Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 82

Сергей был готов ко всему и, притупив на время все побочные ощущения, напрягал слух. Он ждал неожиданностей и для первого, самого решающего движения был собран в комок. Он не представлял, какую опасность преподнесет ему ночь, и готов был к любой из них... Но вдруг похолодел в оцепенении. До этого он не представлял, что значит «волосы встали дыбом», — теперь испытал это, когда со стороны дороги, за его спиной, тишину расхлестнул пронзительный крик: «Сере-о-ожа-а-а!..» — и оборвался вдруг.

Потом, уже спустя какое-то время, Сергей мог установить относительную последовательность дальнейших событий. А тогда все совершалось как бы мгновенно — действие опережало мысль.

Страх и ужас звучали в призывном крике Алены. Сергей бросился на этот крик. Судя по тому, как долго потом горела кожа лица, рук — его хлестали по телу кусты вереска или шиповника, через которые он продирался. И он, конечно, думал. Потому что сначала закричал про себя: «Але-на!..» А в следующее мгновение, когда сообразил, что его не слышно, закричал в голос: «Але-на!..» И тогда же подумал, что это надо — предупредить ее о себе. Ее, кого-то другого — предупредить, что он здесь, что он рядом...

Разделяло их, может быть, всего сто метров, но шум борьбы и натужный зов: «Сережа!» — дошли до него не сразу. Алена задыхалась — это он уловил, но осознал потом. Он выкрикнул: «Здесь я». И может быть, всего секунды отделяли момент, когда ночную тишину разорвал пронзительный Аленин крик, от момента, когда он понял, что уже на месте, когда метнулась на него чья-то чужая черная тень. Он рванулся навстречу неизвестному, и они сшиблись, как два тарана. Сергей не знает, куда нанес удар, но целил в голову, и кулак попал во что-то жесткое, неподатливое. Оба не рассчитали инерции противника и упали, когда, разорвав темноту, грохнула вспышка ружейного выстрела. Теперь все измерялось несколькими ударами пульса. Сергей вскочил на ноги, метнулась к нему Алена: «Сережа!» Он узнал ее, его второй удар пришелся в воздух, по направлению к урману трещали сучья — все это было почти одновременно.

— Жив?! Ты жив?! — задыхалась Алена. Он не успел ничего ответить, он рванулся туда, куда бежал от него противник. Алена уцепилась за его руку, чтобы направить в другую сторону: — Сюда! — Только немного позже они поймут оба, что тех было двое, и один сразу с выстрелом бросился от Алены вдоль дороги на Южный, второй, от Сергея, — по направлению урмана. А тогда он, сразу услышав движение со стороны дороги, сообразил, что жесткое под ногой у него — ружье, и подхватил его.

— Стой!

Одновременно встречный возглас из темноты:

— Кто здесь?!

Сергей толкнул Алену за кедр, сам, прижавшись к ней, щелкнул курками.

— Не подходи!

— Кто это?! — С фальшивой тревогой в голосе повторил неизвестный, но все же остановился, и перед глазами Сергея, в нескольких шагах от него,: примерно на том самом месте, где только что воевала Алена, вырисовался темный силуэт. . .

— Не подходи. Я спущу курки, — предупредил Сергей:

* *

*

Он не знал, из какого ствола произведен выстрел, и взвел оба курка, положил пальцы на оба спуска.

Владеть, ружьем его учил когда-то отец: у них была хорошая бельгийская двустволка... Отец его погиб геройски. — не умер, а погиб, хотя другие этого не понимают. Он был техником, но последний год работал формовщиком на чугунолитейном. Ни мать, ни соседи не поняли его, когда он переменил чистую работу в химлаборатории на тяжелый труд формовщика. «Надоело считать копейку!» — объяснил он. матери. Но хоть и стал получать в три с лишним раза больше денег, в доме от этого не прибавилось роскоши. Мало того, он стал брать на дом чертежи из бюро технической информации, чтобы еще подрабатывать, и просиживал все свободное время над чертежной доской. Вдруг отказался от неизменного стаканчика к ужину, от охоты, от подледного лова, который был его страстью. Мать удивлялась: «Куда ты копишь?» Он посмеивался: «Фиат» купим Сереге, дачу выстроим, приданое заготовим! Что он у нас — бесприданец будет?!» Но и Сергею эти перемены в доме не нравились. Заметив его сумрачное лицо, отец отводил глаза в сторону. «Учись, сын, в остальном когда-нибудь сам разберешься. Главное — будь мужчиной. И цени мать». Потом однажды пришел — мать была на базаре — желтый, как мумия, лег на динан... «Все, сын. Простите меня, подвел я вас, не выдюжил... Хочешь — позови «скорую». Когда «скорая» пришла, он уже умер. После него осталась сберегательная книжка на две тысячи шестьсот рублей и записка с наказом матери, когда станет невмоготу, пойти к Филиппу Филипповичу, начальнику лаборатории — он куда-нибудь определит ее хоть ученицей для начала... Только в эти дни выяснилось, что еще год назад он узнал от фронтового друга-врача о своей скорой смерти и не согласился на рискованную операцию каких-то хитрых раковых метастаз, скрыл свою болезнь и пошел работать в литейный. Над гробом отца впервые подумал Сергей о жизни и смерти. Он просидел над ним всю ночь и решил для себя, что умирать, как умер отец, не страшно. Мать никогда не работала, имела незаконченное среднее образование, то есть не имела его по нынешним временам, и скоро пошла к Филиппу Филипповичу, так как деньги отца решила сберечь до учебы Сергея в институте. А сам Сергей уже на следующий день после похорон определился на завод стройдеталей сколачивать деревянные щиты для снегозадержания: пятнадцать копеек щит. Утром отдавал Алене учебники, она прятала их, он отправлялся на завод, вечером забирал учебники у Алены, шел домой. Демарш этот мать вскоре обнаружила, пришлось вернуться в школу. Мать устроили в лаборатории, но бельгийское ружье в первые месяцы после отца все же пропало в комиссионном...

Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы Сергей узнал в человеке перед собой Владислава. Тот, судя по всему, тоже признал его.

— Ты что — с ума сошел?! Или играешься?!

— Играю... — ответил Сергей и, осторожно спустив курки, поставил ружье прикладом на землю. — Меня один человек предупреждал: когда тайга, ночь — все может быть... — И неожиданно для себя скаламбурил: — Лучше перешутить, чем недошутить...

Бородатый Владислав шагнул ближе.

— Ты стрелял?

— Я, — ответил Сергей. Алена толкнула его в спину.

Владислав, заметив ее, остановился.

— Я слышал крик и выстрел...





— А почему вы без ружья? — спросил Сергей.

— Оставил!.. — Владислав слегка запнулся на слове. — У знакомых!

Сергей не ответил, напряженно вслушиваясь в тишину. Кедровник безмолвствовал.

— Здесь ничего не случилось?.. — подозрительно спросил Владислав.

— Случилось... — ответил Сергей, шагнув от кедра, и, опершись на ружье, остановился перед Владиславом. Алена, пряча руки за спину, подошла и встала рядом. — Чье это ружье? — спросил Сергей.

— Все шутишь, малый? Твое, наверно! — Владислав теперь не казался жалким пижончиком, вялым в движениях, тугим на слово. В голосе его звучали решительные ноты.

— Не мое, — сказал Сергей.

— А чье?! — в свою очередь, спросил Владислав.

Сергей пожал плечами.

— Может, кого-нибудь из ваших...

— Какой калибр? — Владислав протянул было руку, но вовремя догадался, что ружья ему Сергей не даст.

— Шестнадцатый.

— У Геннадия шестнадцатый... — начал Владислав.

— У вас тоже, — заметил Сергей.

— Да. — Владислав усмехнулся. — И у Павла тоже. — Он повернулся к Алене: — Вы кричали?

— Я просто так, — сказала Алена, которая пока ничего не понимала, но машинально подстроилась под интонацию Сергея.

— Просто на весь лес не кричат, — возразил Владислав.

— Я не думала, что получится так громко.

— Что вы морочите мне голову! — обозлился Владислав. — Здесь кричали по-настоящему!

— А почему вы не на заимке? — спросил Сергей.

— Это я должен спрашивать, а не ты! — огрызнулся Владислав.

— Но я уже спросил...

— Ты смотри у меня! — предупредил тот, глянув на ружье в руках Сергея. — Что вы делаете здесь, в лесу?