Омут

— Шутите, Иван Митрофанович. А Татьяна?

— Максимова сестра?

— Да. Я же докладывал вам. У них много лет отношения складывались.

— У нас с Максимом тоже. Семья, видать, у них один к одному.

— Семья неоднородная. Татьяна всегда к буржуазной жизни тянулась. Мне Максим много раз жаловался. Идейно они с Юрием близки. Это факт.

— Другими словами, ты в новой его любви сомневаешься?

Шумов поколебался.

— Они с этой Софи нравятся друг другу.

— Вот видишь. Одной-то идейной близости для любви маловато. Так выходит?

— Не совсем так.

— Ну, брат, Шерлок Холмс больше уверенности в своих заключениях проявлял! Короче, если я правильно твои сомнения понял, новая любовь тебя не устраивает. Чуешь в ней панаму?

— Не могу отделаться от подозрения, что это инсценировка.

— В постановке Техника?

— Прямое вступление в банду я исключаю. Хотя люди это чуждые — потерпи мы поражение, они бы нас не без удовольствия на фонарях увидели, — грабить они не пойдут.

— Смотря для чего грабить.

— Понимаю. Просто старушку резать нехорошо, а во имя высокой цели…

— Молодец. Достоевского читал?

— Читал.

— Я тоже. Две книжки. «Преступление и наказание» и «Мертвый дом». Глубоко он человека понимал в низменных стремлениях.

— И в высоких.

— Пусть по-твоему.

— Вы подозреваете, что Техник не только бандитов объединяет?

— В том-то и дело, что подозреваю. Но не его так высоко ставлю. Вряд ли он объединяет. А вот смычка какого-то рода быть может. Контрреволюция-то оружия не сложила. На Кубани офицеры активизируются. А мы рядом.

— Муравьев бывший офицер.

— Я знаю. А невеста новая?

— И она. Была в белой армии, сестрой милосердия.

— А сейчас в клинике?

— Да. Отзывы о ней хорошие.

— А личное, твое впечатление?

— Меня она невзлюбила.

— Чем же ты не угодил?

— Может быть, классовое чутье.

— Заподозрила?

— Если бы заподозрила и опасалась, неприязнь скрывала б.

Третьяков допил чай, отодвинул стакан.

— Может быть, это и неплохо.

— Что именно? — не понял Шумов.

— Сейчас. Сначала о приманке. Я говорил, нужно, чтобы блюдо это они издалека увидели.

— А в блюде что?

— Один запах. Но ароматный. Выглядит так: банк получил деньги, много денег. Из банка деньги повезут по городам края. Зарплату и прочее. Повезут инкассаторы, конечно, с охраной, но небольшой. Почему небольшой? Чтобы не привлекать внимания. Хитрость, мол, такая. Повезут на пароходе. Старая посудина каботажного плавания. Тоже хитрость. А ты все эти хитрости знаешь. Из надежных рук. Ну как?

— Соблазнительно.

— Что бы ты на их месте предпринял?

— Атаковал в открытом море.

— По-пиратски? Ну, ты романтик. Они, скорее, под видом пассажиров сядут. В море деньги возьмут и на судовой шлюпке отчалят.

— А люди?

— Людей мы перебить не дадим.

— Задумано крепко.

— Клюнут?

— Если убедительно будет.

— Если очень убедительно, они не поверят. Тут важнее правдоподобие. Красивая упаковка. Вот что тебе придется Технику передать.

— Мне?

— Я говорил, через тебя. Ты личность промежуточная. С одной стороны, коммерсант начинающий, а тут финансы, банк и так далее… Короче, можешь иметь доступ к исходным данным. Это правдоподобно. С другой, фигура не крупная. Вот из чего будем исходить.

— Я понимаю так, — суммировал Шумов, — Данные о банке и пароходе я довожу до сведения Техника не в лоб, а косвенно, с собственной заинтересованностью, но осторожно.

— Именно.

— Сведения хорошо бы подкрепить помимо меня. Создать объективную достоверность.

— Так и будем действовать. Ты в промежутке. А в цепочке еще два звена, для непосредственной передачи и для подтверждения. Прикинь хорошенько, кого тут можно использовать. Обрати внимание на сестру из клиники.

— Я же докладывал вам.

— Потому и обрати.

Техник взял в руки бутылку Абрау.

Дом был куплен. Брак оформлен.

Наутро, после ночной беседы с Воздвиженским, Юрий еще раз продумал свое положение. Мысли, казалось, стали стройнее. Конечно, он не должен был болтать лишнее Шумову, и о разговоре с ним следовало сообщить Барановскому… Но какие выводы сделает подполковник? Наверняка заподозрит Шумова. И зря. Разве не видно по его вечно приветливой, глупой физиономии; что он просто купчик! Купчик по призванию и ничего больше. Зачем же опасаться Шумова? Правда, он знает Максима, немного Таню. Но Максим уже не большевик. Что же ему грозит реально? Новые осложнения с Таней? И об этом докладывать Барановскому?.. Да тот посмеется только.

А если нет?

Все равно. Вопрос этот нужно решать самому. Смело, без трусости и колебаний. Положась на провидение. Разве оно не доказало хвою добрую волю? Зачем же посредничество Барановского? Нет! Следует мужественно довериться судьбе, как доверяется солдат, когда идет под пули…

И сейчас Техник поздравлял Софи с новосельем.

Освобождая пробку от фольги, он говорил:

— Раньше шампанское было принято открывать по-гусарски, с шиком. Однажды в ресторане по соседству со мной резвились офицеры. Они выставили на столик дюжину бутылок и раскрутили проволочки. Бутылки выстреливали в потолок одна за другой. Некоторые даже перепугались… А теперь я вывинчиваю эту пробочку так, чтобы было — ша! Вы знаете, что такое «ша»? Это значит «тихо».

Они были вдвоем в только что приобретенном доме. Старуха-хозяйка вывезла скарб и мебель, оставив в комнатах затхлый запах запущенного жилья.

— Прямо скажем, не рай для молодоженов, — проговорил Техник выразительно, оглядывая обнажившиеся стены с паутиной по углам. — Наверняка старая ведьма оставила в наследство животных, которые, насыщаясь, становятся похожими на рубины. Ну что ж! Пусть они лишний раз напомнят о тех рубинах, что ждут нас через дорогу.

Он наполнил стаканы — другой посуды в доме не было — и бросил взгляд в окно. Массивная стена банка казалась совсем рядом.

— Стены Иерихона пали от грохота труб. Но мы предпочтем «ша». Наши стены раздвинутся в ночной тишине, как театральный занавес, приглашая на веселый спектакль.

Техник был в приподнятом настроении. Ему нравилось то, что он называл «позиция».

— Бесспорно, сильная позиция. Под домом подвал — готовая шахта, откуда поведем штрек. Во дворе погреб, куда свалим половину вынутой земли. Остальную вывезем почти легально подводами. Булочная нуждается в ремонте и реконструкции. Нужно что-то привозить, увозить. Отлично. Все условия для солидной шанцевой работы. Мы будем трудиться, как Тотлебен под Севастополем. За Тотлебена, Софи, и — ша!

Он выпил, и вино вдруг сбило бодрость.

— Но ведь Севастополь пал?

— Успокойтесь, Слава! Вы не Тотлебен. Вы Эдмон Дантее, встретивший аббата Фариа. Я уже говорила вам.

— Я помню, аббатисса. Но что, если у входа в пещеру Монте-Кристо ждут чекисты с маузерами? А это вам не старорежимные жандармы Луи Восемнадцатого. Это серьезные люди.

— Я знаю.

— Хорошо знаете? — спросил он со значением.

— Перестаньте, Слава. Если бы я хотела передать вас чекистам, зачем нам рыть эту крысиную нору? Они охотно приняли бы вас и с парадного входа.

— Не сомневаюсь. Мне бы оказали почет и уважение. Я ведь заслужил, Софи, заслужил… Давайте за это выпьем, а? Пока милое провинциальное Абрау не потеряло последние силы, не испустило дух.

Он разлил, подняв над бокалами недолговечную пену.

— Скорее, скорее! Каждую минуту может прийти муж. — Техник рассмеялся, подбадривая себя шуткой. — Что за горькая участь! Мало мне чекистов, теперь я должен бояться и мужа… Старый муж, грозный муж.

— Он не стар и не грозен.

— Потому и приходится бояться. Стар — значит, мудр, грозен — значит, смел. А если не мудр и не смел?

— Не нужно так о Юрии.

Техник приложил руку к груди.

— Я коснулся струн сердца? Простите. Вы выбрали его, я подчиняюсь. Будем надеяться, что за столь короткое время он не наделает непоправимых глупостей, а вы успеете разочароваться.