Страница 17 из 26
Взять его штурмом было очень трудно. Случалось, что потерпевшая неудачу в открытом бою римская армия, укрывшись в лагере, с честью отражала все атаки воодушевленного первым успехом врага. Враги Рима знали о том, что на возведение лагеря обычно уходило около 4-х часов, и обычно не ожидали быстрого нападения. На деле нередко все происходило совсем наоборот.
Так или иначе, но в лагере, своего рода примитивной крепости, которую легионеры, образно говоря, всегда «возили с собой», они чувствовали себя в полной безопасности.
Число легионов определяло размер римского лагеря. Максимально большой лагерь рассчитывался на пять легионов. При этом лагерь всегда разбивался по одному и тому же плану независимо от количества квартируемых в нем легионов. Римский бивак служил не только для обеспечения безопасности армии на отдыхе (ночлега) или убежища в случае отступления, но и играл роль опорного пункта для ведениях наступательных или оборонительных действий (т. е. базой – откуда можно было управлять ходом кампании), и продовольственным складом. Всей организацией лагерной жизни, снабжением и медицинским обслуживанием ведал префект лагеря – обычно это был бывший старший центурион легиона («примипил»). В его ведении находились и все метательные машины, приданные легиону. В крайнем случае он мог взять на себя командование всем легионом.
…Между прочим, все завоевания Рима, в том числе на окраинах тогдашней ойкумены, стали возможны благодаря расположенным вдоль линии снабжения римским лагерям-укреплениям. Некоторые из них со временем превратились в постоянные форты, привлекавшие торговцев, потом ставшие средневековыми городами, а затем и современными (например, английский город Манчестер – бывший римский военный лагерь). Именно благодаря высокому умению строить укрепленный лагерь римляне превзошли всех в искусстве блокады, быстро окружая осажденный город лагерями, частоколами и рвами. Если другие армии ограничивались блокадой только основных ворот и дорог, а затем лишь патрулировали окрестности города, то дотошные римляне предпочитали полностью убедиться в том, что у противника не осталось никакой возможности бежать и что он окружен непрерывным рядом осадных сооружений. Если римлянам казалось, что осаде может помешать выступившая на помощь осажденным вражеская армия, то они сооружали еще одну, наружную линию оборонительных сооружений, оставляя, таким образом, собственную армию на полностью защищенной территории между двумя рядами рвов, валов и стен…
Во главе римской армии обычно стоял консул. Ему помогали – легаты и военные трибуны. Первые обычно командовали легионами, вторые – боевыми линиями манипулов. Консул мог командовать армией лишь один год, пока он занимал выборный высший государственный пост. Ежегодная смена командующего становилась недостатком, если война принимала затяжной характер и каждый раз на театр непосредственных боевых действий прибывал новый командир, которому требовалось время, чтобы вникнуть в ситуацию и на деле понять приемы и методы вражеского полководца. К тому же не всегда умелый гражданский правитель оказывался отличным военачальником. Как известно, в случае особой опасности для государства высшее командование передавалось диктатору сроком на полгода. Он командовал основной, т. е. наибольшей, армией. Его заместителем по армии становился начальник конницы. Он традиционно командовал кавалерией, поскольку диктатору запрещалось ездить верхом. Дополнительными армиями руководили подвластные диктатору проконсулы из числа бывших консулов, или всенародно избранные преторы – вторые по рангу лица в Риме после консула, ведавшие охраной порядка, отвечавшие за правосудие, управлявшие наименее важными провинциями и ведшие незначительные войны от имени Рима. Иногда бывшие преторы (пропреторы), так же как и проконсулы, наделялись правом ведения войны.
Только консул-командующий имел право на ритуал «ауспиции» – гадание о том, благоприятствуют ли сейчас Небеса сражению или нет. С этой целью армия возила с собой в деревянных клетках цыплят, которых полководец перед сражением приказывал накормить. Если цыплята жадно бросались на еду, при этом роняя часть пищи на землю (как бы делясь с богами), то это было благоприятным знаком. Во всех иных случаях полководцу рекомендовалось всячески избегать битвы. Знаменитый римский оратор Цицерон позднее остроумно заметил по этому поводу, что среди римских полководцев был негласный обычай… морить цыплят голодом, чтобы, получив в нужный для римских военачальников момент пищу, они кидались жадно поглощать ее, но, будучи очень слабы, частично роняли. Так или иначе, но эта традиция «пращуров» культивировалась в римской армии веками вплоть до Рима эпохи Империи – ведь она говорила о священности статуса полководца, имевшего право получать знамения от богов и толковать их! Любое сопротивление своей воле командующий расценивал как нарушение воли богов.
В походе консул-командующий обладал неограниченной властью над гражданами-воинами – «империумом» (за пределами Рима римлянин не имел права апелляции к народному собранию!) и мог приказать своим постоянно сопровождавшим его помощникам – «ликторам» (одно из внешних проявлений консульской власти) – выпороть и обезглавить любого нерадивого солдата или офицера. Крайней мерой наказания провинившегося подразделения (за трусость в бою и т. п.) служила «децимация» – позорная казнь каждого десятого перед строем всего легиона.
…Кстати, «децимацию» ввел в практику на рубеже IV–III вв. до н. э. не менее легендарный, чем Камилл, Аппий Клавдий. Она производилась следующим образом: поначалу солдаты попросту забивали до смерти своих «соратников» палками, а иногда и камнями; позднее казнь стала более изощренной – «виновных» пороли солеными розгами либо бичевали кнутами с острыми крючками на концах (наподобие тех, которыми истязали Иисуса Христа в нашумевшем фильме Мэла Гибсона «Страсти по Христу»), после чего обезглавливали. В течение всего назначенного наказанием срока остальные струсившие, но не попавшие в «избранное число», легионеры не могли находиться внутри лагеря и жили перед внешним рвом. На этот период вместо пайки пшеницы их переводили на ячменный хлеб. Существовали и денежные штрафы…
В то же время дисциплина и стойкость в римской армии поддерживались не только с помощью телесных наказаний, но поощрением (земельными наделами, жалованьем) и наградами. Отличившиеся офицеры и солдаты могли получить венок из дубовых листьев за спасение римского гражданина; золотой венок полагался тому, кто первым взобрался на стену неприятельского города.
…Кстати, именно с Аппием Клавдием связана одна полулегендарная история, призванная характеризовать стойкость и непоколебимость римлян, когда Отечество в опасности! В 280 г. до н. э. после поражения Рима от эпирского царя Пирра в битве при Гераклее в сенате остро стоял судьбоносный вопрос – то ли подписывать мир с победоносным царем Пирром, то ли нет?! – мнение «отцов» Рима колебалось, а затем и вовсе стало склоняться если не в пользу мира, то, по крайней мере, за перемирие. И тут, если верить римским историкам, а римляне, как известно, слыли очень большими мастерами высокопарного приукрашивания своей истории, случилось непредвиденное. Внезапно в курии появился на носилках девяностолетний слепой и беспомощный Аппий Клавдий, бывший консул, построивший в 312 г. до н. э. большую южную дорогу – знаменитую мощеную Аппиеву дорогу (лат. Via Appia) от Рима до Капуи. По этой 350-километровой «трассе» могли свободно проехать, не сталкиваясь, две повозки. Во многом благодаря этой военной дороге Рим смог подчинить себе Среднюю Италию. В 224 г. до н. э. ее продлили до морского порта Брундзий. Аппий был не только выдающимся государственным деятелем, но и знаменитым римским оратором и писателем. Он произнес в сенате великолепную речь против мира с царем Пирром. В ней впервые была высказана мысль, ставшая правилом великодержавной римской политики: не мириться с врагом после поражения и тем более на своей земле! Под впечатлением этой патетико-патриотической речи престарелого поборника величия Рима было заявлено царскому послу Кинею: пока Пирр будет оставаться в Италии, римляне не собираются вести каких-либо мирных переговоров. Если же Пирр покинет Италию и удалится к себе на родину, то они выслушают любые его предложения о мире. Но до тех пор, пока Пирр будет оставаться на итальянской земле и даже одержит тысячу побед над Римом, война будет продолжаться до последнего римского солдата. Сегодня трудно судить, где в этом «судьбоносном» эпизоде – правда, а где – позднейший приукрас патетически настроенных римских летописцев…