Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 59



К сожалению, выходя замуж, девушки меняют фамилии… Большинство учениц сменило свое гражданское состояние еще перед войной. Данные тех времен крайне неполные. К счастью, после смерти мужа некоторые женщины вновь возвращаются к девичьей фамилии…

Старушке было уже больше девяносто лет, но для своего возраста выглядела удивительно хорошо. Они договорились в кафе в Лазенках[19].

— Станислава Крушевская, — припоминала бабуля, — о, это была та еще дамочка. — Она улыбнулась собственным воспоминаниям. — Преподавала нам историю.

— И физическое воспитание, — дополнила Катаржина, выкладывая на столик распечатку со снимка, обнаруженного в хранилищах Базы.

— Точно, — вздохнула старушка. Спортивная была, прямо циркачка. А еще она преподавала нам музыку. Она никогда о том не упоминала, но мне кажется, что она прошла еще и балетную школу. Правда, она слегка прихрамывала на одну ногу. Мы никогда об этом не расспрашивали, но, возможно, ей пришлось отказаться от балетной карьеры по причине какой-то травмы? Хотя, с другой стороны, я не слишком представляю ее в балете… — Она наморщила седые брови. — Она была другая…

Пожилая женщина поглядела на плавающих в пруду уток, отпила глоток чаю.

— Как бы это сказать… То были времена, когда преподавательницы были серьезными, достойными, будто палку проглотили, она же казалась чуточку разболтанной… Опять же, она была молодая. Лет двадцать, может, с хвостиком. Про исторические события она рассказывала не так, как об этом было написано в книжках… Так живо, словно бы… Смешно, но как будто бы она сама принимала в них участие. Вечно сыпала именами людей, о которых давно уже все позабыли… Она любила ходить в театр и страстно читала книги. Еще ходила в кино на все новинки, и в фотопластикон. Иногда, когда была в особенно хорошем настроении, носила высокую такую прическу, ну, такую вот… китайскую…

— Китайскую? — подхватила Катаржина.

— Заколотую длинными шпильками. Другим учительницам это страшно не нравилось. Понимаешь, они были такие важные, а она — живая, но элегантная. Было в ней что-то такое, какое-то очарование. Все девочки ее любили.

Любовь. Насколько же сильно некоторые слова поменяли значение…

— Вы думаете, что она бывала в Китае?

— Да. Наверняка. Перед войной на Праге жило немного китайцев. Как-то раз, во время прогулки, я сама видела, как она разговаривала с одним таким, продавцом тканей. Они наверняка разговаривали по-китайски. Разве что то был японец, — легонько усмехнулась старушка. — Тогда по-японски.

— А вдруг то был кореец, — предложила Катаржина.

— Что?… Тоже не исключено. Кто же там тех узкоглазых разберет… Ну а потом случился тот скандал с психами.

Катаржина Крушевская была заинтригована. Бабулька наморщила брови.

— То был какой-то ужас. Они забежали в школу. Человек шесть или семь. Швейцара избили и связали, дверь закрыли изнутри. В школе находились одни женщины, ну и, естественно, ученицы… Во главе этой шайки бежал молодой такой ксёндз. Совершенно сумасшедший. В руке у него был, вы только представьте, осиновый кол и молоток. И он кричал, что вампирицу нужно убить… Это он так говорил про нашу любимую учительницу! — Даже после стольких лет на лице старушки появились красные пятна от возмущения. — А у той как раз был урок истории в старшем классе. Бандиты поочередно проверяли все помещения, пока не добрались туда. Тот ксёндз с колом завопил что-то типа того, что: «Ага, ведьма, добрались мы до тебя! Теперь уже не вывернешься!»

— И что она сделала?

— Вот это, как раз, было самым замечательным. Как и всегда во время занятий, на столе лежала ее сумочка. Она взяла ее и вытащила револьвер. Выстрелила им под ноги, и те сдались. Стыдно признаться, но все убегали из школы, из окон первого этажа выскакивали. Я сама бежала к двери, и тут со второго этажа раздался грохот выстрела… И я услышала ее голос — она просила побыстрее вызвать полицию. Вот так, совершенно спокойно, словно ничего и не случилось, как будто она не держала на мушке лежащих на полу бандитов. В кабинете у пани директор был телефон. Кто-то позвонил, и их всех арестовали. Полиция хотела допросить и ее, ну, по поводу револьвера, да и всего происшествия: что их связывало, почему ее хотели убить. Только она сама сбежала и уже не вернулась в школу — и нам ее было ужасно жаль. Мы опасались, что кто-то ее все же достал, но потом на Рождество от нее пришла открытка. Из самой Эфиопии…

Восемь часов утра. На автовокзал въезжает автобус из Львова. Стася стоит в условленном месте. Из автобуса высыпают пассажиры. Все тащат сумки, нагруженные различным контрабандным добром. Пожилая женщина с хитрыми глазами, увидав девушку, скалит в улыбке полный рот золотых зубов. Серый картонный ящик из-под магнитофона скрывает внутри шесть бутылок грузинского вина. Стоимостью по 60 гривен за штуку[20]. То есть, если учесть украинские цены — чудовищно дорого. Но под заказ купить можно… Стася поочередно осматривает все бутылки, читая названия, напечатанные грузинскими буквами. Четыре из них много чего ей говорят. Две остальные ей неизвестны. Когда полька отзывается, то говорит по-украински, без какого-либо акцента.

— Замечательно! Сколько с меня?



Женщина называет сумму. Девушка без слова отсчитывает банкноты… С ящиком под рукой она спешит в школу. Скоро первый урок. По пути она проходит мимо винно-водочного магазина. Конечно, капитализм в Польше развился на удивление, но кавказских вин и армянских коньяков здесь днем с огнем не найти…

Так, вино у нее уже есть. В букинистическом магазине она выкопала старинную поваренную книгу. Самое время припомнить несколько проверенных рецептов. На дне коробки еще уместились две баночки с маринованными побегами чеснока. Украинская кухня тоже любопытная[21].

Когда она входит в школу, из уст вырывается тихий вздох. Никакого удовольствия пировать в одиночку. Пригодилась бы какая-нибудь братская душа. Приятельница. К сожалению, то ли ученицы такие невозможно ограниченные, то ли она сама слишком умная… Хотелось бы с кем-нибудь поговорить, тем временем, никого такого найти не удается…

Полицейские документы межвоенного периода крайне неполные. Часть из них была уничтожена спустя двадцать пять лет хранения, многое пропало во время войны. Но и на этот раз ей повезло. Архивариус из Головного Управления Полиции был молодым, веселым человеком. Одна рука у него плохо действовала, во время операции в нее попала пуля преступника. С оперативной службы пришлось уйти, но, поскольку он желал работать в полиции, то осел в архиве.

— Документы по делу семи психованных, которые восемьдесят лет назад ворвались в женскую школу? — архивариус удивленно поднял бровь. — У вас чего там, в ЦСБ, какой-то «Архив Экс-файлов»?!

Катаржина одарила его легкой улыбкой.

— Служебная тайна, — заявила она.

Молодой человек долго смеялся.

— А, чтоб вас всех, — сказал он наконец. — Какая там сигнатура?

Он отправился в архив и через несколько минут притащил толстенную папку, заполненную пожелтевшими бумагами восьмидесятилетней давности.

— Вы сами когда-нибудь их читали? — спросила Катаржина, раскладывая документы.

— Как и все в нашем архиве. Самая раздолбайская история двадцатого века…

Катаржина начала просматривать содержимое папки. Патрулю, прибывшему по вызову из школы, пришлось выламывать двери, заложенные изнутри нападавшими. В классе на втором этаже полицейские обнаружили семь лежавших на полу преступников. На одном из них была сутана, но, как оказалось потом, никаким священником он не был. Учительница держала их под прицелом российского револьвера марки «наган». Из ее слов следовало, что эти семеро ворвались в школу с намерением убить ее, хотя мотивов указать не могла. Ее вызвали на допрос в качестве свидетеля, но в управление она так и не попала. На следующий день оказалось, что она уволилась.

19

Парк возле Королевского дворца в Варшаве. — Прим. перевод.

20

Товарищи, не забывайте, что когда писался рассказ, впоследствии переработанный в первую часть трилогии, за один доллар давали две гривны! Следовательно, каждая бутылка вина стоила 30 баксов. По-моему, бабуля здорово надула Стасю. Помню, в те времена бутылка настоящего, привезенного из Грузии «Киндзмараули» стоила не больше 25 гривен. — Прим. перевод.

21

Вот убей Бог, представить не могу, в каких блюдах украинской кухни применяются маринованные побеги чеснока? — Прим. перевод.