Злая Звезда

Элька с ужасом вспоминала тот день, когда Жак утром не смог подняться с постели. Он лежал, придавленный к подушкам невидимой тяжестью, и смотрел на неё огромными испуганными глазами. Разбитое параличом тело отказалось подчиняться ему. Могучие мускулы за одну ночь одрябли и превратились в студень. Волосы принца, как и у всех больных немочью, стали седыми. Недаром народ прозвал болезнь – пепельной. Принц быстро угасал. Он не мог глотать, и Элька несколько раз в день заливала ему в горло теплый куриный бульон, со слезами вспоминая, как Жак точно так же ухаживал за ней, когда она была больна. Но тогда это было обычным истощением и простудой, а сейчас…

По улице тяжело протопал карантинный отряд. Закованные в тяжелые скафандры солдаты с большими баллонами за спинами и огнеметами в руках всегда проходили мимо, направляясь к окраинам, где немочь свирепствовала сильнее всего. Однако на этот раз они остановились напротив таверны «Благородная отрыжка». Хозяин таверны сегодня впервые не перевесил тряпку. Дело в том, что по указу короля Тинора, жители не имели права покидать свои дома и два раза в день должны были менять флаги на входных дверях. Ночью полагалось вывешивать белый флаг, а днем черный. Если цвет полотнища не соответствовал времени суток, значит, все обитатели дома заболели, и тогда приходил карантинный отряд.

Солдаты даже не пробовали постучаться. Они сразу выломали дверь ударами тяжелых сапог и вошли внутрь. Элька видела, что они поднялись на второй этаж по винтовым лестницам. Струи жидкого огня хищными змеями запрыгали по комнатам. Вспыхнули занавески и рамы на окнах. Эти парни в тяжелых скафандрах от усталости давно превратились в бездумных роботов. Они уже ничего не чувствовали и легко могли сжечь заживо даже вполне здорового младенца. У них просто не было сил для сочувствия. Круглые сутки они бродили по городу и дезинфицировали жилища, уничтожали трупы и выжигали инфекцию.

Заполыхали половицы, и языки пламени начали пожирать столы в обеденном зале таверны. В багровых отблесках медленно двигались черные тени карантинщиков. Неуязвимые для огня, они вновь и вновь нажимали на курки своих огнеметов, и пламя разгоралось всё жарче. Элька представила, как в огне обугливается беспомощное тело хозяина таверны веселого толстяка Авера и его не менее толстой и озорной жены. Еще вчера они грелись на солнышке рядом со своим пустующим заведением, а сегодня не смогли встать с кроватей.

Элеонора отошла от окна. По стенам метались красные всполохи, резко пахло гарью. Комната, которая еще совсем недавно была для нее чудесным райским уголком, превратилась в филиал адской канцелярии. А ее любимый Жак, волшебник, сумевший сделать из холодных покоев каменного дома теплое и уютное жилище, стал недвижимым чудовищем. Сначала болезнь лишила его возможности двигаться, а потом начала пожирать его плоть. Всё тело Жака покрылось глубокими зловонным язвами. Гниющая ткань студенистой слизью стекала с костей. Обнажившиеся зубы и ребра торчали наружу, и казалось, что на кровати лежит мертвец, но это только казалось. Жак был еще жив, и смерть не грозила его телу. Пепельная немочь одаривала кое-чем похуже простой физической смерти. Она убивала только душу.

Элеонора взяла со стола чистую тряпочку. Она методично несколько раз в день дезинфицировала язвы больного. Эта процедура не могла облегчить страдания Жака, но равномерные движения успокаивали ее саму. Элька давно выплакала все слезы, и ее глаза были сухи, как песок в пустыне. От этого она чувствовала себя еще хуже. Когда плачешь, становится немного легче.

Кто-то тихо постучался. Элеонора подошла к двери и откинула задвижку. Охрану давно сняли, но бояться всё равно нечего. Всё самое страшное, что могло случиться в ее жизни, уже случилось. Поэтому она без опаски открывала дверь кому угодно. Снаружи стоял доктор, облаченный в легкий прорезиненный комбинезон. В его руке покачивался пузатенький саквояж с медицинской эмблемой на кожаном боку: острый меч, охваченный хищными языками пламени. За спиной врача маячили фигуры карантинщиков с огнеметами наперевес. На их рукавах красовались точно такие же эмблемы.

– В чем дело, док? Я сменила флаг на дверях. – Элька недвусмысленно погладила рукоятку заткнутого за пояс бластера.

– Сегодня тринадцатый день, – мрачно заявил врач. Его голос сильно искажался дыхательной маской и напоминал поросячье хрюканье. – Тринадцатый день паралича. Вы понимаете, что это означает?

Элеонора кивнула. Она прекрасно знала, что это означает. Больной пепельной немочью на четырнадцатый день встает с постели. Его измененное инфекцией тело становится неуязвимым для оружия и, подчиняясь неведомому инстинкту, начинает истреблять всё живое вокруг.

– Войдите, – Элька уступила доктору дорогу. – А солдаты пусть пока подождут. Я скажу, когда будет можно.

Доктор вежливо прикрыл за собой дверь и приблизился к больному. Он заглянул в лицо Жака и пощупал его пульс рукой, защищенной толстой металлизированной перчаткой. Он действовал, как любой другой врач, за одним маленьким исключением – медицина бессильна против немочи. Единственное, что мог сделать лекарь, – это предотвратить появление живых мертвецов.

– Здравствуйте, ваше величество, король Тинор Четвертый, – прошептал врач и поклонился Жаку.

– Что вы сказали? – переспросила Элька, заглядывая ему через плечо.

– Король Тинор Первый вчера умер, – печально ответил врач. – Второй и третий клоны покончили с собой еще раньше. Сразу, как только заметили первые признаки болезни. Второй раз в истории Эстеи четвертый клон стал королем, и точно так же, как в те далекие времена, только на один день. Тысяча триста лет назад королем был Кельм Четвертый. Тогда на планете, как и сейчас, свирепствовала пепельная немочь, и точно так же четвертый клон короля властвовал всего один день.

Доктор достал из своего саквояжа перстень с печаткой и надел его на палец Жака. Кольцо плохо держалось на оголенной кости и со звоном упало на пол.

Элеонора выдернула из-за пояса бластер. Сегодня состоится ее последний бой. Он будет коротким и жестоким. Ей не суждено победить в этой схватке. Сегодня Элеоноре предстоит сделать всего два выстрела. Первый прекратит мучения Жака, второй – обеспечит ей возможность присоединиться к любимому в тех местах, откуда никто и никогда не возвращался.

Доктор обеспокоенно наблюдал за ее приготовлениями. Кто знает, что может прийти в голову сумасшедшей жене четвертого клона? К тому же инопланетянке.

– Скажите, док, почему я не заболела? – поинтересовалась Элька, нервно щелкая предохранителем бластера. – Я ведь не пользовалась никакими защитными средствами. Может быть, я не подцепила эту дрянь, потому что родилась на Земле?

– Я и сам много думал об этом, – невнятно пробормотал врач, – но как раз вчера я читал одну занятную летопись времен Кельма Четвертого. Ее написал придворный врач той легендарной эпохи. Мой прямой предок, между прочим, – с плохо скрываемой гордостью подчеркнул доктор. – Так вот, оказывается, к инфекции невосприимчивы грудные дети и беременные женщины. Это подтверждается и моими наблюдениями. Думаю, что подобный феномен связан с наличием специфических антител в кровеносных системах грудничков и еще не родившихся детей.

– Я не грудной младенец, – пробормотала Элька. – Следовательно…

– Вы беременны, ваше величество.

– Я думала, это простая задержка из-за стресса, – она закрыла глаза.

– Поздравляю вас. Хотя, конечно, ваш потомок никогда не сможет претендовать на престол, ибо не является клоном короля.

– Заткнись, док! – рявкнула Элька. – Не мешай мне думать.

Врач с тоской посмотрел на дверь, за которой дежурил взвод солдат. Может быть, они придут ему на помощь, если эта измученная женщина окончательно спятит?

Элька медленно нарезала круги по комнате. Ее взгляд бессмысленно скользил по цветастым гобеленам, закрывавшим серые каменные стены. Время от времени она задумчиво чесала затылок рукояткой бластера. Давно немытые волосы взъерошивались и застывали во взлохмаченном состоянии черными скользкими сталактитами.