Давняя история

Девушка же, опасаясь, что энергичный прохожий преследует ее, все прибавляла шагу, пока на перекрестке не столкнулась с вынырнувшим из-за угла настоящим пьяным. Кажется, она извинилась, но этого-то делать и не следовало, пьяный моментально вошел в раж и попытался обнять девушку. Когда Мухин оказался рядом, она испуганно отбивалась и, видимо, сказала ему нечто показавшееся обидным, потому что тот рычал яростно:

— Ах ты очкастая…

И тянул руку не то чтобы ударить девушку, не то чтобы схватить очки, но не схватил, а смахнул с лица на тротуар, вымощенный неровными, вытоптанными, каменными плитами. Наверно, девушка ничего не видела без очков, разве что силуэт в темноте, так беспомощно протянула она руки в сторону Мухина:

— Помогите…

Алексей быстро оценил ситуацию. Пьяный был не молод и не силен, и не без труда держался на ногах.

— Чего к девчонке привязался, дура? — спросил Мухин весело и, не дожидаясь ответа на это унизительное обращение, двинул его справа, вложив в удар процентов шестьдесят своей нерастраченной молодой силы. Этого хватило с избытком. Пьяный растянулся, не ахнув, а Мухин поднял не разбившиеся, к счастью, очки и протянул их девушке:

— Перепугались?

— Да…

— Заметно.

И еще даже без яркого освещения было заметно, что девушка не вышла ни лицом, ни фигурой. Но довольному собой Мухину это даже понравилось, потому что некрасивость девушки подчеркивала ее беспомощность, а это как-то возвышало, усиливало поступок Мухина.

— Берегитесь! — услыхал он вдруг и не успел осознать, чего же беречься, как девушка, схватив его за плечи, толкнула в сторону как раз вовремя, чтобы обломок кирпича, который обалдевший вконец пьяница нащупал где-то на мостовой, лишь содрал Мухину кожу с головы и упал рядом, расколовшись на куски. Непрочный оказался кирпич, но кто знает, что произошло бы, попади он поточнее.

Когда Алексей обернулся, пьяный улепетывал, что было мочи, и Мухин, будучи человеком не злым, да к тому же и ошарашенный, вслед ему не кинулся, а провел пальцами по голове, почувствовал липкое и сказал:

— Ого! Бывает…

— Вам больно? — спросила она.

— Чепуха, — ответил Мухин в полном соответствии с истиной, но она не поверила.

— Нет, нет. Следует обязательно продезинфицировать. Вы должны зайти к нам. Может быть, потребуется скорая помощь.

Еще она говорила о сотрясении и заражении. Ни в то, ни в другое Мухин не верил, однако зайти согласился, чтобы потом было что рассказать ребятам.

Дом, к которому она подвела его, хотя и не самый большой и не самый красивый, был хорошо известен в городе, потому что жили в нем ответственные работники, и, поднимаясь по широкой чистой лестнице, Алексей, наряду со смущением, испытывал и удовольствие. Побывать в таком доме в почетной роли спасителя было лестно и приятно.

Встретила их мама, очень похожая на дочь, но мама была в возрасте, и возраст скрадывал те обидные недостатки внешности, которые бросались в глаза в дочери. А отец оказался интересным, простым в обращении и склонным к шутке, совсем не таким, каким представлял себе Мухин людей высокопоставленных. Алексею отец понравился, и он подумал сочувственно: «Такой мужик, а всю жизнь с воблой прожил засушенной». И еще подумал: «Значит, можно и так». Но дальше мысль эта не пошла тогда, и немало времени потребовалось Мухину, чтобы смириться с тем, что в постели с ним рядом будет лежать не благодатная, горячая Татьяна, а женщина худая, мелкая, сама себя стесняющаяся.

Хорошо запомнил Мухин впечатление, которое произвела на него квартира, особенно телевизор, увиденный впервые — с маленьким, в конверт размером, экраном и пузатой, заполненной дистиллированной водой, линзой на бронзовых ножках вроде полозьев. Телевидения в городе пока не было, и потому телевизор поразил: ведь и смотреть еще нечего, а люди уже могут, так сказать, вперед живут.

Сильное впечатление оставила и просторная, белая ванная комната, где Алексею промывали присохшую уже ранку, и сама ванна — глубокая, блестящая, каких Мухин, привыкший к банному душу, и не видывал, однако, только отметил, что в такой ванне даже он, крупный, рослый, свободно поместится. И наконец взволновала Алексея картина в гостиной, писанная маслом. Не содержанием взволновала. До сих пор был он уверен, что настоящие картины содержатся в музеях, ну, в клубах, а дома люди держат фотографии или напечатанные на бумаге репродукции. Тут же висела картина, без сомнения, настоящая, и хотелось потрогать пальцем ее шероховатую, в застывших красках поверхность.

Впрочем, трогать Мухин не стал, и, вообще, глаза он не разинул, слюни не распустил, держаться старался свободно и естественно — нас, мол, не удивишь, — хотя на самом деле был удивлен. Кое в чем, правда, кондиций выдержать не удалось. Чай, который ему любезно предложили, пил из блюдца, и притом заметно прихлюпывал, а под конец, отказываясь от второй чашки, ляпнул совсем несусветное:

— Чай не водка, много не выпьешь!

Но с его открытой молодецкой внешностью и очевидными заслугами перед домом глупость эта сошла, и отец, хохотнув снисходительно, предложил даже:

— Тогда, может быть, рюмочку налить?

Тут Мухин вновь оказался на высоте, поблагодарил с достоинством и удалился, не помышляя ни о чем, кроме скромного: потрепаться с друзьями о забавном происшествии…

Друзья, обитавшие совместно во флигиле старухи Борщевой, отнеслись к событию по-разному.

Стас Витковский хохотал от души, слушая Мухина, который, прибавляя лишь самую малость, описывал, как ухаживали за ним папа с мамой, а насмеявшись, сказал:

— Слава-то тебе, Муха, не по заслугам досталась!

— Почему это? — обиделся Алексей немного.

— Да ведь она тебя от смерти спасла, а ты ее только от скандала.

— Скажешь — от смерти! Мою голову так просто не прошибешь.

— Скотинины все родом твердолобы, — вставил Курилов.

И снова они смеялись, а потом рассудительный Вова изрек:

— Ты, разумеется, не понимаешь, как тебе повезло.

— Еще бы! Царапиной отделался.

— Не про то я. Я о папе.

— При чем тут папа?

— Недалек ты, Муха, однако, недалек.

— Где я этого папу теперь увижу? В газете на фотографии?

— Папу, конечно, труднее увидеть, чем дочку.

— Дочка, Вова, страшнее русско-японской войны.

— Через год после свадьбы все жены одинаково выглядят.

— Я замужем не был, не знаю.

Так ответил Мухин, но слова Вовы не прошли совсем мимо ушей, задержались, как мелкая заноза, что и выйти могла бы сама по себе, если б не ворошили ее, не тревожили обстоятельства, не задевали люди.

И среди тех, кто задел, оказалась и Татьяна. Сам он был виноват, не нужно было рассказывать, да упустил Алексей, что глупы бабы, что все по-своему понимают, узко смотрят, и рассказал. Совсем без умысла, нужно же было о чем-то разговаривать во время пусть и непродолжительных свиданий.

Он лежал, прижавшись к ней, на узкой своей кровати. Было темно, но в окно, не прикрытое ставней, проникала полоса ночного фонарного света и освещала будильник на подоконнике, готовый задребезжать, предупредить, что, хотя время и не позднее, их собственные уворованные минуты истекают, кончаются.

Времени у них всегда не хватало — и муж Татьянин был домоседом, и ребят не часто удавалось спровадить надолго, — и потому оба привыкли не расходовать его зря. Татьяна раздевалась быстро, но одежду складывала аккуратно, чтобы все было под рукой, чтобы и одеться побыстрее, а выгаданные секунды пробыть вот так, в постели, под одеялом, в той тесноте, что не давала отодвинуться, и он ощущал ее всю: и тугой теплый живот, и горячие ноги, переплетенные с его ногами.

Но приходили минуты, когда требовалось чуть утихомириться, дождаться новых сил. И тогда он говорил что-нибудь. Обычно пустое, смешное, что забывалось тут же. И эту историю рассказал, как смешную, но Татьяну не насмешил, и вдруг ощутил прохладу на груди: это она отодвинулась, на сантиметр, не больше, дальше некуда было двигаться. Он вздохнул поглубже: