Страница 53 из 58
— Да немного! Сто злотых!
Базилевич от души расхохотался.
— Ах, какой же ты ребенок! Ты мог бы заработать тысячу, раздавая билеты на подписку! Я на свои сонеты уже всучил их около двухсот, а каждый билет — десять злотых.
— Да я, пожалуй, не сумел бы их раздать.
— Знаю, знаю, — высокомерно посмеиваясь, сказал товарищ. — Я-то с этим справляюсь — одного возьму лестью другого нахальством, третьего пристыжу, — рады не рады, в душе, возможно, и проклинают, но билеты берут. А мне все равно, с какими чувствами они денежки выкладывают, лишь бы давали. Иной раз приходится целую речь произнести — извольте, их у меня заготовлено пять, еле-еле на память вызубрил, на все возможные случаи, специально сочиненных для распространения билетов… Эх, ты, бедняга, надо было со мной посоветоваться, я бы тебе помог.
И, пожав Шарскому кончики пальцев, Базилевич торжественно удалился, сочиняя на ходу сонет «К задумчивой красавице».
Щерба подивился пяти дукатам, которые, еще стоя на пороге, показал Станислав, и обрадовался успеху друга — даже казалось ему, что этого для начала много, знакомство же с издателем он считал еще большей удачей, чем продажа поэмы. Они провели вечер вместе, в радужных мечтах о будущем.
Несколько недель спустя, когда поэму начали печатать, Станислав, с еще сырою корректурой в руках, пришел под вечер в дом Давида Бялостоцкого. К его удивлению, он в гостиной не застал Сару, которая обычно каждый день ждала его, склонясь над книгой, и приветствовала взглядом.
Вместо Сары к нему вышла неряха служанка, коротко и сухо она сообщила, что Сара со вчерашнего дня больна.
— Что с нею? — с беспокойством спросил Шарский.
Еврейка только скорчила гримасу и пробормотала, что сейчас у больной как раз находится доктор Брант.
— А не могу ли я с ним увидеться? — спросил студент.
— Я-то почем знаю! — сказала она и вышла.
Несмотря на ее равнодушный ответ, Стась через минуту услышал тяжелые, медленные шаги старого доктора, который остановился на пороге, закладывая в нос понюшку.
— А вы что тут делаете? — с удивлением спросил доктор.
— Я… я у них уроки даю…
— Уроки даете? Уроки? Ха, ха! Ну и ну!
— Как там моя ученица? Что с нею?
Доктор, которому трудно было долго стоять, опустился на стул у дверей; исподлобья устремив на студента зоркий взгляд», он затем осторожно оглянулся и довольно равнодушно ответил:
— Право, сам не знаю, что с ней! Девочка необычная, и болезнь необычная! Боюсь, как бы не оказалось тут нечто такое, против чего у медицины нет ни пилюль, ни микстур… А вы давно знакомы с этой девушкой?
Станиславу было нелегко признаться, что уроки он дает давно и знакомство их давнее, — говоря об этом, он как-то странно покраснел. Это не укрылось от глаз доктора, который вдруг стал усиленно заталкивать себе в нос табак.
— Вот как! Пожалуй, вы скорее можете сказать мне, что с нею! — молвил он наконец. — Красивая девочка! Просто жалко, что выросла в такой семье и увянет без толку! Какие глаза! Да что ж это я! Болтаю вам про глаза, видать, и меня, старика, затронуло. Не понимаю я ее болезни, говорят, слабеет, худеет, чахнет, родители наконец заставили ее лечь, но кажется, она все равно к вечеру еще беспокойней стала… Непременно хочет встать!
— Что ж у нее? Горячка?
— Не знаю, ей-богу, не знаю! Смотрю, наблюдаю, но пока не определил… Сдается мне все же, что самое верное remedium[80] — выдать ее замуж!
Он посмотрел на Шарского, который в эту минуту покраснел ярче пиона, как бывало в школьные годы.
— Но опасности нет? — тихим, слегка изменившимся голосом спросил студент.
— Какой же доктор сумеет дать гарантию, что она не возникнет завтра, через час, через четверть часа? Хотя facultas[81] наша много о себе мнит, природа мудрее нас и еще частенько нас дурачит.
Оставаться долее было уже неприлично, и Шарский, хотя был сильно встревожен, собрался уходить, но тут в гостиную вошел сам хозяин.
Вежливо поздоровавшись со студентом, он поспешно отвел его в сторону — на лице Давида изображались смущение и беспокойство.
— Мы очень вас благодарим, — сказал он, — за ваше усердие в обучении нашей дочери. Слава богу, она много успела, но пан доктор полагает, что занятия могут повредить ее здоровью. — И мы решили, как он советует, выдать ее замуж.
С этими словами Давид положил на стол деньги, точный расчет за уроки, и пожал Шарскому руку.
Юноша, не обращая внимания на деньги, кинулся к дверям и не помня себя выбежал на улицу.
— Так, так! — после его ухода сказал доктор. — Особенно опасного нет ничего, но занятия надо прекратить — жизненные токи устремляются в голову, весь организм переворачивают! Выдавайте ее замуж, и все придет в порядок.
Давид с недоумением глядел на оставленные Станиславом деньги.
— Как раз ждем жениха, — ответил он. — Скоро приедет из Ковно. Выбрал я для нее сына богатого купца, малый неплохой, немного глуповат, но мы так и хотели.
— Почему так хотели? — с удивлением спросил Брант.
— А понятное дело, чтобы она, а не он, заправляла в доме, но юноша воспитанный, деликатный. Подумайте, доктор, какой чудак этот студент, — прибавил Давид, собирая деньги со стола. — Я ему плачу, а он забывает взять деньги.
— Забывает? — повторил доктор. — А что? Он уже ушел? Ха, бывают же чудаки! — И он взял понюшку. — Ну, ну! Выдавайте дочку замуж, желаю счастья, и чем поскорей, тем лучше.
Беды и болезни никогда не приходят в одиночку, гласит народная мудрость, и древнее это наблюдение подтверждается ежедневно. Духи, ведающие человеческими судьбами, злые и добрые, черные и белые, бредут, взявшись за руки, длинной вереницей. С невыразимой тревогой в душе пришел Стась на Лоточек и застал там ужасный переполох.
В воротах он столкнулся с Мартой, она бежала за доктором Брайтон, пани Дормунд в слезах ломала руки, а Каролек сидел в постели с яркими пятнами румянца на щеках.
— Что происходит? Что случилось? Бога ради, отвечайте! — вскричал Станислав, вбегая в дом и удерживая за руку Марту, которой он не дал уйти.
— Каролек! Каролек болен! У Каролека кровь в мокроте! — простонала мать. — Сжальтесь, позовите Бранта, Бранта!.
— Я схожу, я знаю, где он, — ответил Стась. — Дома Марта его не застанет, у меня есть деньги, я найму дрожки и тотчас его привезу.
— Бегите, ради господа бога!
Не задерживаясь ни минуты, Шарский поспешил назад на Немецкую улицу и в воротах столкнулся с Давидом.
— Доктор еще здесь? — спросил он.
— Здесь. А что?
— Мне надо немедленно с ним увидеться, пригласить к больному.
— Ступайте наверх, я тоже туда иду, но постойте-ка, вы же не взяли свои деньги!
Однако Стась уже бежал по лестнице. Послав за доктором прислугу, он подождал его в гостиной.
— Бога ради, доктор, — воскликнул он, — сжальтесь над бедной пани Дормунд — у Кароля кровь в мокроте. Все там в отчаянии, прошу вас, умоляю!
— Кровь в мокроте, сказали вы? Ба, уже до этого дошло!
И Брант понурил голову.
— Пани Дормунд знает, что это значит! — прибавил он.
— Богом заклинаю, поезжайте к ним, поезжайте! Тут в их разговор вмешался обеспокоенный Давид.
— Как это «поезжайте»? Доктор сегодня от нас не может уехать! Саре час от часу все хуже!
— Ничего с вашей Сарой не будет, — молвил Брант, — тут дело более срочное.
— Но пан доктор! — воскликнул еврей.
— Пан купец, не задерживайте меня! У вас есть чем заплатить, вы найдете себе целый воз докторов, у меня же бедняк на первом месте.
С этими словами он взял шляпу.
— С Сарой ничего не случится? — встревоженно осведомился Станислав.
— Легкие горчичники, каждый час лавровишневые капли, больше ничего не надо, завтра я буду у вас…
Давид еще пытался его удержать.
80
Лекарство (лат.).
81
Здесь: наука (лат.).