Страница 57 из 90
Дошло до вопросов. Классический ботаник студент Певзнер спросил, знакомо ли доктору понятие утренней эрекции? Доктор ответил утвердительно. Тогда, не унимался Певзнер, чем доктор может объяснить тот факт, что его, Певзнера, утренняя эрекция не посещает уже третий день? Доктор под дружное ржание коллектива пояснил, что умный организм на время отключил эту опцию, чтобы она не мешала исполнению обязанностей курсанта.
5 июля. Сегодня студентами был растлён старшина роты.
Старшина курил исключительно «Приму», смачно отплёвываясь. Студенты договорились, и каждым утром, когда он заходил в курилку, к нему со всех сторон тянулись руки с пачками «Мальборо», «Кента», «Винстона» и прочей буржуйской курятины. Два дня старшина дегустировал, но на третий в ответ на предложения покурить ментолового «Салэма», задрал ногу, как барбос, собирающийся осквернить дерево, торжественно выволок из кармана бриджей пачку «Кэмел» и до окончания сбора курил только их.
Вообще, наш старшина – уникум. Когда он инструктирует суточный наряд, я ухожу из расположения, чтобы не подрывать его авторитет ржанием. Старшина говорит на смеси русского, украинского и, кажется, белорусского языков, каждым из которых он владеет не вполне. В его речи постоянно мелькают «кабуры», «тубаретки», «резетки» и прочие таинственные предметы военного обихода. Ударения в иностранных словах он ставит настолько своеобразно, что часто не удаётся понять, о чем, собственно, идёт речь.
Нахальные студенты как-то поинтересовались, а в чем разница между табуретом и тубареткой?
Старшина, закалённый многолетней работой с личным составом, нашёл ответ практически мгновенно. Различие, оказывается, состоит в том, что у табурета есть дырка в сидении для переноски, а у тубаретки – нет. Потрясённые студенты отстали.
6 июля. Сегодня были стрельбы. Старшина спросил, сколько брать патронов. Я решил пошутить и сказал, что трёх цинков, наверное, хватит. Старшина шутку не оценил и приволок три цинка. Сдать назад нельзя, патроны под списание. Придётся расстреливать. Удавлю!
Студент Вайсброт из первый смены стреляющих точным выстрелом перебил трос, на котором висят мишени. Начальник стрельб – комендант гарнизона – сказал, что это первый случай за четыре года, хотя многие старались попасть специально. Вайсброт говорит, что не нарочно. Верю. Больше в мишень он не попал ни разу. Собственно, попаданий вообще было немного.
Студент Хороших из хулиганских побуждений засунул палец в гнездо для пенала с принадлежностями. Хорошо, что палец. Пришлось откручивать винты и снимать накладку на прикладе.
Студенты утверждают, что у автоматов сбит прицел. Старшина взял первый попавшийся автомат и приказал повесить новую мишень. Стрелял с колена. После того, как мишень принесли обратно, студенты затихли: «яблочко» разодрано в клочья. Оказывается, старшина в Афгане служил в ПСС.
Просят пострелять меня. Непедагогично, но отказываться тоже неудобно. Выпустил магазин. Ладно, с моими «-5» получилось ничего.
Собираем гильзы. Один студент нашёл гильзу от «Шилки», предлагал отдать за 10 автоматных. Гильзу отобрал, сказав, что она секретная. Сделаю из неё подсвечник: очень удобно, донце тяжёлое и диаметр как раз под декоративную свечу.
10 июля. Распределял студентов на работы. Чувствовал себя плантатором. Тех, кто ещё помнит, для чего первоначально предназначался паяльник, отдал в ТЭЧ. Программеры ушли в штаб и на объективный контроль. Прикладных математиков, как не способных к созидательному труду, пристроил к кухне.
Приходила заведующая столовой. Жаловалась. Оказывается, прикладных математиков отправили собирать бруснику для лётной столовой. Собрали по стакану, остальное пожрали. В оставшееся время играли в преферанс на бруснику. Перекинул математиков на стоянки, выщипывать траву между стыками плит. Студента Вайсброта, впрочем, она попросила оставить. Я не против, Вайсброт, кажется – тоже.
12 июля. После развода на занятия ко мне подошёл студент Аверьянов и интимно доложил, что при мочеиспускании испытывает проблемы, несовместимые с учебным процессом и просит разрешения убыть в санчасть. Пошёл с ним.
Вникнув в суть проблемы, дежурный врач предложил с трёх раз угадать, с кем студент Аверьянов совершал, так сказать, соитие. Получив утвердительный ответ, угадал со второго.
Студент Аверьянов подавлен.
15 июля. Контрольный визит в санчасть. Аверьянов исцелён. После лечения на его щёках играет приятный румянец, исчезли прыщики на коже. Доктор объяснил, что это побочное действие антибиотиков.
Поймал себя на мысли, что теперь мне больше нравятся бледные люди. Неохотно подаю руку румяным.
18 июля. Чудовищно жарко. Над аэродромом повисло марево. Раскалённый воздух, подобно огромной пыльной подушке, давит к земле. Шерстяные брюки противно липнут к ногам, по спине тычет. Еле дожил до вечера. Набрал в местном магазинчике пива, сколько смог унести. В гостиничном номере, лязгая зубами от жажды, открыл первую.
Из бутылки, как из огнетушителя, хлестнула пена. Отнёс бутылку в раковину, где охлаждались остальные. Всё пиво вышло пеной. Вторую открывал над раковиной. Пена. Пиво мутное, прокисло. Напился воды из-под крана. Стал думать, что делать. Вспомнил, что кто-то рассказывал: если поджечь веточку и бросить в старое пиво, оно очистится, а муть уйдёт на дно. Породу дерева, конечно, не помню. Спустился во двор, наломал разных. Что мне жалко, что ли? Будем пробовать.
Поджигаю ветки, бросаю в пиво. Пиво шипит, пенится, в нем выпадают какие-то подозрительные хлопья, но оно остаётся мутным. Чувствую себя Менделеевым и Клапейроном в одном флаконе. Боюсь взрыва.
Запах в номере настолько сильный и странный, что в дверь постучалась дежурная по этажу. Долго объяснял, в чем дело. Дежурная посмотрела на меня, как на ребёнка-инвалида, и сказала, что свежее пиво принято добывать из её холодильника.
А-а-а!!! Бульк-бульк-бульк. А-а-а… Бульк-бульк-бульк.
Вечер окончился ливнем. Молнии бьют в степь, в небе полыхает ослепительным фотографическим светом. Мокрые ветки деревьев, как банные веники, хлещут по проводам, высекая снопы разноцветных искр, при этом свет в окнах домов заметно тускнеет.
Цветомузыка дождя.
19 июля. В дверь стучат ногой. Добрый знак.
Это начмед. В одной руке банка со спиртом, в другой – пакет с закуской. Пришёл проставляться. Оказалось, что мои воины из групп медэлектроники за неделю перечинили в санчасти всё, что можно воткнуть в розетку, и собрали пару новых приборчиков, с помощью которых сняли острый приступ радикулита у старшего прапорщика из вещевой службы. Прапор, который по гарнизону ковылял с палочкой, от облегчения расплакался.
– Кстати, – задумчиво сообщил начмед, – имей в виду, твои по ночам бухают.
– Откуда ты знаешь?
– А они бутылки в наш мусорный ящик складывают.
– Так может, это ваши?
– Не-е-е… Наши посуду просто из окон выбрасывают…
20 июля. Пришёл студент Вайсброт. Хочет жениться на заведующей столовой. Говорит, полюбили друг друга. Сказал, что если женится, поставлю двойку на экзамене. Вайсброт напирает, что у них – чувство, я – на то, что его паспорт у меня. Просит вызвать маму. «Пусть приедет мама, мама скажет!»
Два часа уговаривал. Решили, что жениться, как честному человеку, ему всё-таки надо, но только после сдачи выпускного экзамена по «войне», ибо настоящее чувство должно пройти проверку разлукой!
Интересно, меня кормить-то в столовой не перестанут?
21 июля.
Зашёл в гарнизонный Военторг. В продуктовом отделе – совершенно пустые полки, исчезло даже детское питание и страшненькие рыбные тефтели. Продавщица читает книжку.
– А где… всё?
– Как где?! Вчера всё ваши термиты вынесли, а продуктовая машина будет только завтра.
– Какие термиты? – испуганно спрашиваю я, прикидывая, что делать, если на меня бросится сумасшедшая продавщица.
– Известно какие, вон, – тычет она книжкой в окно.