Небесный корабль

Крафт интересовался степенью развития на Марсе естественных наук, физики и химии. Достижения механики были здесь очень незначительны в сравнении с Землей. Силы природы или мало, или вовсе не были использованы в качестве двигательной силы. Электричество почти не применялось. Телеграфа и телефона вовсе не знали. Марсиане приходили в изумление, когда Крафт пытался объяснить им, что на Земле можно говорить по проволоке за сотни верст и посылать вести через всю планету при помощи невидимых токов. Не имели здесь никакого понятия и о паровых двигателях и о других моторах. Воздух здесь не портился ни каменноугольным дымом, ни вонью газа. Зато жизненная сила растений доведена была до феноменальной высоты развития. Некоторые деревья аккумулировали токи. Кора их светилась. Выращивались цветы, служившие светильниками, Светящиеся растения обладали чудесным свойством абсорбации любого астрального света, начиная с белых лучей дневного солнца и кончая мерцанием самых отдаленных звезд. Поливая всасывающие солнечный свет растения особыми жидкостями, можно было сообщить им яркость горящего магния. — Путем сложных химических процессов этою светочувствительностью растительной клетчатки пользовались также для фотографирования жизни и ее живых красок. На больших, сотканных из особых растительных волокон полотнах, в роде наших целлулоидных фильм, запечатлевались невидимые фотографические изображения сцен жизни и картин природы, которые выступали затем под действием света различных светящихся растений, воспроизводя все натуральные оттенки и сменяя друг друга в том же порядке и с тою же скоростью, с какой полотно впитывало в себя фотографические отображения.

Эти живые картины заменяли книги и употреблялись для наглядного обучения в школах. На Земле фильмы производили впечатление фантастических игрушек, кукольного театра, где размалеванные актеры разыгрывали комедии или трагедии, сочиненные для развлечения готтентотских мозгов; здесь же демонстрировались снимки с натуры, правдивые отображения подлинной жизни. Самое изобретение восходило, по видимому, к очень древним временам, потому что во многих «храмах безмолвия» хранились снимки, относившиеся к эпохе до всеистребительной войны. Некоторые картины удалось, стало быть, спасти от гибели. Их показывали по праздничным дням и называли эти отображения жизни больших разрушенных городов, эти памятники смертоносной хищной культуры «Зеркалом правды».

О самом «Зеркале правды» Крафт пока только слышал, но уже видел современные живые картины в школах, где дети Марса наглядно усваивали все знания и сведения о природе и о жизни, которая их ожидала впереди.

Лично Крафт сильнее всего заинтересован был возможностью снестись с покинутой планетой. Не столько в целях установления связи между двумя, мирами, сколько ради сообщения домой о том, что экспедиция достигла цели; главным же образом, чтобы послать привет своей земной любви, дать знать Короне, что он жив.

Он не имел в виду оптических сигналов, наподобие некогда проектированных на Земле пифагорийских огненных письмен над пустынею Сахары. Его целью было пламенное излияние лишь по адресу одной единственной.

Наконец, ему удалось, с помощью мудрого вождя Раля и пользуясь разными ступенями семи далеко отстоящих, одна от другой террас, начертить в воздухе световую фигуру. На всех намеченных пунктах, одновременно зажжены были ослепительные сигнальные огни. Твердо веря, что одна-то обсерватория на Земле во всяком случае неусыпно наблюдает за Красной планетой, Крафт надеялся, что эти семь ярких огней будут замечены и поняты. Их расположение в точности соответствовало дугообразному расположению звезд в созвездии Венца или Короны. Это имя, пламенеющее на диске Марса, даст ей знать, что ее Александр жив и шлет ей привет с населенной планеты!

С торжественным благоговением смотрел он, сидя на спине своего летуна, на эти семь прожекторов, которые должны были гореть целые сутки, сияя в тишине зеленой ночи Марса.

XXIX

Первобытное лоно

Большинство товарищей Аванти были разочарованы тем, что этот новый мир все-таки столь мало отличался от земного. И здесь ведь владычествовал человек, подобный земному. Им непонятен был восторг Аванти по поводу того, что высшие жизненные принципы —. и здесь оказались воплощенными в той же форме: единственной доступной и понятной человеческому воображению, а потому самой правильной и самой совершенной. Их фантазия обещала им куда более феноменальные явления, пусть бы даже они шли в разрез с «вселенским разумом», как уверял их вождь.

Эрколэ Сабенэ тоже был недоволен. В этой легкой, как бы омолаживающей атмосфере кровь его обращалась в жилах быстрее, и у него разыгрывался аппетит к жизни. Вдыхая все эти растительные благовония, он все принюхивался, стараясь уловить аромат цветка, наиболее распаляющего чувства земного смертного. И он был не одинок в своих поисках. Даже такие антиподы, как японец и пруссак, искали в этом раю, если не змея, то женщину.

Самый воздух был по-женски мягок и нежен. Вечера были долгие, кротко-мерцающие. Две маленькие-луны всходили и заходили над чарующею флорою. Парки и сады выдыхали ароматы. Богатый растительный мир был полон женской плодоносной прелести. Томакура уносился мыслями к теплым ночам в Иошиваре, к снежно-белым цветам азалий в темной зелени кустов, к шелесту бамбуков и дыханию ирисов в крохотных садиках. Фон Хюльзен вспоминал парки помещичьих усадеб Померании, запах хвои, белые блузки и розовые зонтики над золотистым шелком волос и нежным пушком шейки, пониже затылка. Эрколэ Сабенэ мечтал о Монте-Пинчио с напудренными, благоухающими красавицами.

Но тут не было ни Корсо, ни бульваров с музыкой, ни вереницы экипажей с целой выставкой прекрасных лиц. Здесь нигде и никогда нельзя было увидеть скопления женщин. Они, видимо, были рассеяны по всем террасам, как драгоценнейшие, редчайшие цветы домашних садов. — Чаще всего мелькали матери. Но не окруженные детьми, как на Земле. Нет, то мать, играющая с одним малюткой, то мать, кормящая младенца грудью под сенью тысячелетних священных деревьев. Назначением женщины было блюсти семейный очаг и ухаживать за маленькими детьми.

В домашние сады чужих не допускали, и Эрколэ Сабенэ с Томакурой только глядели на них издали, как на землю обетованную. Но в то время, как японец мирился с тем, что сады эти остаются для него как бы запретными «цветочными лодками», Эрколэ Сабенэ не терял надежды, что наступит, момент, когда эти цветочные клетки откроются и драгоценные) колибри выпорхнут из них на волю.

И размножение и воспитание имели здесь, по видимому, одну единственную цель — создание наисовершеннейшей породы. И земные гости были достаточно компетентны, чтобы оценить уже достигнутые результаты. В сравнении с мужчинами женщины Марса были миниатюрны и чрезвычайно нежного сложения. Такие, словно точеные, стройные, тонкие и хрупкие фигурки встречались на Земле только среди кровных аристократок. Фон Хюльзен называл ручки и ножки марсианок «ангельскими». Эрколэ Сабенэ нашел однажды в траве оброненную девичью сандалию и долго с изумлением созерцал отпечаток узкой ножки на зеленом листке! На Марсе девушки не ковыляли на острых каблучках и не втискивали ноги в узкие футляры из кожи животных, но травяными стеблями привязывали, к своим белым ножкам зеленые древесные листы, подобно тому, как древние римляне обвертывали ногу лоскутом кожи. Леса были полны таких зеленых сандалий.

Лица у всех были белые и нежные, кожа почти прозрачная. Глаза карие и словно пронизанные солнцем. Густые черные или темно-каштановые волосы мантией одевали спину и плечи. Одежда доходила на тунику из тонкого тюля, цвета крокуса. Пояс напоминал четки из алых ягод боярышника… Ни волос, ни одежды не принято было украшать цветами, которые считались ведь неприкосновенными; Срывать можно было только плоды; бесплодные цветы увядали на ветках.

Воспитание детей и юношества велось в школах-садах, особых для мальчиков и для девочек. Лишь взрослыми и те и другие получали доступ в «рощу возмужалости». Там происходил подбор, первое посвящение в жизнь и в тайну любви. Молодые люди обоего пола ежедневно встречались, пока по свободному выбору не составляли пар и не заявляли в преддверии «храма продолжения рода» о своем желании познакомиться поближе. Преддверие это также представляло большую рощу из благородных, отборных древесных пород, под сенью которых обрученные пары гуляли, сколько им было угодно, пока не переступали последнюю грань. Тогда они заявляли о своем желании быть вместе записанными в «книгу жизни», на вечном древе которой являлись лишь отдельными листками. С помощью особого зажигательного стекла, устройство которого осталось тайной для так и не видевших его жителей Земли, любящим выжигали на груди портреты друг друга в знак того, что образы эти должны запечатлеться в их сердцах. И после того союз их освящался, в самом храме-саду, где вечно цветущие и редчайшие, никогда еще невиданные ими дотоле цветы, кусты и деревья давали благоуханный приют их молодому счастью. Лишь когда невеста чувствовала себя забеременевшей, пара возвращалась обратно в мир.