Страница 45 из 63
Я молчал. Я не мог с ним спорить. Нелегко описать, какой эффект вызвали его слова. Неужто я впервые приблизился к разгадке того, почему теплота, проявляемая им в общении со мной, всегда словно пересекала ледовые просторы? Да, когда-то я действительно был семечком в теле Дугласа Маддена, но только после того, как он перестал уважать это тело. Я был в какой-то мере неполноценен. Я ощутил, как растравляются все мои старые раны, давно зализанные и давно забытые. Неудивительно, что отец был от меня не в восторге. Во мне забрезжило предчувствие того, что годы спустя — если мне суждено их прожить — воспоминание об этом разговоре будет приводить меня в ярость.
Однако вместе с тем мне было жаль отца. Чертово сострадание. Он перечеркнул свой образ в моих глазах длинной тенью.
Затем на меня вновь накатил страх. Ибо теперь мне опять показалось, что я мог убить двух женщин. Как часто в последние годы я подходил вплотную к тому, чтобы наброситься на Пэтти Ларейн с кулаками! И каждый раз подавлял свое желание — но не помогало ли это развиться зародышу моей грядущей хвори? Да, подобно своему отцу, я жил в неподходящей среде. Я снова вспомнил о том, как лазил на Обелиск. Может быть, той ночью я надеялся предотвратить включение первого рубильника?
И тогда я понял, что должен довериться Биг-Маку. Я должен был поговорить с ним о двух убийствах и о полиэтиленовых пакетах в сыром подвале этого дома. Я не мог больше хранить это в себе. Но не мог и заставить себя сказать об этом прямо. А потому решил начать с обиняков.
— Ты веришь в предназначение? — спросил я.
— В предназначение? — отозвался он. — В каком смысле? — Перемена темы его обрадовала. Долгие годы за стойкой приучили моего отца жить с вопросами, зияющими, как небесные врата.
— В смысле футбольных пари, — сказал я. — Может Бог выбрать команду, которая победит?
Очевидно, это был один из тех вопросов, с которыми Дуги жил уже давно. В его глазах блеснул огонек: по-видимому, он размышлял, поделиться ли со мной полезными знаниями. Потом он кивнул.
— Я думаю, если бы Бог бился об заклад, он выигрывал бы в восьмидесяти процентах случаев.
— Откуда ты взял эту цифру?
— Ну, допустим, что в ночь перед матчем Он посещает места, где спят игроки, и читает у них в голове. «"Питтсбург" к игре готов, — говорит Он себе. — А „Джетс“ нынче не в форме. „Питтсбург“, — решает Он, — стоит того, чтобы поставить на него как минимум три к одному». И Он ставит на «Питтсбург». Я бы сказал, что Он бывает прав в четырех случаях из пяти.
— Но почему в четырех из пяти?
— Потому что футбольные мячи, — зловеще произнес мой отец, — не всегда отскакивают куда надо. Выигрывать чаще, чем четыре раза из пяти, непрактично. Это уже хороший результат. Если бы Он принялся анализировать каждый отскок, Ему понадобилось бы в миллион раз больше вычислений, чтобы подняться с восьмидесяти процентов до девяноста девяти. Это нерационально. У Него слишком много других забот.
— Но почему ты остановился на этой цифре — четыре из пяти?
Мой отец отнесся к этому вопросу очень серьезно.
— Иногда, — сказал он, — у игрока бывает счастливая полоса, и он с месяц, а то и больше, удерживает средний уровень выигрышей в семьдесят пять процентов. Я так понимаю, что на это время у него происходит подключение к каналам связи в высших сферах.
Я подумал о Гарпо.
— А может кто-нибудь поддерживать эту связь еще дольше?
Отец пожал плечами:
— Вряд ли. К этим линиям надолго не подключаются. — Он с легкостью перескочил на параллельную метафору: — Это все равно что ходить по канату.
— А как насчет полосы жуткого невезения?
— Эти ребята тоже на линии. Только поток идет в обратную сторону. Их интуиция врет на все сто восемьдесят процентов.
— А может, это все просто теория вероятностей?
— Теория вероятностей, — с отвращением сказал он, — засрала людям мозги больше любой другой выдумки, какую я знаю. Это чистое дерьмо. Линия связи либо подпитывает тебя, либо наоборот. А жадных совсем сбивает с толку.
— Ну а если по твоим ставкам выходит пятьдесят на пятьдесят?
— Тогда ты далеко от линии связи. Работаешь как компьютер. Загляни в газеты. Эффективность компьютерных предсказаний не поднимается выше пятидесяти процентов.
— Ладно, — произнес я, — это предсказания. Но вот как насчет совпадений?
У него был встревоженный вид. Я встал и налил нам еще.
— Добавь в мой побольше воды, — попросил он.
— Совпадения, — сказал я. — Что ты о них думаешь?
— Я уже наговорился, — сказал он. — Теперь ты.
— Ну, — сказал я, — по-моему, тут тоже что-то вроде канала связи. Вернее, целой сети. По-моему, до нас доходят обрывки чужих мыслей. Обычно мы этого не осознаем, но тем не менее.
— Обожди минутку. Ты считаешь, что люди способны посылать и принимать мысленные сообщения? Телепатия? И сами того не замечают?
— Называй это как хочешь.
— Что ж, — сказал он, — допустим, ты прав. Ну и?..
— Однажды, — сказал я, — я ездил на Аляску, в Фэрбанкс, и ты это почувствовал. Значит, была связь.
— Ага, — сказал он, — рядом с магнитным полюсом. И что ты делал в Фэрбанксе?
— Так, дурацкая аферка. Ничего особенного.
На самом деле я ездил на север продавать кокаин — это произошло после моего разрыва с Мадлен. А еще через месяц меня арестовали во Флориде, куда я приехал с той же целью. Привез два кило кокаина. Только услуги адвоката, берущего хорошие деньги за свое умение торговаться в суде, помогли свести наказание к трем годам (с правом досрочного выхода).
— Как раз в Фэрбанксе я поссорился с одним малым, — продолжал я. — Дело пахло керосином. Утром я проснулся и сразу вспомнил его лицо. Оно нагоняло жуть. Потом зазвонил телефон. Это был тот самый парень. Он и в разговоре пытался нагнать жути. Хотел, чтобы я встретился с ним ближе к ночи. Весь день я натыкался на людей, которых видел прошлым вечером, и ни один из них не удивил меня своим обликом. Они выглядели сердитыми или радостными именно в той мере, в какой я ожидал. Это было безошибочно, как во сне. Под конец дня я встретился с моим ломовиком. Но к тому моменту напряжение меня отпустило. Потому что несколько часов подряд я ясно видел его в своих мыслях, и он выглядел слабым. И правда, когда я его встретил, так и оказалось: он трусил больше, чем я.
Отец усмехнулся.
— Знаешь ли, Дуги, — сказал я, — по-моему, на Аляске все так пьют, что их сознание блокируется и в чужие головы они уже не лезут.
Он кивнул:
— Северный климат. Ирландия. Скандинавия. Россия. Жрут как чумовые. — Он пожал плечами. — Но я еще не понимаю, как это связано с твоим предметом.
— Я говорю, что люди не хотят жить в головах друг у друга. Это слишком опасно. Слишком по-звериному. Совпадения сигнализируют о том, что им недалеко до такого состояния.
— А с чего это начинается? — спросил Дуги.
— Трудно сказать, — ответил я. Потом вдохнул поглубже. В конце концов, отцовское презрение — еще не самое худшее из того, с чем, быть может, придется бороться. — Я думаю, когда вот-вот должно случиться что-то важное и неожиданное, люди оставляют свою обычную болтовню. Их мысли начинают притягиваться друг к другу. Надвигающееся событие как будто создает вакуум, и мы начинаем двигаться к нему. Самые дикие совпадения сыплются подряд, с сумасшедшей скоростью. Это вроде естественного явления.
Я почти ощущал, как он взвешивает свое прошлое. Переживал ли он нечто подобное тем утром, когда в него стреляли?
— Какие надвигающиеся события ты имеешь в виду? — спросил он.
— Плохие события.
Он сохранял осторожность.
— Например?
— Хотя бы убийство.
Он поразмыслил над моими словами. Затем качнул головой, будто говоря: «Не нравится мне такая подача». И взглянул на меня.
— Тим, — сказал он, — ты помнишь инструкцию для барменов?
Я кивнул. Когда я приступал к работе бармена, Дуги выдал мне следующее расписание. «Сын, — сказал он, — запомни вот что. На улицах Нью-Йорка время зевак — с двенадцати до часу ночи, пожары — с часу до двух, налеты — с двух до трех, драки в барах — с трех до четырех, самоубийства — с четырех до пяти и автомобильные аварии — с пяти до шести утра». Я никогда не забывал этого строгого графика. И он действительно оказался полезным.