Страница 76 из 97
Неожиданно гроза разразилась тогда, когда стихия жизни вроде улеглась и вошла в русло. Флюиды свободы французской революции взбудоражили полмиллиона рабов на острове, и они восстали. Пьер Лафит хорошо помнил горящий дом, детский страх за свою жизнь и похороны матери; улицы Порт-о-Пренс и городскую площадь, покрытые трупами. Пока Туссеи Луверетюр, вождь рабов, не объяснил, что не все белые их враги, а только плантаторы, надсмотрщики и солдаты, негры успели растерзать десять тысяч горожан.
Начавшиеся войны в Европе аукнулись и в Америке. Порт-о-Пренс захватили англичане. В это тяжелое время Мариус Лафит, едва оправившийся от потери верной жены, решил переехать в Картахену, поближе к брату. Рене Белюш уже несколько лет жил в Новой Гранаде. У Мариуса Лафита оставался небольшой капитал, но, сломленный гибелью жены, он потерял интерес к жизни. Забота о семье легла на плечи бабушки, матери Зоры. Обладая природным умом, она еще в молодости сама выучилась читать религиозные книги и много повидала на своем веку. Дочь преследуемого народа, она в совершенстве постигла науку выживания, хорошо знала жизнь и прекрасно разбиралась в людях. Бабушка сама занималась образованием младших внуков. Старшего – долговязого Доменика – взял юнгой на свой корабль капитан Белюш.
Однажды Доменик после длительного плавания похвастался перед Пьером длинноствольным испанским пистолетом и дюжиной серебряных монет. Ночью, когда младший Жан, которого пока еще не интересовала жизнь взрослых, крепко уснул, старший брат рассказал Пьеру, что дядя Рене водит дружбу с известным французским корсаром Луи Ори. И они вместе делают дела, о которых Доменик. напустив туману, распространяться не стал.
– Ты еще слишком мал, Пьер…
– Мне скоро четырнадцать, – обиделся мальчик. Белокурый стройный красавец капитан Белюш часто бывал в доме двоюродного брата Мариуса. Два раза в год он плавал во Францию, и каждый раз рассказывал неслыханные новости с родины. Французы отрубили голову своему королю и теперь успешно воюют со всей Европой. Родная сестра дяди Рене вышла замуж за полковника французской армии, который познакомил шурина-моряка с генералом Минадой, выходцем из Южной Америки.
– Мир меняется на глазах, – говорил Белюш брату. – Нельзя в такое время равнодушно взирать на жизнь, как это делаешь ты, Мариус, когда люди за считанные годы сколачивают целые состояния, солдаты становятся генералами, а рабы – свободными. Очнись! В Европе идет война. Будет она и в Америке.
В начале 1803 года обрушилось новое несчастье: умерла бабушка братьев Лафит. Пьер в это время изучал коммерцию в Каракасе и смог приехать домой только на каникулы, два месяца спустя после похорон. Младший братишка, двенадцатилетний Жан, собирался в дорогу. Рене Белюш определил племянника в военную школу для сирот, основанную во Франции генералом Мирандой. Тогда Пьер в последний раз видел младшего брата. Блокада Франции с моря, начатая англичанами после Трафальгарской битвы, надолго прервала связь с Европой.
На следующий день у ворот Калабуса, испанского замка в центре города на площади, в котором размещалась тюрьма, суд и ратуша, остановился служебный фаэтон окружного прокурора Джона Рэндолфа Граймза. Сэр Джон ступил на землю, кивнул скучающему жандарму у ворот, быстро прошел во двор, где его поджидал жизнерадостный толстяк в шляпе и с тростью, которую он в нетерпении вертел в руках.
– Доброе утро, господин прокурор, – быстро заговорил он и засеменил рядом с Граймзом. – Всего два слова для «Луизианского курьера». Собираетесь ли вы предъявить обвинение брату мсье Лафита и подтверждаете ли вы наличие трехсот тысяч долларов в чемодане убитого?
Граймз резко остановился и выпрямился, словно натолкнулся на невидимую преграду. Его маленькие змеиные глазки с ненавистью впились в газетчика.
– Откуда вы знаете про доллары?
– Это моя профессия, сударь, первому узнавать новости и сообщать их читателям. А в каждой работе есть свои секреты.
Граймз глянул по сторонам, взяв толстяка за пуговицу сюртука, осторожно притянул в себе.
– Ну, вот что, Леклерк, – понизив голос, прошипел он. – Если вы только намекнете о долларах в своей газетенке, я немедленно ее закрою, а вас арестуют за разглашение государственной тайны. На этот раз я не шучу. Вы мне надоели, Леклерк. Я не люблю, когда посторонние суют нос в мою работу и подшучивают над властями. Вы меня поняли?
Жан Леклерк, хозяин и главный редактор «Луизианского курьера», безропотно выслушал угрожающую тираду.
– Дело касается государственной тайны? – сделал он удивленные глаза.
– Я предупредил вас, Леклерк.
Отпустив пуговицу главного редактора, прокурор поднялся по ступенькам в малый зал замка, где за перегородкой сидел констебль.
– Найдите мне инспектора Левье, – сказал ему Граймз. – Быстро.
– Левье на совещании у начальника полиции, сэр, – доложил констебль.
Граймз поморщился и посмотрел па часы. У него было еще полчаса, пока Роберт Бертон закончит свою утреннюю возню с инспекторами. Прокурор как-то раз присутствовал при этом: инспектора сидели и дымили трубками во главе с начальником полиции, неторопливо вели треп о ночных происшествиях, пили пиво, закусывали и острили на французский манер. Джона Рэндолфа Граймза, получившего юридическое образование в Лондоне, англомана по воспитанию, тошнило от таких методов работы.
– Передайте Левье, констебль, что я жду его у себя, как только закончится балаган у начальника полиции.
Инспектор Левье поднялся по крутой лестнице в левую башню замка. Здесь размещался кабинет окружного прокурора.
Начавшийся сезон дождей и штормов давал о себе знать. Хронический насморк инспектора в это время обострялся, глаза краснели и слезились. Прежде чем постучать в дверь, Левье тщательно высморкался в большой грязный платок, какой бывает у неухоженных холостяков, и сунул его в длинные штаны французского покроя времен Консульства Бонапарта.
Левье вошел. Близоруко щурясь воспаленными глазами, он производил впечатление жалкого и нелепого человека. Но это было не так. За обманчивой внешностью скрывался лучший сыщик в штате. В прошлом якобинец Левье в дни правления Наполеона I возглавлял тайный комитет, занимающийся политическим сыском под руководством самого Жозефа Фуше, всемогущего министра французской полиции. Это Левье выследил родственника Бурбонов герцога Энгиенского, расстрел которого поверг в шок монархическую Европу. Неожиданная опала Фуше в 1810 году коснулась и его ближайших помощников.
Оказавшись на улице, без средств к существованию, Левье в отчаянии сначала решил идти в армию и попросил совета у бывшего патрона, макиавеллистический ум которого очень ценил.
– Наш император, не задумываясь, принесет Францию в жертву своему честолюбию, – поделился Фуше сокровенными мыслями. – Если не хотите стать пушечным мясом, уезжайте, Левье. Лучше за океан, в Америку, подальше от безумных идей о мировом господстве.
С собой в отставку предусмотрительный бывший министр не забыл захватить различные полезные в этой жизни бланки с печатями. Он за полчаса выправил для Левье все нужные бумаги для выезда за границу.
– Входите, Левье. Вы опять простужены?
– Пустяки, господин прокурор.
Инспектор приблизился, сел на стул у стены и, стараясь не дышать в сторону Граймза, застыл в ожидании.
– Я вас вызвал, инспектор, чтобы узнать, как продвигается дело Лафита. Арестованный действительно брат Пьера Лафита?
Левье шмыгнул носом и низким голосом произнес:
– Да, собственно, дела никакого и нет.
– Как это нет?
– Атак. Шеф сам вчера занялся этим происшествием. В «Масперо» поссорились иностранцы, потом была дуэль. Француз заколол шпагой английского шпиона, возможно, курьера британской агентуры, подрывающей фальшивыми долларами экономику Луизианы. Это сфера деятельности федеральной полиции. Шеф привез сюда господина Лафита и произвел опознание. Потом распорядился отпустить Жана Лафита под залог.