Финт покойной тети

Нужная мне коробка стояла рядом, заполнена была сто— и двадцатидолларовыми пачками. Чего уж тут мелочиться? Триста тысяч надо взять? Возьмем. Всю коробку возьмем. А в ней тянет на очень приличную сумму, за «лимон» шкалит.

Я дотащила деньги до бронированной двери. Мне очень хотелось побыть здесь подольше, внимательнее рассмотреть странные приспособления на столах, ножи для разрезания бумаги, станки, но я здесь находилась восемь минут, а должна уложиться в десять. Дверь от нажатия потайной кнопки отъехала в сторону, и на ее месте появился лифт. Свет в типографии выключился сам собой, теперь он будет в автоматическом режиме включаться и выключаться при пересечении кем-либо контрольной линии, если в самой типографии никого нет.

В подполе коробка с деньгами встала между двумя пластиковыми бочками по пятьдесят литров. Вино и доллары. Душераздирающее зрелище.

Деньги я разбросала по приготовленным заранее пакетам, туда же складывала по несколько банок консервов. Пакеты, правда, достались слишком прозрачные, придется на кухне доллары перекладывать в жестяные банки для специй и в мешок из-под картошки.

Затаскивать коробку было не тяжело, но от самого сознания, что вот так, у себя из-под ног, я достала деньги, и от того, что морально меня чуть не уничтожившая денежная кормушка — типография — оказалась до опасности рядом, я очень, очень устала.

Папа сегодня приехал сразу после обеда, забрал приготовленные вещи и отбыл на дачу. Люблю заниматься делами с отцом. Молчит и делает, не донимая советами и проверками. Отвезет полтора миллиона на дачу, сложит в кладовке и даже не успеет испугаться, в кухонную утварь он точно не полезет. Мама сразу бы начала переставлять кастрюли и паковать посуду. Я осталась дома вызванивать Милу и маму, демонстрировать им очередной приступ «депрессивного состояния». Хотя, пожалуй, сегодня надо бы уменьшить обороты.

Вечером, выгуливая Стерву, я мечтала о завтрашней встрече с Алексеем, и в груди начинало оттаивать… пока на меня не кинулась радостная Зорька. Хорошо, что часть ее счастья досталась Стерве, я вполне могла бы оказаться в мокром снегу при изъявлении ее чувств. Поводок Зорьки держала Лариса. Смотрела она на меня со стойкой ненавистью.

— Привет, хромоногая.

Хотелось прошипеть ей в лицо: «Чтоб ты провалилась», но я человек вежливый и, почти улыбаясь, выдавила из себя:

— Здравствуйте.

— Вижу, ты нормально ходишь?

— Да. Назло врагам, на радость маме.

— Слышь, юмористка, когда Лешку моего увидишь, скажи, чтобы домой заглянул, мне с ним поговорить надо.

— Я долго не увижу Алексея, он в командировке.

— Да врет он все. И бабке не звонит, и мне, загулял опять с кем-нибудь.

Выглядела Лариса на «пять с плюсом». Короткая лисья шуба, плотные колготки на длинных стройных ногах, высокие сапоги.

— Чего смотришь? Завидно? Правильно, не третий сорт. Ты чего в землю-то уставилась? Я тебе говорила, что он мой? Говорила. Он же тебе врал все время. Это бабка его, актриса погорелого театра, придумала, как ему с тобой познакомиться, когда ты при виде Алексея челюсть роняла. Собаку у меня на месяц забрали, нашли повод познакомиться, стратеги. Правда, Зорька? Разыграли тебя как по нотам.

— Леша сказал, что к тебе он не вернется в любом случае.

— Ой, как ты серьезно его слова воспринимаешь. Да он же хозяин своего слова — сам дал, сам взял. Он тебе еще и не такого наплетет. Короче, как объявится, скажи, что жду звонка, иначе на неприятности нарвется.

Я пожала плечами. Две минуты разговариваю с человеком, и уже надоела она мне до чертиков. Вот дура. Ну какие еще могут случиться неприятности, если человек под угрозой смерти существует?

— Лариса, у него есть ваш телефон. Захочет — позвонит. И не впутывайте вы меня опять в эту историю. Я переезжаю, решила новую жизнь начать. Без Алексея.

— Это правильно, такой мужик не для тебя.

Лариса развернулась и ушла, помахивая собачьим поводком. Фиг она из-за Алексея подходила. Ее целью было настроение мне испортить. И она это сделала.

Вечером приехали усталые Мила с Костей, сели за кухонный стол. Им негде было встречаться, кроме как у меня, но и передо мной они чувствовали себя не совсем удобно. Костя положил между тарелками тяжело звякнувшую связку ключей от квартиры Алексея.

— Сняли «прослушку». Я походил с аппаратом, вроде бы не «пищит», но ты, если деньги есть, купи специальный аппарат, помощнее.

Я подвинула связку обратно к Косте.

— Спасибо. А этим пользуйтесь. Неизвестно, когда Леша объявится, но не в ближайшие месяцы точно.

Мила после этого летала по кухне, стряпая ужин, и периодически бросалась мне на шею целоваться. Она уже решила, что переедет наверх с сыном, и расспрашивала, где тут у нас ближайший детский садик.

— Чего не знаю, того не знаю. Костя, что ты целую неделю как в воду опущенный?

— С вами, девочки, хорошо, а в стране творится что-то невероятное. Вчера опять ездили на зарезанного. Сорокалетний алкоголик всадил нож под ребра соседу. Обиделся на инженера, который не дал в долг двадцать рублей. Не поленился, гад, с восьми утра у машины караулил, дожидался. Теперь за секундное удовольствие лет восемь будет в зоне париться, а у убитого дочка осталась пяти лет.

— Ужас. — Мила смотрела на лейтенанта сочувственно. — Но давай, Костик, договоримся: если настроение хорошее — разговаривай со мной, а если плохое — сиди и смотри телевизор молча. Тогда у нас будет идеальная пара. Ладушки?

Мила играла ключами от квартиры, сегодня сбить ей настроение было бы слишком сложно.

— Ладушки. — Костя чмокнул ее в щеку.

В заводоуправлении на меня пришли смотреть два отдела. При виде шубы секретарша директора, пившая кофе, потеряла аппетит. Резная палка, с которой я приехала, добавляла шарм к образу. Пришлось выпить три чашки чая в разных компаниях для удовлетворения любопытства. Лена трогала меня за пиджак трикотажного костюма и зудела:

— Ты похудела-то как. Здорово. Я тоже собираюсь. Ты оделась-то как. Здорово. Я тоже хочу. Ты о работе-то расскажи, когда устроишься, мне тоже надо.

Выдержать ее напор мне помогала только мысль о скором расчете.

Жена слесаря, Ульяна Дмитриевна, смотрела на мои руки, пока я писала заявление об уходе, не отрываясь. Ей не верилось в свою удачу. Сначала она сидела в приемной директора, ожидая с утра, и смотрела в окно, поджав сухие губы и всех подозрительно оглядывая. После подписи бумаги у замдиректора она зашевелилась, накатала встречное заявление, получила на него одобрение и с ходу предложила сбегать за шампанским. Неподдельное счастье было написано на ее лице. Слесарь Стас появился в обед, поздравил жену с повышением пожатием руки.

Дело не в том, что кесарю кесарево, а слесарю слесарево. Эта женщина будет на своем месте и принесет больше пользы, чем я, запустившая, если честно, на комбинате фронт помывочных и ремонтных работ.

Проводы меня с комбината могли затянуться на весь день, но эстафету переняла Ульяна Дмитриевна, встречно начав отмечать свое назначение. Я, под предлогом того, что за рулем, отказалась от водки и «аллюром три креста» сбежала из заводоуправления, пока вся дирекция не пошла смотреть, на чем ездит молодая женщина, еще летом стрелявшая до зарплаты двадцатку и рыдавшая, если недодавали премию в пятьдесят рублей.

Пристроив палку на заднее сиденье, я неуклюже села за руль и подняла голову к окнам офиса. Десяток голов любопытствующе скучились за большим стеклом. С удовольствием помахав им на прощание, я лихо запрыгнула в машину и газанула, надеясь больше никогда не увидеть ЖБК изнутри.

До назначенного Алексеем срока оставались два долгих часа. Не спеша доехав до дома, я вытащила Стерву из теплой квартиры и побрела по бульвару, прижимая к ноге старую хозяйственную сумку, набитую под завязку пачками долларов.

Через несколько минут рядом тормознула синяя «восьмерка». Дверца передо мной открылась, и Стерва привычно полезла на заднее сиденье, но я одернула ее, взяв на руки. Дотянувшись, я выставила в машину сумку с деньгами.