Никодимово озеро

То ли у Надьки в тот день и правда было назначено свидание, то ли она придумала его, но между сестрами произошел конфликт. Кататься на машине обеим нравилось, а поддерживать умные разговоры с серьезным заведующим ни та, ни другая не желали. Во время охоты Надька слишком долго пропадала в лесу, оставив Алену мыкать одиночество с преуспевающим стоматологом, а когда явилась — в ответ на справедливое Аленино негодование заявила, что заведующий таскается к ним не ради нее, а ради Алены, и потому она вправе поступать, как ей хочется. А в завершение, вечером, когда заведующий пришел к ужину (сам он, видите ли, плохой кулинар, а потому всю дичь оставил Анастасии Владимировне), Надька удрала на свидание. Алена, застигнутая врасплох этим предательством, спряталась в своей комнате. А когда в ответ на вопрос гостя: «Где же девушки?» ― Анастасия Владимировна сказала: «Сейчас я позову их», — Алена закрылась изнутри на ключ.

― Оль-га!.. На-деж-да!.. — по слогам угрожающе шептала в замочную скважину мать. — От-крой-те си-ю мину-ту! Не по-зорь-те ме-ня! Бес-со-вест-ные-е! Это не-кра-си-во!.. — Потом сказала в горницу: — Сейчас, сейчас! — и побежала разыскивать запасные ключи.

Алена тем временем нашла плоскогубцы, внутреннюю раму выставила, наружную открыла и сбежала к Сергею.

Потребовала вести ее на вечер отдыха в Дом офицеров. Пять или шесть танцев протолкались в общей тесноте, без отдыха, после чего Алена решила, что лучше выйти, посидеть немного на лавочке.

И в танцевальный зал больше не вернулись. Сидели в гуще деревьев, слушали оркестр, наблюдали за проходящими парами.

― Ты почему не заходишь? — спросила Алена.

― А что, у вас багажник свободный? — съязвил Сергей.

― Свободный, — сказала Алена. И в злости рассказала про Надьку. Подытожила: — Нужен он кому, такой старик! Сидит, скрючился под кустами — охотник! А мы — торчи возле машины, и чтоб ни кашлянуть, ни слово сказать. Веселье, тоже мне! Ни побегать, ни поорать. Потом еще хвалится: это ради вас... Маленькую уточку из большого ружья убить — заслуга... Между прочим, сказал, когда Надьки не было: «Вы знаете, что вы красивая?» — это мне... Идиот.

― Влюбился, значит, — сказал Сергей.

― А мне-то что? — возмутилась Алена. — Может, я давно влюбленная. — Помедлила чуть-чуть. — Я по два раза не умею влюбляться...

И вот тогда она вдруг тоже стала очень непохожей на себя. Будто стер кто всегдашнее выражение ее лица и оно впервые стало беспомощным. И хоть взгляд ее был направлен в сторону огоньков, где танцы, — она не видела их, потому что смотрела куда-то внутрь себя. И смотрела с удивлением. Наверное, именно так, ничего не видя, и рассматривают влюбленные эту загадочную штуку в себе — любовь... Потому что Сергей поверил ей. Но не удержался, спросил:

― В меня?..

А она сказала:

― Почему Лешка так рано уехал?

Заведующий после этого был у них еще раза два. Потом стушевался.

* *

*

Лодку Сергей нашел быстро. Почти до половины вытащенная на берег, она стояла в удобном, прикрытом от озерного ветра камышами заливчике, где обыкновенно чалил свою моторку Лешкин сосед по улице, одноклассник его, Антошка.

Он и теперь что-то ладил в моторе, мягко прислонив его к размытому весной берегу, несколько поодаль от воды. Антошка, кстати, был родным сыном директора школы, с которым у Лешки велась вражда.

В одних трусах, загорелый до черноты Антошка сидел на корточках перед мотором и в ответ на приветствие Сергея едва оглянулся:

― Здорово...

― Ты лодку сюда перегнал?

― Плавала возле камышей... — нехотя ответил Антошка, ткнув пальцем в сторону дальнего правого берега. — Я приволок.

Сергей подошел к лодке. Давным-давно еще, когда играли в пиратов, Лешка выкрасил свое судно в черный цвет и красной краской вывел с обоих бортов название: «Наяда». С тех пор «Наяда» не меняла своего пиратского облика.

― Весла тут были? — спросил Сергей. В уключинах были, — отозвался Антошка, — я вынул... — И, как бы понимая, что сейчас не время для всегдашних распрей, добавил: — Он вчера рыбачить собирался. Не где она была, а вон, — Антошка показал наискосок через озеро, — там у него теперь местечко. Около гари, в затоне. — И, не сдержавшись, как бы для самого себя, уточнил: — Подальше все... На ночь глядя...

Сергей, чтобы не вдаваться в подробности их отношений, спросил:

― Ладно, я пока здесь ее буду ставить?

― Ставь! —Антошка пожал плечами.

Сергей столкнул черную «Наяду» на воду и, вставив уключины, развернул ее носом от берега.

За камышами, откуда проглядывалось пепелище, остановился. Замка на лодочной цепи не было. Сергей открыл рундучок в корме. Заглядывал сюда Антошка или нет? При его всегдашней принципиальности, вполне возможно, что нет...

Ключ, замок, сухой перемет, банка с червями, сигареты, спички... Все это Лешка мог оставить лишь ненадолго.

Ключ Сергей положил в карман, сигареты и спички бросил за борт. Хотел отправить туда же банку с червями, передумал.

Куда Лешка ходил накануне пожара? Мать говорит: был не в духе, что-то «чуял»... Если верить Галине, обещал рано утром приехать в Южный. А сам собирался «на ночь глядя» ловить рыбу... Возле дома он упал без сознания, конечно, раньше, чем проснулась мать. И если побывал в усадьбе, то в самом начале пожара или до него... Но с какой бы стати он очутился там?! Куда бежал? И что случилось с ним возле дома? Наконец, каким образом лодка с веслами в уключинах оказалась далеко от деревни?..

Стараясь не выходить на открытую воду, Сергей поплыл вдоль камышей вокруг озера. Яркое солнце палило с высоты что было сил, и сначала пришлось расстегнуть, потом вовсе сбросить куртку.

Сергей знал затон у Горелого леса. В четырех-пяти километрах от него пряталась в тайге деревня Кирасировка, и потому Сергей не удивился, увидев на берегу мужика в охотничьих сапогах, в телогрейке, с котомкой у ног. Между прочим, Горелым лес называли в связи с каким-то давним событием. На больших гарях, как правило, хозяйничает береза, тут же властвовал кедровник, потом тайга: пихта, ель. А небольшой, но глубокий затон, где на червя ловились даже сомята, был окружен густым тальником, и лишь в самый полдень солнце окуналось в его темную глубину, — все остальное время дня здесь царила приятная сумеречная прохлада.

Что его привело сюда — Сергей не задумывался. Он как бы повторял возможный Лешкин маршрут накануне.

Мужик ел, разложив на траве сало, хлеб, огурцы. Лицо его под широкополой соломенной шляпой разглядеть было трудно.

Сергея он заметил первым, потому что кивнул, не глядя, когда Сергей увидел его и поздоровался, меланхолично ответил:

― Здравствуй, голубь ясный... — И продолжил обед или завтрак, неторопливо, со вкусом работая челюстями. В нескольких шагах от него сушилась на кустах резиновая лодка.

― Хочу перемет поставить... — на всякий случай разъяснил Сергей и, подведя «Наяду» к выброшенному над водой корневищу, стал тщательно привязывать к нему свободный конец перемета.

Черви пригодились. Хотя зачем ему нужно было врать мужику, а теперь возиться с переметом — Сергей не знал.

― Твоя посудина? — спросил мужик про «Наяду».

― Нет... — сказал Сергей. — Чужая. — Уточнил: — Родственника.

То-то я вроде другого на ней видел... Одолжил тебе, однако? — Мужик кивнул то ли на перемет, то ли на лодку.

― Не... — Сергей помедлил. — Он вчера голову разбил на дороге, в больнице лежит.

― Ну! — без удивления отозвался мужик. — Повезло, выходит. Никодимовский сам?.. У вас там вчера горело вроде?

― Горело... — неопределенно ответил Сергей в надежде, что мужик скажет еще что-нибудь.

Но тот, крякнув, тыльной стороной ладони утер губы и принялся не спеша укладывать в котомку остатки провианта, после чего, спустив воздух из лодки, молча скатал ее и только перед тем, как уйти, в последний раз оглянулся на Сергея.

― Ты, однако, сеточку мою не стревожь... — Он показал головой в сторону камышей, где на воде тянулась не замеченная Сергеем цепочка легких берестяных поплавков.