 55 из 63
— Ты должен посмотреть правде в глаза.
Он заплакал. Он крепился уже очень долго, и теперь его наконец прорвало. К моему удивлению, я был тронут — вернее, только половина меня. Другая половина будто оцепенела, напрягшись: сейчас каждое движение было опасно, как никогда.
Через несколько минут он сказал:
— Я плачу в первый раз после того, как меня выгнали из Экзетера.
— Неужели? — сказал я. — А со мной это случается.
— Ты можешь себе это позволить, — сказал он. — В тебе есть мужское, на которое можно опереться. А я по большей части сам себя создал.
Я оставил это висеть в воздухе.
— Как вы с Пэтти сошлись опять? — спросил я.
— Она написала мне. Это было через пару лет после нашего развода. Я имею полное право ненавидеть ее, говорила она в письме, но она без меня скучает. Я сказал себе: у нее кончились деньги. И выбросил письмо.
— Разве Пэтти не достался хороший куш после суда?
— Ей пришлось согласиться на небольшую часть капитала. Иначе мои адвокаты промурыжили бы ее апелляциями до гроба. Она не могла ждать. Я думал, ты в курсе.
— Мы с ней финансовые вопросы не обсуждали.
— Ты просто жил за ее счет?
— Я хотел стать писателем. Меня это не угнетало.
— Ты хорошо писал?
— Мои мысли были слишком заняты ею, чтобы писать так хорошо, как я надеялся.
— Может быть, ты все-таки бармен, — сказал Уодли.
— Может быть.
— И ты не знал, как у нее с деньгами?
— Ты хочешь сказать, что она разорилась?
— У нее не было чутья, которое помогает правильно вкладывать деньги. Провинциальная закваска мешала ей прислушиваться к разумным советам. Я думаю, она начала понимать, что впереди долгие годы ограничений.
— И потому стала писать тебе.
— Я держался сколько мог. Затем ответил. Ты знал, что у нее есть другой почтовый ящик в Труро? — спросил Уодли.
— Понятия не имел.
— Завязалась переписка. Через какое-то время она выдала свой интерес. Ей хотелось купить усадьбу Парамессидеса. По-моему, этот дом напоминал ей обо всем том, что она потеряла в Тампе.
— И ты играл на ее желании?
— Я хотел истерзать все четыре камеры ее сердца. Конечно, я играл с ней. Два года я то подогревал ее надежды, то разрушал их снова.
— И все это время я думал, что ее жуткие депрессии — моя вина.
— Тщеславие — твой порок, — сказал Уодли. — Но не мой. Я постоянно твердил себе, что вернуться к ней — это все равно что вернуться к дьяволу. Но я тосковал по ней. У меня еще оставалась надежда, что ее и правда немного ко мне тянет. — Он потопал по песку ногами. — Ты удивлен?
— Она никогда не говорила о тебе ничего хорошего.
— Как и о тебе. Самой неприятной чертой характера Пэтти была привычка всех охаивать. Если тебе нужен человек, по-настоящему лишенный сострадания, ищи добропорядочного христианина.
— Может быть, потому она была так хороша в остальном.
— Конечно, — сказал Уодли. Он закашлялся от холода. — Знаешь, что я ублажал ее как надо?
— Нет, — сказал я. — Она никогда мне не говорила.
— Тем не менее. Ни одна лесбиянка со мной не сравнялась бы. Иногда я прямо героем себя чувствовал.
— Что произошло, когда она приехала в Тампу с Тесаком Грином?
— Я не огорчился, — сказал Уодли. — Подумал, что это умно с ее стороны. Если бы после стольких лет она появилась у меня на пороге одна, это было бы уж очень подозрительно. А так мы чудно провели время. Тесак может по-всякому. Мы баловались втроем.
— И ты спокойно смотрел на Пэтти с другим партнером?
— Я всегда говорил: за сексуальной наивностью иди к ирландцу. С чего мне было страдать? Когда я был в Пэтти, Тесак был во мне. Кто не испытал этой маленькой радости, тот не жил по-настоящему.
— И ты был спокоен? — повторил я. — Пэтти считала тебя страшно ревнивым.
— Это было, когда я старался выполнять роль мужа. Ничто не делает человека более уязвимым. Но теперь я играл щедрого дядю. И получал такое удовольствие, что наконец отдал приказ Лорел. Поезжай на Восток, моя милая, и пиши заявку на усадьбу Парамессидеса. Она послушалась. К сожалению, дело усложнилось из-за ее жадности. Во время разговора по телефону Лонни Пангборн обмолвился, что Оквоуд приехала обратно в Санта-Барбару. Это меня насторожило. Ей следовало торговаться с бостонским юристом. Поэтому я был вынужден разузнать, не обратилась ли она к богатым калифорнийским друзьям, чтобы те помогли ей купить усадьбу самой. Вообще-то она только сыграла мне на руку. Теперь я могу признаться, что хотел именно этого. Пэтти Ларейн был нужен замок, чтобы изображать королеву, но мне хотелось, чтобы ей в любом случае нужен был я. Разве это так уж необычно?
— Да нет, — сказал я.
— Итак, меня встревожило появление Лорел в Санта-Барбаре. Я предложил Пэтти нагрянуть туда как снег на голову. Кстати, это была удобная возможность избавиться от Тесака. Он отнимал слишком много времени.
Уодли заметно охрип. Похоже было, что он решил досказать свою историю, несмотря на все протесты собственного горла. Впервые я понял, что он устал даже больше меня. Не опустилось ли дуло его пистолета хотя бы на волосок?
— На обеде в Санта-Барбаре Лорел из кожи вон лезла. Разливалась перед Пэтти соловьем. Какая-де она замечательная личность и тому подобное. Когда все кончилось, я сказал Лонни: «Я не доверяю твоей подруге. Найди какие-нибудь дела в Бостоне и поезжай с ней. Не отходи ни на шаг». В конце концов, это он ее рекомендовал. Откуда мне было знать, что я посылаю его на самоубийство?
Я зажег сигарету.
— И вы с Пэтти тоже отправились на Восток?
— Да. Тогда-то я и снял домик в Бич-Пойнте. И двенадцати часов там не провел, как Лонни себя укокошил. А Лорел я в следующий раз увидел уже за той хижиной в лесу — Паук отвел меня туда, чтобы показать ее тело. Видел ты когда-нибудь труп без головы? Это похоже на гипсовый торс в мастерской скульптора.
— Где, говоришь, это было?
— У Студи на заднем дворе, Лорел лежала в большом металлическом баке для мусора. Старого образца — теперь-то кругом пластик.
— Тебе стало плохо?
— Я был напуган до смерти. Представь себе, что значит увидеть такое в этой жуткой компании — Паука со Студи.
— Кстати, как ты вообще с ними познакомился?
— Через Тесака Грина. Сейчас расскажу. На следующий день после исчезновения Пэтти я решил поискать ее по барам на Коммершл-стрит и встретил там Тесака. Было не так просто убедить его, что я на самом деле не знаю, куда делась Пэтти.
— И он познакомил тебя с Пауком?
— Нет, с Пауком меня свел Студи. А вот со Студи — Тесак. Тем же вечером. По-моему, прошлым летом Тесак и Студи вместе торговали наркотиками. Это и есть карма в действии.
Его голос звучал рассеянно. Я испугался, что вызвал его на слишком долгий разговор. Если его мысли будут разбредаться в разных направлениях, пистолет может выстрелить в одном.
Впрочем, пока пугаться было рано. Он еще хотел закончить свой рассказ.
— Да, Паук быстро пошел в атаку. Сразу после нашего знакомства. Он слышал обо мне, сказал он, и горит желанием взяться за серьезные дела. Я уже думал отмолчаться, но Паук выложил сногсшибательный козырь. Сказал, что держит на коротком поводке главного полицейского города, отвечающего за борьбу с наркотиками! Если я дам бабки, он провернет для меня крупную операцию. Да, сказал он, и. о. шефа полиции теперь у него в руках. Разумеется, я спросил его, где доказательства. Тогда они со Студи отвезли меня в ту хижину и вынули из извести Лорел.
— Откуда ты знаешь, что это была Лорел?
— Серебряный лак на ногтях. И соски. Ты не обратил внимания на ее соски?
— И что ты ответил Пауку?
— Я не сказал «нет». Я был заинтригован. Подумал: вот удивительный город! Как славно было бы заправлять шикарным отелем и распоряжаться горой наркотиков. Стал бы чем-то вроде средневекового барона.
— Ничего бы не выгорело.
— Да, конечно, но я решил с ним поторговаться. В конце концов, я мало что соображал. Лонни мертв, Лорел разрезана на куски, Пэтти пропала, а у этих подонков в распоряжении труп. Поэтому я отнесся к Пауку достаточно серьезно и спросил, где он раздобыл свою безголовую леди. Он был обкуренный и сказал мне. Удивительно, какими доверчивыми бывают бандиты определенного типа. Паук сказал, что тот полицейский отдал ему тело, а голову взял себе.