Страница 71 из 90
– Епурь, слышишь?
– Слишу-слишу, товарищ капитан, – мягко ответил молдаванин Епурь.
– У нас всё нормально, сейчас будем выходить, не вздумайте стрелять! Поняли?
– Поняли! – ответил Ткачёв.
– Епурь, бля, чего молчишь, понял, нет?
– Так тошна, понял!
– Ну, ладно, выходим.
Выйдя на улицу, Воробьёв отошёл в сторону и начал неторопливо разряжать пистолет. Ему нужно было унять дрожь в ногах…
– Товарищ капитан, – с любопытством спросил Ткачёв, глядя на стройбатовца, – это тот что ли, ну, которого мы ищем?
– Ага, он, – зло сплюнул Воробьёв, – великий и ужасный. Тебе фото зачем дали, а?
Ткачёв тут же достал из кармана сильно измятую фотографию и начал сравнивать.
– Не-е, не он – разочарованно сказал он, – а мы-то…
– Хорошо хоть этого поймали, другие вообще с пустыми руками вернутся! – наставительно сказал милиционер. – Ну, поехали, нефиг тут топтаться. Почему дом не заперт? – спросил он у сторожа.
– А я откуда знаю? Хозяева уже который год не ездят, может, померли, да мало ли… Я же сторож, а не председатель правления.
– Ладно, запри здесь всё, а мы поехали.
Обратно ехали молча. Обед они пропустили, и Воробьёв прикидывал, удастся ли в Военторге купить хоть более-менее съедобных консервов и хлеба. На станции милиционер вышел, и дальше поехали одни.
Как это бывает у большинства близоруких людей, у Воробьёва от сверкающего на солнце снега заслезились глаза. Он снял очки, закрыл глаза и начал бережно массировать пальцами глазные яблоки.
– Товарищ капитан, – вдруг позвал водитель, – впереди бэтр…
Воробьёв надел очки и увидел, что перекрёсток, ведущий к гарнизону, перегорожен бронетранспортером. Офицер, стоящий перед ним, сделал знак остановиться.
– Стой, – скомандовал Воробьёв и открыл дверцу.
– Поисковая группа? – спросил капитан-пехотинец.
– Да.
– Солдаты есть?
– Есть, а что?
– Поворачивай налево! – скомандовал капитан. – И без разговоров.
Воробьёв понял, что теперь ходить голодными ему и солдатам придётся как минимум до ужина, и разозлился.
Метров через триста за поворотом машину остановил ещё один капитан, теперь уже с синими петлицами на шинели и с автоматом.
– Машину – в кусты, люди со мной! – приказал он.
– Минуту! – неприятным голосом произнёс Воробьёв и спрыгнул на снег. – Вы кто такой? Почему командуете моими солдатами? Вы мне не начальник!
Чекист быстро глянул в лицо Воробьёва и молча отошёл. Через несколько минут к машине подошёл знакомый подполковник из штаба дивизии.
– А-а-а, а я-то думал, кто это тут права качает? А это, оказывается, «облучённые» – усмехнулся он. – Людей всё-таки выдели, приказ комдива.
– Товарищ подполковник, они не обедали и с утра на ногах, по снегу лазают! И мы ещё вон, поймали одного, надо стеречь, чтобы не сбежал.
– Кого ещё поймали?!
– Да так, какого-то… Из «Дикой дивизии», самоходчик, наверное.
– Ладно. Этого у тебя сейчас заберут, я контрикам скажу, а за солдат не переживай, скоро всё кончится.
– А что тут вообще такое?
– Как что? Коптилова прихватили.
– Взяли?!
– Нет пока. На него патруль случайно наткнулся. Увидели, крикнули «Стой!», а он автомат с плеча тянет. Хорошо, патруль пехотный был – пузом в снег и очередями по нему.
– Убили, что ли?
– Да нет… Он во-о-н в той рощице залёг, никого к себе не подпускает, стреляет. Оцепление и нужно, чтобы никто из гражданских не подвернулся.
– А с ним что?
– Ну, что… Комдив приказал – не церемониться. Сейчас спецы подъедут и решат вопрос.
Подполковник ушёл. Воробьёв огляделся и увидел в кустах знакомый бронетранспортёр, переделанный в машину связи. В бэтре перед включённой радиостанцией сидел командир роты связи КП, высокий, румяный и весёлый старлей, предмет эротических грёз телефонисток с узла связи.
– Привет, Валер, – сказал Воробьёв, – ты чего сам за рулём-то?
– Так бойцов всех в оцепление забрали, серпом их по молоту! У тебя тоже?
– Ага… У тебя пожрать ничего нет?
– Глянь в ящике, там сухпай лежал.
Воробьёв покопался в ящике для ЗИПа и разочарованно сказал:
–Пусто…
– Ну, значит бойцы схомячили, больше нету ничего…
– Ладно… Чего в эфире слышно?
– Спецы уже на подходе, да, наверное, уже здесь, сходи, посмотри, а то мне от радиостанции отходить нельзя.
– Дай бинокль.
– В сумке, на борту. Не забудь вернуть, облучённый!
– Получишь у Пушкина! До свиданья, дефективный! – беззлобно процитировал Воробьёв и полез наружу.
Бронетранспортёр со «спецами» как раз выехал из-за поворота. Около комдива и его свиты он остановился, из машины выбрались четыре человека с незнакомым оружием, в бронежилетах поверх бушлатов и касках-сферах. Один держал на поводке овчарку.
Быстро поговорив с комдивом и осмотревшись, один из них постучал прикладом по броне. Машина тронулась и поползла в сторону рощицы, спецы быстро шли по колеям машины, стараясь не высовываться из-за её габаритов.
Внезапно что-то несколько раз треснуло. Воробьёв не сразу понял, что это, наверное, Коптилов стрелял по бронетранспортеру. БТР остановился, крупнокалиберный пулемёт в башне пошевелился, как бы нюхая воздух, и вдруг неожиданно басовито и раскатисто ответил очередью. В рощице взметнулось снежное облако, а транспортёр вдруг резко взял с места и наискось вломился в кусты, закрывая своим корпусом штурмующих от Коптилова. Спецы метнулись вперёд, а БТР дал задний ход, отъехал метров на сто и остановился, держа под прицелом пулемёта рощицу. Стрельбы больше слышно не было.
Через пару минут из кустов вышел один из спецов, держа автомат на плече. Глядя в сторону комдива, он скрестил перед лицом кисти рук, а потом, не торопясь, пошёл к бронетранспортёру. Из рощицы вышли ещё двое, он волокли, взяв подмышки, тело в солдатской шинели. Вытащив из кустов, они бросили его лицом вниз в снег.
Воробьёв смотрел в бинокль, не снимая очков, поэтому видно было неважно, но ему показалось, что за телом тянется кровавый след.
Воробьёва пробрал озноб, он поёжился, взглянул на небо и вдруг понял, что день заканчивается. Маленькое, как раскалённый пятак, солнце валилось за реку, и там, на закате, небо уже окрасилось тревожным, малиновым цветом, а снизу вверх поднимались фиолетовые полоски облаков, похожих на ледяной туман.
Завтра будет ещё один морозный день, – подумал Воробьёв, – такой же, как сегодня зимний и пронзительно ясный день…
Маленький сержант
Полковой «контрик» по кличке «Ласковый Толя» вышел из военторговской столовой и, не торопясь, закурил. Питание по лётно-технической норме ему, так же как политрабочим и тыловикам, не полагалось, поэтому приходилось обедать в «платке». В этой столовой не было официанток, и приходилось отстаивать небольшую очередь, но зато в буфете можно было купить бутылку «Жигулёвского». Употребление пива в рабочее время, в общем-то, не одобрялось, но и не запрещалось, поэтому Толя за обедом себя побаловал бутылочкой и сейчас пребывал в полной гармонией с природой и самим собой.
По утрам уже подмораживало, но на солнце было тепло. День был не лётный, поэтому в гарнизоне было тихо, только высоко над головой шумели сосны, а вдалеке на аэродроме звенел, как комар, транспортник. Из столовой, дурачась, вывалились два старших лейтенанта, один со смехом надвинул другому фуражку на нос. Увидев Толю, они враз поскучнели, отдали ему честь и быстро свернули за угол. Толя вздохнул. В отличие от многих своих коллег, Толя действительно был хорошим, дружелюбным парнем и улыбался окружающим от чистого сердца, однако гарнизонный люд считал его улыбку какой-то особо изощрённой хитростью Конторы и предпочитал обходить контрика стороной.
Подавив привычный вздох, Толя выбросил сигарету и стал раздумывать, чем бы ему заняться. Срочных дел не было, и Толя решил сходить в штаб, узнать насчёт входящей почты и пообщаться с оперативным дежурным КП дивизии, чтобы «вообще быть в курсе».