Страница 41 из 82
― Ну, может, с крыши! В общем, спускаются по кедру. Лешка первым, она — за ним. Я и присвистни Лешке: мол, голову подними! Не крикнул, конечно, потому что далеко, а свистнул — и пошел. А он догоняет: «Я тебя, сука, если кому...» И пошел, пошел... Что я, доносчик? «Иди ты», — говорю. Он за грудки, ну я честно дал ему в зубы.
― Зачем же при девке? — заметил Сергей.
― Девка не видела, девка на берегу осталась! Так он мне: «Появись, — говорит, — в Южном!» Я думал — сгоряча. А меня подловили двое: один братан этой — знаю, другой фифа такая — не видел раньше. Во — ряху размолотили! — Мишаня показал. — «Леху, — говорят, — не трожь!» Понял? Как это? Если бы с тобой так — что бы ты?
Сергей куснул губы.
― Если все так — подло. Но на меня ты зря крысишься, я ваших дел не знал.
Мишаня смягчился.
― К тебе я ничего, ты сам по себе. Антошка вон за тебя... Надолго?
― Что? — переспросил Сергей. — А! Нет. Есть тут одно дело... Потом, наверно, уеду.
― Я тебя еще, как приехал, видел. На пожарище. С этим, с милицейским. Знакомый, что ли?
Сергей пропустил было его реплику мимо ушей. С охватился:
― Где? С каким милицейским?
― На пожарище! — повторил Мишаня. — Девки были: твоя, Лешкина и этот с каким-то. Ну, фуражка такая моднячая у него, с козырьком!
Сергей ошарашенно поморгал на него.
― Ты что-то путаешь, Мишаня...
― Да нет же! Глаз у меня — на всю жизнь! — обиделся Мишаня. Я в то утро из Сосновска ехал первым автобусам. Они откуда-то отсюда — навстречу. Дождичек брызнул, дорожка там — не разъехаться. А они на своей красной вместо того, чтобы вправо свернуть из-под фар, влево съехали в кювет. А я возле водителя стоял. Тот еще матюкнулся на них... Этот, в фуражке, сидел. Машинка у них что надо! А минутка — и мы бы жулькнули ее!
― Когда это, говоришь, было? — переспросил Сергей.
― Ну, не вчера, когда я вас видел, а за сутки! Утром, когда пожар здесь!.. — Мишаня распрощался и, медлительный, неуклюжий, уплыл своей дорогой. А Сергей остался на том же месте и не заметил, как подошла к нему с веслами Алена.
― Ты чего, Сережа?
― Позавчера утром Мишаня видел Павла в милицейской машине... Он ехал со стороны Южного...
Алена закусила указательный палец.
― Как же мы теперь...
― Надо торопиться, Алена! — ответил Сергей. И не так убедительно повторил еще раз: — Надо торопиться...
Алена обошла его, чтобы разговаривать лицом к лицу. Сергей упредил ее вопрос:
― Никто не знает, что золото у меня. Поняла? Ты тоже не знаешь!
― Я знаю... — сказала Алена.
― Ничего ты не знаешь! — обозлился Сергей. — Мы оба ничего не знаем: ни ты, ни я! — Успокоил ее:— Считай хотя бы, что ты не видела Мишаню, — вот и все, Алена. Мог же он не попасться нам? Черт его дернул... Не видела, да и только. Все остается по-старому.
Алена неуверенно кивнула.
― У тебя есть какие-нибудь планы? Ты что-нибудь понял?
― В том-то и дело, Алена, что ни-че-го! — удивив своей неожиданной веселостью, заверил ее Сергей. — Совсем ничего. Но это даже в тысячу раз лучше: если б не золото... Идем, бросим через забор весла.
...На проселок, где шли вчера с Галиной и Николаем, повернули в молчании. Вынужденный теперь действовать со всей возможной энергией, Сергей утратил недавнюю веселость и, уже не замечая коршуна, плывущего над ними в синеве, как накануне, думал, что Алена озабочена тем же. И вздрогнул, когда она, тронув его за локоть, тревожно позвала:
― Сережка!..
Он круто повернулся к ней.
Алена задержала его на изгибе проселка, в клубках безлистого шиповника по сторонам. За спиной у нее, как опора, возвышался кедровый ствол. А солнце брызжущими огоньками падало сквозь хвою в лицо Сергею.
И когда Сергей увидел, как исподволь опять завлажнели глаза Алены, его охватило какое-то нехорошее чувство разочарования, обиды, тоски. Будто и не ходили они к старушке Федоровне, не пробирались едва приметной тропинкой через тайгу, не сидели рядом с обитателями заимки у костра: будто время Алены и мысли ее остановились в то недоброе мгновение утра в летнике, когда он спросил ее про Лешку, — остановились, чтобы продолжиться лишь теперь.
А она тревожно и яростно, потому что тихо, спросила:
― А разве ты меня, Сережка, не любишь?..
Кажется, он побледнел, настолько неожиданно и нечестно было это с ее стороны.
― Почему ты не отвечаешь?! — еще тише и яростнее потребовала она.
Сергей шагнул прочь от нее. Сорвавшимся голосом ответил через плечо:
― Какое это имеет значение?!
Она прокричала вдогонку после паузы:
― А может быть, мне это важно, Сережка!.. — И повторила, не двигаясь: — Любишь, а?!
Он остановился в обманчивой уверенности, что овладел собой. И ответил негромко, но страшно глупо, совсем не то:
― Алена, я тебе этого никогда не прощу...
Сделал еще несколько быстрых шагов, потом пошел медленней...
Через минуту она догнала его, взяла под руку. Виноватым голосом сказала:
― Дурной, Сережка...
Он осторожно высвободил руку, не глянул на нее.
И только еще минуту спустя, глухо проговорил в землю:
― Я чепуху сказал, Алена... Не обращай внимания...
Она опять легонько дотронулась до его локтя и, шмурыгнув носом, ответила:
― Я не сержусь на тебя, Сережка... Только ты, пожалуйста, тоже на меня не сердись. Ладно?.. — Потом добавила: — Ведь я не хотела тебя обидеть... Просто какая-то невезучая я, Сережка...
Он не ответил.
В молчании стало слышно, как вскрикивают, перелетая через дорогу, тонкоголосые пичуги, время от времени то там, то здесь потрескивают кедры, а где-то в глубине бора — то словно бы впереди, то за спиной у них — равнодушно вещает кукушка.
А когда подошли к повороту на Южный, посмотрели друг на друга... и стали ждать попутную машину, как будто ничего не случилось между ними на старом-старом проселке. Потому что так было надо.
* *
*
В Южном недалеко от больницы, встретили Галину.
― От Валентины Макаровны? — осторожно спросила Алена.
― Да, на минутку зашла. Она же не ест ничего. Думала угостить завтраком! — заботливо проговорила Галина. Сегодня она была похожа на Золушку, каких демонстрируют в театре: белая нейлоновая блузка, скромные туфельки, мини-сарафанчик. Маникюр розовый, почти бесцветный, а губы и без помады хорошо смотрелись на загорелом лице. — И вам не до отдыха? — посочувствовала она.
― Были на озере, — сказала Алена.
― Ружье подводное пробовали... — уточнил Сергей. — Теперь завалим вас рыбой.
Галина недоверчиво покосилась на него,
― Вы шутник, Сережа... Пойду, надо Косте приготовить что-нибудь.
― Костя на работе? — спросила Алена.
― Конечно! — Галина страдальчески приоткрыла губы. — Это уж только я, пока все кончится...
― А Николай? — спросил Сергей.
― Что? — удивилась Галина. — Наверное, тоже работает! Николай перед нами не отчитывается.
Тетка Валентина Макаровна встретила их с прохладцей в глазах, но упрекать не стала. Пожаловалась:
― Хоть бы уж к завтрему все... Вроде не было трех ден этих... — И добавила для Алены: — Своих детей будешь иметь — поймешь.
― А я задержалась немножко. Сережу покормила... — Галининым голосом соврала Алена. Тетка Валентина Макаровна посмотрела на Сергея, как ему показалось, осуждающе.
― Явилась наша пропащая! — сообщила она, адресуясь уже не к Сергею и Алене, а в дверь, на пороге которой появилась хозяйка.
Тетка Наталья была примерно одного с нею возраста, но пышнотелая, белокожая, про каких говорят: «кровь с молоком». Через плечо на груди ее лежала коса. В уголках губ играли две улыбчивые ямочки.
― Как твое платье, Олюшка? Это, не боись, отстирается. Давай, Валя, головами займемся. Вторые сутки не чесаны!
Сергей и Алена вышли на улицу.
Зеленая трава вдоль забора пожухла от солнца и пыли. Даже теперь, после дождей, она уныло сгибалась под собственной тяжестью, вся в коричневых и грязно-синих прожилках.