Страница 5 из 15
В прессе Буржа, где у меня есть завистницы, успех скромнее, быть может из-за собственной оплошности. Показывая подружкам похожий на меня набросок в одном журнале моды, я неосторожно похвасталась: «И это я. Меня однажды попросили позировать. Меня уже знают в Париже». И мечтаю вслух: «Вы услышите о Жаннин до того, как мне исполнится тридцать. Увидите, я буду знаменита, как кинозвезда!»
Сейчас мне понятны раздражение окружающих и прозвище «хвастунья!», несущееся вслед, когда я, принаряженная и причесанная – положение обязывает, – сажусь во второй класс трамвая.
Конец Рене! Вот так! Он слишком разозлил меня: месье снова появился с другой. Чаша терпения переполнена! Теперь он встречает меня под руку, будто я влюбилась, с местным галантным ухажером. Рене пытается вернуться. Но я отворачиваюсь от него. Занятно! Несколько лет назад, находясь с мужем в Австрии, я получаю письмо из Инсбрука, которое переслали из Буржа.
От кого? От Рене, который любезно осведомляется обо мне и сообщает новости: женат, охранник, двое детей.
Как, черт возьми, он узнал, что я живу по соседству!
С удовольствием (невинным или извращенным?) я отвечаю ему, приглашаю к себе. Он приезжает – и выглядит неловким в темной форме. А я, в платье из красной чесучи[16], спускаюсь навстречу по лестнице нашего палаццо, как Сесиль Сорель[17].
И встречаю его с максимумом простоты и любезности. Он бормочет: «Ты! Ты стала такой! Быть того не может!»
Господин Сапорта, которому все уши прожужжали о моем вкусе, идеях, шике, говорит: «Будешь торговать у прилавка». Что соответствует новой прибавке в сто франков. Подобная обязанность вдохновляет меня. Быть может, я сделаю карьеру художника-декоратора. И снова окунаюсь в тонкость и богатство великолепных тканей, по ним физически схожу с ума, как сходят с ума некоторые мужчины от кожи девушки. Если они лежат навалом, они не очень красноречивы! Другое дело, когда на ткани есть складки, создается гармония тонов, каждая деталь подчеркивает волнующую красоту шелка, атласа, крепа, узорчатого штофа, тафты, переливающегося панбархата. Удивительные картины, хрупкое ежедневное достижение идеала – я страстно влюблена в ткани!
У меня прибавилось забот. Отныне бутик для меня – все. Уже нет часов ухода и прихода. Бесконечное удовольствие, когда клиентки останавливаются, пораженные выложенными тканями, когда слышишь присвист брата хозяина, задающего вопрос: «А кто раскладывает ткани?», и свой ликующий ответ: «Я!»
Никаких амурных увлечений с момента исчезновения Рене, но я ничем не отличаюсь от других.
Сын владельца соседней студии, красавчик-блондин, ежедневно появляется словно по расписанию, чтобы выпить аперитив. Стараюсь оказаться на пороге. Мне нравится думать, что на него производят впечатление моя фигура, ниспадающие на плечи золотые волосы. Однажды он обращается ко мне:
– Месье Жильбер хотел бы сделать несколько ваших фотографий.
– Почему сам не спросит?
– Вероятно, робок.
Я не столь робка и даю согласие. Два часа утомительного позирования. (А ведь такой будет вся моя жизнь! Как не стать… натурщицей!)
Фотографии удались. Семья в восхищении. Жильбер приглашает на кофе. Он мне очень симпатичен. Однако в пятницу следует продолжение: «Завтра отправляюсь на уик-энд. Поедете со мной?» Уик-энд?! Вероятны последствия!.. Что сказать родителям? В голове слышатся наставления папы. Нет, я точно не поеду. Жильбер больше ни разу не взглянул на меня и не обратился ко мне.
Другое «приключение».
Однажды около пяти часов вечера замечаю юного аристократа, который бросает в мою сторону взгляды с противоположного тротуара. Сколько времени он простоял там! Он ждет моего выхода и храбро следует за мной по пятам. Сегодня у меня нет велосипеда, значит, автобус. Я тащу его за собой до моста Фландр, а потом и дальше, до Порт-де-ла-Вилетт. Направляюсь к автобусу 52-го маршрута.
Он не отстает.
– И как далеко вы меня увезете?
– Вы и так далеко зашли!
– Зачем я оставил машину на улице Тронше!
Я запрыгиваю в автобус. Он отстает. Хоть бы завтра пришел! Он приходит к семи часам.
– Может, на этот раз позволите проводить вас до дому? Какая машина! «Хочкисс»![18] С радио и всем прочим! Его зовут Жан. Настоящий Месье! Любезный, веселый, уважительный, хотя чувствуется, что горит желанием стать иным. В Бурже я не решаюсь высаживаться у дома. Семья не поймет! А он! Наша «вилла» вряд ли впечатлит его. Когда мы проезжаем мимо больницы, я прошу остановиться:
– Здесь.
– Ваш дом?
17 лет, попытка показа автомобиля
– Да. Благодарю вас.
(Быть может, я дочь директора, хирурга!)
Небрежно попрощавшись, прижимаюсь к воротам, делаю вид, что звоню, моля небо, чтобы он не задерживался.
Через день мы вместе обедаем. На следующий день:
– Послушайте, Жаннин, может, проведем воскресенье вместе?
– Невозможно. Я обвенчана.
– И ваш жених не приходит вас встречать?
– Он служит в полку.
– Придется выбирать: он или я.
Неужели он думает о браке? Мое воображение разыгрывается. Такой благовоспитанный молодой человек! Богатый! А чем он, кстати, занимается?
– Ничем особенным. Пописываю стишки. Гуляю. Изучаю людей. Буду писать.
Я не знаю его фамилии и не осмеливаюсь спросить. Стать его любовницей? Никогда. Женой? Было бы сказочно!
Он вдруг отправляется в путешествие. Получаю телефонное послание:
«Вынужден на n-ное дней отлучиться. Надеюсь встретить вас по возвращении такой, как оставил… и так далее и тому подобное».
Служащий в спешке записал «n-ное дней», а я (надо же быть такой глупышкой!) прочла «99 дней»! Такая точность убивает меня. Уверена, Жан издевается надо мной!
Я плачу. Вижу, как рушится моя мечта. Как-то Жан дал мне номер своего телефона… Я решаюсь сказать в трубку:
– У меня есть только номер. Могу ли я узнать адрес?
– Авеню Мак-Магон.
– Дом господина Жана?
– Господина Жана де Б. Но сейчас он в отъезде.
Аристократ! Это поднимает его в моих глазах, наделяет короной! Безумная надежда, что!.. Уехал на 99 дней! Жан де Б. не для меня.
А главное, однажды блестящая актриса из театра на Бульваре, с которой я сдружилась, признается мне на генеральной репетиции, что вскоре выйдет замуж.
– За кого?
– За Жана де Б.
– Забавно! Она удивлена:
– Почему забавно?
– Просто так.
IV. Война
А война приближалась. Будучи беззаботной девушкой, я мало бы думала о ней (я уже тогда почти не читала газет), если бы отец в доме не служил рупором всех новостей в мире. Папа не занимался политикой, но в нашем «красном» предместье не пропускал собраний коммунистов, чтобы знать, что так тревожит этих людей. Он знает, что такое война, и считает полезной только борьбу за мир. Но с 1938 года, после истории с Судетами[19], все задаются вопросом: а не посыплются ли бомбы на нас? И не станут ли нас травить газами? Когда мы получаем противогазы, я развлекаюсь, надевая свое устройство, похожее на свиное рыло, чтобы попугать Жан-Луи:
– Не шутите с этим, – повторяет папа. – Это слишком ужасно!
– Папа, расскажи про войну!
Воспоминания о 1918 годе срываются с уст ветерана-артиллериста, награжденного Крестом за военные заслуги, военной медалью. Он вновь собирается, как говорит, пойти в армию сержантом тяжелой артиллерии. Мы слушаем его разинув рты.
16
Китайская материя из нескрученного шелка.
17
С о р е л ь, Сесиль (1873–1966) – знаменитая французская актриса «Комеди Франсез».
18
Французская фирма по производству легковых автомобилей, выпускала продукцию высшей категории качества. Но после Второй мировой войны не смогла конкурировать с Citroёn и Peugeot, и производство легковых машин в 1954 г. было прекращено, хотя выпуск грузовиков и военных машин продолжался до 1970 г.
19
Имеется в виду Мюнхенское соглашение 1938 г., подписанное 30 сентября премьер-министром Великобритании Невиллом Чемберленом, премьер-министром Франции Эдуардом Деладье, рейхсканцлером Германии Адольфом Гитлером и премьер-министром Италии Бенито Муссолини, о передаче Чехословакией Германии Судетской области.