Векша

Семья высыпала навстречу Куделе и ввела его в дом. Векша с Путятой сложили свою поклажу у клети.

- Не сродни ли тебе медведь случаем? - насмешливо спросил Путята, смерив Векшу взглядом с ног до головы. При госте они за всю дорогу до Киева не перекинулись ни единым словом. Векша глянул на него исподлобья.

- У нас нет обычая родниться со зверями, - ответил хмуро.- Если же у вас такое водится, то ты из хорьков, пожалуй.- И отвернулся.

- Я пошутил, не сердись, прости на том, - осекся Путята.- В Киеве впервые?

- Ну да.

- Я тебя по городу повожу. Перед походом у нас торг всегда великий. Народа набивается отовсюду!..- И стал рассказывать о всяких чудесах, происходящих на торжище.

Из гостева дома долго никто не показывался, будто там все заснули. Но вот наконец из двери, вытирая рушником масленые губы, степенно вышел уже в одной сорочке и полотняных ногавицах хозяин и пригласил Векшу и Путяту в дом.

Векша поклонился с порога Куделиной родне, которая как раз выходила из-за большого, накрытого белой скатертью и густо уставленного мисками стола, и остановился в изумлении.

В жилище было светло, как на дворе. Все окна из прозрачной слюды, не то, что у него дома - одно-единственное, и то затянутое пузырем. Широкие скамьи, накрытые коврами, судники с разукрашенной посудой. Стены, потолок и большая под потолок печь побелены белой глиной, разрисованы цветами и птицами. А на тыльной глухой стене висят меч, лук, тул [сагайдак, сумка для стрел (колчан)] со стрелами, шлем, кольчуга. В красном углу на полке стоял деревянный Велес [бог торговли и скотоводства у славян-язычников], поблескивая голубыми глазами-бусинами.

- Проходите, садитесь, угощайтесь, - пропела пожилая полная гостьева жена, подвигая к краю стола миски с недоеденными яствами.

Первым сел Путята, а за ним медленно опустился на скамью Векша.

Глава третья

НА ТОРЖИЩЕ

 Когда работники потрапезничали, гость сказал, зевая:

- Теперь надо поспать. Веди, Путята, Векшу в клеть, покажи, где ваше  ложе. - А сам укладывался уже на широкой лавке. Векша не привык спать днем, и сейчас ему не хотелось ложиться, тем более что Путята обещал поводить его по Киеву.

- Мы не хотим спать, - сказал Векша за себя и за Путяту.- Пойдем город посмотрим.

- Ну, идите, - махнул рукой Куделя.

Векша мало что успел увидеть по пути от пристани к подворью гостя, так как приходилось смотреть больше под ноги, чтобы не споткнуться о камень, которых немало было на дороге. Теперь, когда Путята вел его узкими извилистыми улочками к торжищу, он мог получше разглядеть все вокруг.

Спускались они с высокого холма. Отсюда, как на ладони, видны были Подол, широченный Днепр, Почай-река, запруженная большими и маленькими челнами с ветрилами и без ветрил. Слева, у причалов, разместилось и само торжище, казавшееся сверху разворошенным муравейником.

Еще издали были слышны людской гомон, скрип колес, ржание лошадей, мычание скота. А когда очутились на самом торжище, у Векши от всего этого шума с непривычки закружилась голова.

- Что это? - остановился Векша перед огороженным двориком возле пристани, в котором толпился народ.

- Капище [храм язычников-славян] Велеса, - пояснил Путята.- Гости возлагают богу жертвы, чтобы повезло в торге и в пути.

Векше захотелось пробраться сквозь толпу во дворик, поглядеть на таинство.

Под деревянным навесом от дождя и ненастья стоял вкопанный в землю такой же, как у Кудели, только значительно больших размеров бог Велес. Рядом с ним лежал круглый помост-жертвенник. Вокруг жертвенника неторопливо похаживал с непокрытой головой седой бородатый волхв [служитель языческого храма у восточных славян], удивительно похожий на самого бога, и все время, воздымая руки вверх, вполголоса произносил молитву-мольбу.

Гости, всевозможные умельцы, каждый, кто прибыл сюда со своим товаром, прежде чем начать торг, заходили во дворик и клали или ставили на жертвенник дары богу; ловец - шкурку зверя, бортник - горшочек меда, ратай - мешочек зерна, гончар - кувшин или горшок, оружейник - стрелу или, если не пожалеет, то и лук или копье, ткач - кусок полотна. Дарили то, чем славилось киевское торжище. А на нем чего только не было!

Выйдя из дворика, Векша и Путята попали в рыбный ряд. На лавках лежала и живая, и жареная, и вяленая, и копченая рыба. В бочках плавали огромные сазаны, окуни, караси, извивались резвые вьюны, метались зубастые щуки.

Дальше тянулись ряды птичьи, овощные, хлебные и медовые. За ними - кожаные и меховые.

"И кто только все это добро добывает? - думал Векша, подолгу простаивая возле торговцев.- Отцу моему хотя бы малую толику от этого, мы бы и горя не знали. Вдоволь было бы и на обмен, и для себя".

А когда забрели в ряд, где продавались изделия русских и чужеземных умельцев и оружейников, у Векши так и разгорелись глаза. Тут была красивая, в узорах, глиняная и деревянная посуда, расставленная прямо на земле; блистали бронзовые, серебряные и золотые украшения; сияло на солнце ратное снаряжение - гибкие, обоюдоострые мечи, длинные копья, стальные шлемы, кольчуги-нагрудники, боевые секиры...

- Откуда все это берется? - дивился Векша.

- Разве Русь мала? Одних городов вон сколько, а весей - и не счесть! И каждый чем-то промышляет. А по весне, когда по-съезжаются в Киев гости из чужих земель, тогда еще и не такое увидишь!

Торговцы всячески расхваливали свой товар, зазывая покупателей. Гончар, чтобы показать, какие крепкие у него кувшины и горшки, отчаянно колотил по ним увесистой палкой. Они звонко вызванивали каждый своим голосом: маленькие - тоненько, средние - погуще, большие - совсем густо и грубо.

Векша и Путята, затаив дыхание, ждали, что вот-вот какой-нибудь горшок или кувшин не выдержит удара и разлетится на черепки. Но посуда, видно, и впрямь была крепка у того гончара - не билась.

- Осталось два харалужных [булатных] меча-кладенца! Не тупятся, не щербятся, не ломаются! - выкрикивал седоватый мечник.- С таким мечом каждому под силу богатырем стать!

Завидев Векшу, обратился к нему:

- Покупай, молодче, тебе в самый раз! Будто для тебя кованы. С этим мечом непременно богатырем станешь.

Векша улыбнулся, ответил в тон древлянской присказкой:

- И смерду хочется пива, да нет купила.

Увидев поодаль толпу мужчин, среди которых выделялись несколько светлоусых варягов, Векша и Путята направились туда.

Посреди толпы стоял высокий, худой, как кащей, стрельник. Перед ним на разостланном мешке лежали стрелы. Вряд ли эти стрелы (хотя каких там только ни было: с перьями и без перьев, с острыми, как иголки, наконечниками для охоты на пернатую дичь и с тупыми - для охоты на белок, чтобы не портить мех, длинные и короткие!) собрали бы столько народу возле него, если бы он не привел на торжище в помощники себе красавицу-дочку. Она была на диво хороша: рослая, белолицая, кареглазая, с длинной толстой косой и густыми смоляными бровями. Ее белую с мережеными рукавами и воротничком полотняную сорочку перехватывал в талии узкий кожаный поясок, украшенный блестящими бляшками и прошитый серебряной проволокой. Руки пониже локтя охватывали зеленые стеклянные обручики, на шее - желтые мониста, в ушах - сверкающие сережки.

- Это Яна, - шепнул Путята.- За нею все молодцы Киева увиваются. А она хоть бы что, ни на кого и не глянет...

- Как хороша! - прошептал Векша, во все глаза глядя на девушку. Никогда еще он не видел такой красавицы. Так и стоял бы как вкопанный и глядел, глядел...

Но тут в нескольких рядах от них вдруг поднялся такой шум, что люди, как шальные, бросились туда, увлекая за собой Путяту и Векшу.

- Скоморохи! Скоморохи пришли! - восклицали радостно в толпе.

Одетые в шкуры лесных зверей, увешанные множеством колокольчиков, скоморохи кувыркались на ходу, кукарекали по-петушиному, гоготали по-гусиному, ревели по-медвежьи. А то еще ставили длиннющий шест и, как белки, взбирались на самую его верхушку.