Страница 4 из 93
Я ни разу не видел, чтобы Хайвел Джорн разозлился, но старался не навлечь на себя его холодного неудовольствия. И не потому, что боялся его, просто то, чему он меня учил, приводило меня в восторг. Я был ещё ребенком, когда мне разрешили оценивать вещи, отдаваемые в залог. И кто бы из торговцев драгоценностями не заезжал к отцу, меня всем демонстрировали как лучшего ученика.
С годами в доме образовались две партии: мать, Фаскил и Дарина вошли в одну, я с отцом — в другую. Наши, вернее мои, знакомства с остальными детьми в порту были ограничены, отец всё чаще привлекал меня к работе в магазине и к изучению древнего ремесла оценщика. В те дни через наши руки проходило немало причудливых и красивых вещей. Одни продавались открыто, другие, предназначенные отцом для частных сделок, оседали в его сейфах, и я видел лишь некоторые из них.
Среди них попадались вещи из развалин и гробниц предтеч, сделанные раньше, чем представители нашего вида вырвались в космос, добро, награбленное в империях, переставших существовать так давно, что не осталось следа даже от их планет. Встречались и другие, только что вышедшие из мастерских внутренних систем, в которых всё искусство ювелира было пущено в ход, чтобы привлечь внимание богача с тугим кошельком.
Отцу больше нравились старинные вещи. Взяв в руки ожерелье или браслет (форма которого говорила о том, что он никогда не предназначался для человеческого запястья), он предавался размышлениям о том, кто мог его носить, представители какой цивилизации его создали. Он требовал от тех, кто приносил ему эти безделушки, весьма подробного рассказа об их находке, и записывал на пленку всё, что ему удавалось узнать.
Эти плёнки сами по себе настоящее сокровище для тех, кто интересуется стариной, и я не раз задавался вопросом, понял ли Фаскил их подлинную ценность и сумел ли воспользоваться ими. Мне кажется — да, потому что, в некотором смысле, он оказался умнее отца.
Однажды, когда мы по обыкновению собрались за круглым столом, отец достал очередную чужеземную диковинку. Он не стал, как было раньше, передавать её из рук в руки, а положил на отполированный до блеска стол из чёрного крила и уставился на неё, как степной факир, читающий будущее домохозяйки по полированным бобам.
Это было кольцо, по крайней мере нечто, имевшее форму кольца. Но, очевидно, оно предназначалось для пальца вдвое толще нашего. Металл был тусклым, изъеденным ржавчиной, как будто от старости.
Камень, вставленный в зубчатую оправу, превышал по размерам мой ноготь и соответствовал величине ободка кольца. Бесцветный, без малейшей искорки, совершенно безжизненный, он был таким же тусклым и непривлекательным на вид, как и оправа. Однако чем дольше я смотрел на него, тем больше мне казалось — оно представляет собой лишь останки того, что когда-то было прекрасным и полным жизни, но давным-давно уже мертво.
Увидев его впервые, я ни за что не хотел прикоснуться к нему, хотя всегда с жадностью изучал те вещицы, которые отец использовал для занятий с нами.
— Это ещё с какого трупа? Как бы я хотела, чтобы ты не клал на стол вещи, выкопанные из могил! — Мать говорила резче, чем обычно. Тогда мне показалось странным, что даже она, лишённая, как мне казалось, всякого воображения, сразу связала кольцо со смертью.
Не поднимая глаз от кольца, отец обратился к Фаскилу таким тоном, каким обычно требовал немедленного ответа.
— Что ты скажешь о нём?
Брат протянул руку, чтобы потрогать кольцо, но тут же отдёрнул её.
— Это кольцо нельзя носить — оно чересчур велико. Возможно, оно было пожертвовано храму.
Отец ничего не ответил на это и спросил Дарину:
— А что видишь ты?
— Оно холодное, такое холодное, и оно мне не нравится, — тоненький голосок моей сестры сорвался, и она выскочила из-за стола.
— Теперь ты, — отец наконец повернулся ко мне.
Кольцо, выполненное больше, чем в натуральную величину, под стать пальцу какого-нибудь бога или богини, действительно могло быть пожертвовано храму. Через руки отца уже проходили подобные вещи. И в некоторых из них действительно было что-то, не дававшее до них дотронуться. Но если оно принадлежало богу… Нет, мне в это не верилось. Дарина права. От него веет холодом, холодом и смертью. Однако чем дольше я смотрел на него, тем больше оно мне нравилось. Мне хотелось потрогать его, но я боялся. Мне казалось, я ощущаю нечто, делающее это кольцо отличным от всех драгоценностей, виденных мною ранее, хотя теперь это был всего лишь безжизненный камень в изъеденной временем металлической оправе.
— Я не знаю. Возможно, эта вещь приносит или приносила власть! — Моя уверенность в этом была так сильна, что я говорил громче, чем хотел, и мои последние слова гулко разнеслись по комнате.
— Откуда оно? — быстро спросил Фаскил, снова наклонившись вперёд и протянув руку, как будто для того, чтобы накрыть кольцо ладонью, хотя его пальцы замерли над ним в нерешительности. В это мгновенье мне пришло в голову, что тот, кто уверенно возьмёт его в руки, последует обычаю торговцев драгоценностями: положить руку на украшение значило согласиться на предложенную сделку. Но Фаскил всё же не решился принять вызов и снова отдёрнул руку.
— Из космоса, — ответил отец.
В космосе действительно находят драгоценные камни. Дикари дорого платят за них. Мы до сих пор не знаем точно, откуда они берутся. Принято полагать, что они образуются, когда кусочки метеоритов, состоящие из определённых металлов, сверкая, проносятся через атмосферу планет. Когда-то кольца с подобными тектитами были в моде среди космических капитанов. Я видел несколько таких вещиц, принадлежавших столетия тому назад первопроходцам космоса. Но этот драгоценный камень, если только это действительно был драгоценный камень, не походил на них; бесцветный кристалл, тусклый, будто иссечённый песком, он не был ни тёмно-зелёным, ни чёрным, ни коричневым.
— Он не похож на тектит, — решил я.
Отец покачал головой.
— Я не думаю, что он образовался в космосе, во всяком случае, мне об этом ничего не известно, но его там нашли.
— Откинувшись на спинку стула, он взял чашку с фолгаровым чаем и, рассеянно прихлёбывая, продолжал разглядывать камень.
— Занятная история…
— К нам должен зайти консул Сэндз с женой, — прервала его мать, словно эта история была ей известна, и она не желала слушать ее снова. — Уже поздно.
Она начала собирать чашки и хотела хлопнуть в ладоши, чтобы позвать Стэффлу, нашу служанку.
— Занятная история, — повторил отец, как будто вообще не слышал того, что она сказала. И настолько велика была его власть в доме, что она не стала звать Стэффлу, а, явно недовольная, неловко присела на стул.
— Но правдивая, в этом я уверен, — продолжал отец. — Его принёс мне сегодня старший помощник с «Астры». Во время полёта у них отказала координатная сетка, и им пришлось выйти из гиперпространства для ремонта. Им снова не повезло, они получили пробоину от метеорита. Пришлось латать обшивку. — Его рассказ был скучным, без обычного лихо закрученного сюжета, словно он старался придерживаться фактов, которых было слишком мало. — Кьор как раз ставил заплату, когда заметил его — дрейфующее тело. Он зацепил его страховочным тросом и втащил внутрь — тело в скафандре. Ему, — тут отец запнулся, — не встречались раньше подобные существа. Оно пробыло там очень долго. И на перчатке его скафандра оказалось вот это. — Он указал на кольцо.
На перчатке скафандра — было чему удивиться. Перчатки — вещь удобная: а как же иначе, ведь человек надевает их, когда надо отремонтировать корабль в открытом космосе или исследовать планету, непригодную для жизни его вида. Но чтобы кому-то пришло в голову носить поверх перчатки подобное украшение? Я должно быть задал этот вопрос вслух, потому что отец ответил:
— Действительно, зачем? Во всяком случае, не из тщеславия. Значит это было важно для того, кто носил его. Настолько важно, что я хотел бы узнать об этом побольше.