Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 44

Эрколэ Сабенэ вздохнул и произнес безнадежно:

— Откровенно говоря, у меня голова кругом идет. Покажите мне хоть этот спектр прежде, чем я окончательно сойду с ума!

— Боюсь, вам не перенести этого зрелища. Требуются очень крепкие глаза. Не лучше ли вам раньше поправиться, окрепнуть хорошенько?

— Я не могу поправиться, пока не увижу всего.

— Ну, хорошо, тогда ложитесь плашмя вот здесь, на полу, где идет поперечная черта — пояс.

— Разве это и есть спектр Марса? — спросил Эрколэ Сабенэ, растягиваясь во всю длину на полу.

— Погодите! Не испугайтесь, когда я погашу всякий свет. И наденьте сначала вот это.

— Черные очки? Но я ничего не увижу в них!

— Наденьте их и закройте глаза, пока я не скажу: глядите.

Стало темно, как в могиле: Эрколэ Сабенэ закрыл глаза и, весь дрожа от напряженного ожидания, даже прижал к очкам обе ладони.

— Глядите! — раздался голос Крафта. Эрколэ Сабенэ глянул.

Словно кто сдвинул крышку с иллюминированного изнутри часового стекла. Эрколэ лежал как бы на краю светящейся бездны и глядел вниз, в волшебное сияние полос спектра. Он как бы парил над сияющим провалом во мраке. Огненные цветные полосы чередовались, переходя из одного оттенка в другой, образуя трепещущую, знойную скалу; радужный мост из пламенеющего пурпура, текучей серной желтизны, расплавленной лазури, режущей глаз ярь-зелени; радугу из радуг; ослепительное великолепие; безумие красок!.. Полоса за полосою по очереди ранили и язвили его глаза; никогда еще его сетчатка не отражала подобного фантастического, безумного бреда в красках!..

На этот раз Эрколэ Сабенэ онемел. Исконные враги в его бедной измученной душе бросились друг другу на шею, объединенные в сознании своего бессилия и ничтожества. Сам он весь ушел в зрение, превратился в пару болезненно расширенных глаз, жадно впитывавших в себя сквозь темные очки эти световые и красочные видения, которых не вынес бы его незащищенный глаз, но которые наполняли расплавленным солнцем все темные уголки его существа.

И вдруг он ослеп. Радужный мост под ним исчез. Он поплыл, лежа на вершине скалы, над бездною вселенной, уткнувшись головой в холодный непроницаемый пол. Вход в волшебную пещеру вечности захлопнулся!

X

Солнечная камера и камера Земли

Кончилось тем, что Эрколэ Сабенэ поверил тому, что видел. Не всегда оправдывается тезис, что «вера есть твердая уверенность в невидимом». По временам бывает очень трудно заставить людей поверить и тому, что они видят. Эрколэ долго не верил собственным глазам. Но пламенный радиоспектр выжег из него скептицизм.

Он был еще далек от уразумения всего устройства того небольшого «небесного тела», в котором был заключен. Но уже не оспаривал самого факта: да, он действительно находится на борту своего рода «Небесного корабля» и мчится по вселенной, «падая на красную планету», как выразился Крафт. Довольно понятно, если принять во внимание, что весь экипаж состоял из более или менее «красных», объединившихся здесь на платформе общего недовольства условиями существования на Земле, которую и покинули. Каждый из них в отдельности «устал от войны» и, повернув спину своей земной родине, пустился на поиски небесною коммунизма.

Во время своего земного существования Эрколэ Сабенэ был фанатическим ирредентистом и патриотом, так что сумел бы найти приложение своим силам пока, наконец, его возлюбленная Италия не стала бы снова мировой империей, о чем мечтают все правоверные итальянцы. Тем не менее, он отдавал должное тому «высокому» курсу, который наметили себе его новые товарищи. И начинал обживаться на этом «Небесном корабле», который выловил его из наполненного газами окопа и спас от верной смерти.

Часто, по невежеству своему, он задавал такие вопросы, на которые мудрая команда корабля не всегда могла дать ему ответы. В общем, спутники его и наполовину не удовлетворяли его любознательности: каждый из них был специалистом в своей области и делал свое дело, не заботясь о широких обобщениях.

И Эрколэ Сабенэ бродил на свой страх вверх и вниз, по всем помещениям, начиная спектральной щелью на самом дне и кончая верхней залой с куполом и видом исчезающей панорамы Земли.

Многочисленные помещения сходились лучами в центре шара. Все имели выпуклые наружные стены из толстого стекла, которые, подобно нежным крылышкам жука, могли быть прикрыты наружными металлическими щитками. Весь корабль таким образом представлял собою шарообразное тело, мчавшееся, подобно метеору, в мировом пространстве по прямой линии к своей цели — Марсу, оставляя за своей кормой Землю, торопливо вращавшуюся вокруг своей оси и описывавшую орбиту вокруг солнца.

Но во многих отношениях Эрколэ Сабенэ был недоволен новым образом существования. Между прочим, смущало его отсутствие смены дня и ночи. Что значило здесь понятие: час? Какой смысл был теперь в одной двадцать четвертой доле суток, когда не было больше самых суток, как не было ни восхода, ни захода солнца?

Солнце не восходило и не заходило. Эрколэ мог наблюдать его в любое время. Для этого на корабле имелась особая обсервационная или вернее «операционная» камера, вращавшаяся соответственно движению Марса по своей орбите.

Под эту камеру был отрезан большой сектор шара. Эрколэ Сабенэ побывал там однажды и поклялся самому себе никогда больше не заглядывать туда. Это был сущий солнечный ад, вечно залитый палящим солнцем, которое никогда не закатывалось.

Необходимо было надевать особые очки, чтобы выдерживать пребывание там. Солнце производило здесь совсем иное действие, чем па Земле. Тут не было серебристо-голубого фона небес. Раскаленный солнечный лик не смягчался скользящею дымкой облаков. Оно постоянно пылало раскаленным до-бела огненным щитом на черном поле. И, как огненное мельничное колесо, неустанно мололо палящий, удушливый солнечный жар, наполняя им камеру. Эрколэ Сабенэ невольно припомнился библейский горящий терновник, в котором Иегова явился Моисею. Несмотря на предохранительную маску, солнечный жар так палил лицо, что Эрколэ поспешил убраться из этой «пещи огненной», от этого солнечного перпетуум-мобиле.

Потом Эрколэ узнал, что солнечная камера в буквальном смысле является «топкой» Небесного корабля. Здесь была осуществлена идея использования солнечной энергии, неосуществимая на вращающейся Земле. Здесь солнце светило постоянно, являлось непотухающим костром, который, путем сложной и остроумной системы труб и проводов, снабжал «Космополис» не только светом, и необходимым в леденяще-холодном эфире теплом, но и двигательною силой. Солнечные моторы вырабатывали для всего корабля запас атмосферы, воздуха, дистиллировали в особом чане всю грязную воду и пускали ее очищенною, прозрачною, как ключевая, вновь в резервуары. Словом, солнце было, так сказать, живым горячим сердцем «Космополиса», обусловливавшим кровообращение внутреннего организма всего этого мирка.

Солнечные моторы были в движении и «день и ночь», выражаясь неуместным здесь земным языком. Но «солнечным кочегарам», несшим работу в Солнечной камере, приходилось не только надевать маски, а и защищать красною сетчатой фуфайкой свое обнаженное туловище, чтобы предохранить кожу от солнечной экземы. Первоначальное требование капитана Аванти, чтобы все по очереди несли службу в Солнечной камере, оказалось невыполнимым. Некоторые совершенно не могли выносить непрерывное, жгучее действие солнечных лучей и заболевали, так что под конец эту работу несли одни и те же наиболее выносливые, испытанные кочегары.

В остальном принципы равенства, братства и свободы на «Космополисе» не нарушались. Каждый по очереди выполнял свою долю общей работы, все поочередно принимали участие в общих трапезах, я каждый по собственному усмотрению мог располагать своим свободным временем: мечтать, спать или читать.

Эрколэ Сабенэ тоже нес работу, на какую был способен. И он, подобно всем прочим, понемногу подпадал под власть привычки. Странное существование регулировалось и распределялось согласно долгу и заслугам. Учитывая будущее, исчисление времени вели по Марсу, где дни были на 37 минут длиннее, чем на Земле, но пока за ними можно было следить лишь по часам.