Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 40



— Жду вашего чистосердечного рассказа, Владимир Михайлович, — услыхал он.

— Какие у вас основания верить этой женщине?

— Вы подозреваете ее в необъективности? Почему? Вы же сами сказали, что с ней незнакомы. Значит, показания ее объективны. Или вы опять соврали?

Глаза Трофимова больше не отливали голубизной. Он достал пачку с папиросами, положил на стол:

— Курите, Владимир Михайлович. Вижу, разговор нам долгий предстоит.

И подошел к выключателю, включил свет.

«Всю ночь допрашивать собирается!»

— Что значит — опять? Я не вру вам. Никаких интимных отношений у меня с Гусевой не было. Врет Сибирькова.

Трофимов заглянул под газету:

— Зачем ей врать?

Он погладил рукой газету.

— Что вы там прячете? Топорик окровавленный, которым я убил Гусеву? — не выдержал Курилов.

— Да нет, не топорик, а так, безделушку одну. — Он медленно сдвинул газету, и Курилов увидел медальон. — Узнаете?

— Что это?

— Посмотрите.

Трофимову стоило больших усилий выпросить медальон у Мазина. Никаких данных о том, что Курилов когда-либо видел это украшение, не было. Но Трофимов не ждал сенсаций. Если Курилов и не узнает медальон, все равно вещь эта смутит его, он не сможет понять, откуда взялась она у следователя и чем связана с обстоятельствами вызова. Трофимов хотел одного, понаблюдать за достаточно уже испуганным Куриловым. И не пожалел. Курилов, не открывая медальона и не видя надписи, узнал его:

— Откуда у вас эта штука?

Вова поднял глаза и встретил трофимовский взгляд в стальном варианте.

— Послушайте, Курилов, кто здесь дает показания? Вы или я? Кажется, мы с вами местами поменялись! Вы все спрашиваете, я отвечаю. А ведь нужно наоборот. Вам не кажется?

— Я что, арестован? — пробормотал Курилов по инерции. Слова его срывались сами собой, не извлекались твердой рукой в нужный момент, а просто проваливались в дырки. Трофимов понимал это и не реагировал. Он готовил бланк протокола:

— Учтите, вам придется подписывать каждую страницу, поэтому попрошу показания взвешивать.

— С Гусевой жил Мухин.

— Чем вы можете это подтвердить?

— Спросите у него самого.

— Он, как и вы, отрицал знакомство с Гусевой.

— Витковский знает.

— И он отказывается. Между прочим, почему?

— Не знаю я, не знаю. Не хотел подводить Мухина, наверно.

— Как и вы?

— Конечно.

— Или у вас была своя причина скрывать знакомство с Гусевой?

— Откуда она у меня?

— А у Мухина?

— У Мухина другое дело.

— Почему?

— Ну, его могут заподозрить…

— Почему? Такая связь еще не предполагает убийства.

— Я и не сказал, что он убивал. Я сказал, что он мог опасаться.

— Опасаться невиновному человеку нечего. Факт сожительства с Гусевой не обязательно обвиняет Мухина, как и с вас не снимает подозрений.

— Да почему опять с меня?

— Гусеву могли убить не только на любовной почве.

— А на какой же?

— Вы еще про медальон ничего не сказали. Вы видели его после смерти Гусевой или раньше?

— Раньше, конечно, раньше.

— Хорошо, так и запишем. При каких обстоятельствах?

— Безо всяких обстоятельств, просто видел.

— Странно.

— Что — странно?

— Странно вы ведете себя, Курилов.

— Я, по-вашему, убил?

— А кто?

— Зачем мне убивать? Это же бред! Нонсенс какой-то!

— А Мухину зачем?

— Я не сказал, что Мухин убил.



— Ясно. Стало быть, Мухину незачем, как и Витковскому. Исключим Мухина. Кто остается?

— Ну, ему хоть какой-то смысл был, хотя и он не убивал, — пробормотал вконец измотанный Вова.

— Какой же смысл?

— Жениться собрался.

— Это на нынешней жене?

— А на какой же! Ее отец, знаете, кто в то время был?

— Слыхал. Но не пойму, что из того? Гусева замужем была, встречались они с Мухиным… С ним ли?

— С ним, с ним!

— Хорошо. С ним так с ним. Встречались тайно, никаких загсов, вольные люди, сегодня встречаются, завтра нет…

— Она беременная была.

Трофимов задержал карандаш:

— Беременная? Вы уверены?

Вова не выдержал, крикнул:

— Представьте себе, что нет! Я вам сто раз говорю: я к этой истории непричастен. А вот Мухин был уверен.

— Хорошо, так и запишем.

— Собственно, что?

— По вашим показаниям, Гусева состояла в связи с Мухиным, от которого ждала ребенка. А Мухин, видимо, ребенка этого своим признавать не желал, так как ребенок мог явиться помехой к браку с его нынешней женой. Правильно, Владимир Михайлович?

— Да.

— Вот и хорошо.

— Но я не сказал, что Мухин убил…

— Конечно, нет. И я не говорю, что он это сделал. Мы пока факты разбираем предварительно. Знаете, не раз в моей практике случалось: вроде бы у одного человека все основания есть закон преступить, а у другого никаких, и он даже следствию помочь стремится, а глубже копнешь, и все наоборот выходит — основания липовые оказались, а «помощник» себя спасал, выгораживал…

— Как я?

— Про вас ни слова. Это я к примеру.

— Избавьте меня от таких примеров.

— Пожалуйста. Но разобраться сначала нужно.

И Курилов окончательно «понял», что недалекий этот, лишенный воображения бюрократ не выпустит его, пока не узнает такое, что решительно освободит Курилова от подозрений. «Пусть Муха сам со своими связями выкручивается, — решил Вова отчаянно, отбрасывая последние колебания. — Что мне делать, если против меня судьба, идиотское стечение обстоятельств! Показания Кларки, неизвестно откуда взявшийся медальон… Они же обожают разные штуки, вещественные доказательства… Нет, иного выхода нет!»

— Видите ли, я в самом деле умолчал вначале о связи Мухина с этой женщиной. Это моя ошибка. Чувство товарищеской солидарности, неправильно понятое, разумеется… Но теперь я вижу, что вопрос, так сказать, выходит за рамки…

— Излагайте-ка лучше факты, — прервал Трофимов сухо.

— Пожалуйста, пожалуйста. Мухин сожительствовал с этой девицей, и она, как и другие женщины ее поведения…

— Меня факты интересуют, а не мораль.

— Виноват. Гусева могла помешать браку Мухина, и у него возникла настоятельная необходимость избавиться от нее. Мухин подозревал, что Гусева, вернее, Витковский… Короче, он имел основания полагать, что они… Ну, вы сами понимаете…

— Ничего я не понимаю.

— Короче, Мухин знал, вернее, он сам предложил Витковскому билеты в кино, и мая основания полагать, что они пойдут с Татьяной. Он хотел убедиться…

— Провокацию устроил?

— Да, если хотите, да, именно провокацию. И выслеживал их. Я не знаю, что именно произошло между ними, вернее, между Мухиным и Гусевой, потому что Витковский уже был дома в это время, но Мухин пришел окровавленный и сказал, что увидел Татьяну мертвой в проулке, рядом с флигелем, где мы жили.

— Любопытно. Но излагаете вы сумбурно. Давайте-ка сначала по порядку, и, главное, подробно. Ничего не упускайте. И не скрывайте!

Трофимов еще разок глянул на Курилова.

— Что вы! Что вы! В интересах истины…

— Не только. Вам следует отвести обвинения от себя, если вы ни в чем не виноваты.

— Конечно, нет! И поверьте, я ценю ваше доверие…

На другой день Мазин внимательно перечитывал подписанные Куриловым страницы.

— Поздравляю, Трофимыч. Большего трудно было ожидать.

— Чем богаты, тем и рады, — сказал Трофимов скромно.

Мазин расхохотался:

— В самоуничижении есть своя гордыня, Трофимыч. Как думаешь, много ли он наврал?

— Не знаю, Игорь Николаевич. Не соврать не мог, не тот человек, а вот где и в чем, затрудняюсь определить. Придется еще поработать.

— А пока Мухин? Таков вывод?

— Показания против него, Игорь Николаевич.

— А чутье, Трофимыч?

— Опять шутите?

— Серьезно. Ты убежден в виновности Мухина?

— Душа моя к нему не лежит, показания против, но придется еще поработать, — повторил Трофимов.