Страница 5 из 44
Когда мы работаем с ребятами школьного возраста, они по нашей просьбе рисуют нехитрую диаграмму: три круга. Один обозначает класс, другой — двор, а третий — город. И раскрашивают двумя карандашами, черным и красным. Черный — это плохие люди, красный — хорошие. Каждый ребенок схематически отображает окружающий мир, руководствуясь своими представлениями о соотношении в нем добра и зла. В самом начале девяностых годов даже у ярко выраженного меланхолика черный сегмент редко был больше красного. Мало того: по мере расширения заданного пространства процент черного, как правило, уменьшался. Ребенку, у которого не сложились отношения с одноклассниками, все равно казалось, что город (то есть, мир) — не злонамерен.
Что же мы наблюдаем теперь? Почти все школьники (восемь из десяти) видят город-мир в черном цвете. Теперь, как правило, эта последняя диаграмма напоминает арбуз с вырезом: там есть небольшой красный ломтик. И такое встречается даже у тех, у кого и в классе, и во дворе все обстоит вполне благополучно!
Обилие страшного страшно еще и тем, что притупляет чувствительность. Такое эмоциональное отупение — это своего рода защитная реакция. Причем она не специфична для детей. Сегодняшних взрослых тоже мало что «колышет». Вспомните, как все общество «сотряслось» в конце 1988 года, узнав об армянском землетрясении. А сейчас… Войны, разбомбленные города, захваты террористами роддомов и больниц, угрозы ядерного терроризма… Кого бы сейчас особенно взволновало известие о каком-то там землетрясении?
Чего же требовать от детей? После развороченных внутренностей и расчлененных трупов, показанных крупным планом, почему их должна трогать мамина усталость, папина головная боль или бабушкина немощь? У крови слишком терпкий вкус, после него все кажется пресным.
Когда мы беседуем на эту тему с родителями, они часто перебивают нас растерянным вопросом:
— А что мы можем сделать? Как оторвать ребенка от телевизора?
Но ведь никто не спрашивает, что делать, если ребенок тянется к рюмке водки, как отобрать у него пачку таблеток или крысиный яд. Просто многие не осознают степени опасности, когда речь идет о ядах, отравляющих душу.
Не только на экране, но и в жизни бывают обстоятельства, с которыми совершенно не обязательно знакомить ребенка детально. Он еще успеет, повзрослев, столкнуться с ними «нос к носу», но к тому времени он успеет и окрепнуть душевно. В первую очередь это касается смерти близких. Детям до восьми-десяти лет лучше не видеть покойников. Это не значит, что нельзя при ребенке вспоминать умерших бабушку и дедушку — можно и нужно! Так же, как и вместе ходить на кладбище. Пусть помогает убирать могилу, сажать цветы. Но смотреть на мертвого человека — слишком тяжелое испытание для ребенка. И даже если он будет выглядеть вполне спокойным (а родителям иногда кажется, что их сын или дочь стояли у гроба и вовсе равнодушно), это скорее всего лишь внешнее выражение шока и грозит «отсроченной реакцией». Вдруг через месяц-два, казалось бы, на ровном месте, может нарушиться сон, ребенок начнет просыпаться в мокрой постели, кривить лицо, плакать из-за каждого пустяка…
— Вы противоречите сами себе! — упрекнет нас внимательный читатель, который помнит, как мы когда-то писали о необходимости героических примеров в воспитании детей. — Герои, они, между прочим, умирают. Мало сказать, умирают — погибают мученической смертью! Их расстреливают, сжигают, вешают. А от этого, если вам верить, у ребенка может родимчик случиться! Так как же одно с другим увязать?
Вопрос, как говорится, «на засыпку». И все же попытаемся ответить. Да, герои погибают. Но их гибель (которую в советском искусстве для детей и юношества, кстати, показывали и описывали без натуралистических подробностей) свидетельствует прежде всего не о слабости и бренности человеческого тела, а о величии человеческого духа. О том, что НЕ ВСЕ можно победить, не над всем можно надругаться. В «Колымских рассказах» Варлама Шаламова написана страшная правда о советских лагерях, и ребенок когда-нибудь ее узнает. Но прежде чем узнать, как страх, унижение и насилие превращали человека в зверя, как люди ели людей, он должен узнать и почувствовать другое: как люди в нечеловеческих условиях совершали нечеловеческие усилия, чтобы вопреки всему остаться людьми. И это тоже правда!
Если же с детства внушать (хотя мы считаем, что это и взрослым не показано), что человек — всего лишь жалкая беспомощная букашка, которую можно подвергнуть самым разнообразным и изощренным мучениям, если ребенок с младенчества усвоит, что зло беспредельно (в нашу жизнь и так уже по-хозяйски вошло слово «беспредел»)… Ну что ж, тогда не жалуйтесь, увидев, как ваш сын униженно лебезит перед дворовым хулиганом, а также не надейтесь, что в будущем он станет опорой для старых (вас) и малых (его детей). Чего требовать от букашки?
Ну и зачем же мы ополчились на американские фильмы? Там ведь и борющиеся со злом герои-супермены, и непременный «хэппи-энд». Все так, да только страсти-мордасти настолько перенасыщают этот «раствор», что человек, особенно маленький, «выпадает в осадок». Лучше всего это выразил один пятилетний мальчик, который, оторвавшись от экрана и горько рыдая, прибежал на кухню.
— Мама, мама, там опять убивают!
— Не волнуйся, сынок, в конце все будет хорошо.
Малыш посмотрел на маму с какой-то недетской обреченностью и очень серьезно сказал:
— Мамочка, я, знаешь, могу до конца и не дожить…
(Авторская ремарка: манная каша с сахаром или с вареньем — самая что ни на есть подходящая еда для маленьких детей.)
1995
ПИЦЦА-ТРОЙКА
Где-то на исходе застоя все культурное население нашей тогда еще бескрайней Родины мечтало раздобыть две жизненно важные книги: «Толковый словарь» Даля и энциклопедический словарь «Мифы народов мира». Их покупали с бешеной переплатой на черных рынках, получали в обмен на тонны макулатуры. А если появлялся знакомый иностранец, который перед отъездом спрашивал: «Что я могу для тебья сдьелать?», — младший научный сотрудник, поспешно сглатывая мечту о джинсах и тайно умиляясь собственной возвышенности, с достоинством отвечал:
— Да нет, спасибо, мне ничего не нужно… Разве что словарь Даля. В «Березке» на Кропоткинской.
Но спустя десять лет стало ясно, что словарь Даля уже не актуален, поскольку менеджеру, дилеру, брокеру, как, впрочем, и устроителям воркшопов, кофебрейков и семинаров по файндрайзингу все эти «хилые прибамбасы как-то не в дугу». Да и нужной справки не получить.
«Мифы» тоже особого энтузиазма не вызывают. А жаль! Ведь сейчас самое время не только ознакомиться с опытом народов мира, но и обогатить его собственным. Благо мифов у нас нынче — можно не по словарю Даля? — как грязи.
Вот, например, такой. Принято за аксиому, что в советском, насквозь милитаризованном обществе и сознание людей было милитаризовано, причем с самых что ни на есть юных лет. Еще бы! В школе уроки гражданской обороны, в пионерлагере игра в «Зарницу», малышам (о, эти ужасы тоталитаризма!) покупали пластмассовые автоматы и оловянных солдатиков. В общем, растили убийц.
И вроде бы все так. Особенно, если не задумываться, не вспоминать, не сопоставлять. Хотя подчас реальность буквально принуждает это сделать. Волей-неволей призадумаешься, услышав такой диалог.
Спорят брат и сестра пяти и десяти лет. Наконец, когда остается полшага до драки, в ход идут последние, «козырные» аргументы.
Сестра: Малявка, я тебя сильней!
Брат (на секунду оторопев, но быстро найдясь): Зато я Терминатор! Могу убить!
Сестра: А я Бэтмен! Он еще и летает!
Брат: Тогда я… четыре ниндзи-черепашки! (Декламирует, радуясь неожиданной рифме.) Мы вчетвером тебя убьем!
Сестра: А я Хи-мен! Я твоих черепашек изрублю на мелкие кусочки!
Брат: А я Человек-паук!
Сестра: А я Робо-коп!