Сестренки

Но он всматривается в сидящую за столом темноволосую молодую женщину. Она откусывает от лепешки, время от времени обмениваясь парой слов с сидящей рядом блондинкой. Вот женщина повернулась к нему лицом. Она его не видит, но Мапете, на всякий случай, на шаг отступил. Это она — никаких сомнений. Выходит, все правда… Они не виделись уже двенадцать лет, а она не постарела ни на месяц. На предплечье мужчины выделяются четыре светло-коричневых шрама.

Их было пять человек, в горах Семан они промывали песок в поисках самородков иридия[130]. На них напала небольшая группка бандитов, останков разбитой повстанцами коммунистической гвардии[131]. Отбросы общества, ищущие дорогу через горы… Его приятели погибли сразу. Но их добыча была хорошенько спрятана, в связи с чем коммунисты разожгли большой костер, чтобы поджарить ему стопы.

Она появилась неожиданно, на склоне возвышенности над оврагом. Белая девушка, с лицом, кожа которого была продублена африканским ветром, сидящая на небольшой, буланой лошадке. Понятно, она захватила их врасплох, тем не менее, перестрелять семеро бандюг с винтовками за пару минут — это подвиг, достойный наивысшей славы. Незнакомка перевязала Мапете и доставила его в ближайшую деревню. Колдуну в счет лечения она дала сто пятьдесят долларов. Мапете был изумлен таким аристократическим жестом.

Много недель он валялся в горячке. Впоследствии колдун рассказал, кого он встретил. В Эфиопии она взяла себе арабское имя Садия. Видели ее всего пару раз. Она была дамой при дворе императора Теодора, давала советы императору Силасье во время войны с Италией. И вот она вновь вернулась. За эти, как минимум, сто лет она не постарела…

Мапете хотелось отблагодарить ее за спасение собственной жизни. Пару лет назад он узнал, что европейка лет двадцати по имени Садия ведет бизнес в южном Судане: контрабанда оружия для христианских повстанцев, незаконные перевозки серебра, верблюдов… Когда же он добрался до ее убежища, оказалось, что дело она продала и выехала. Куда? На это никто не мог ответить. И вот они встречаются вновь…

Куртка девушки висит на вешалке. Занятая осмотром фотографий, она ничего не заметит. Достаточно сделать пару шагов и осторожно сунуть в карман кожаный мешочек с иридиевыми самородками. Он прекрасно понимает, если бы попытался вручить подарок лично, она не приняла бы… Он и еще что-нибудь хотел бы для нее сделать. И даже знает: что. Она спряталась здесь, поэтому, он, Мапете, никому не расскажет, что ее встретил.

Восемь вечера. Дождь припустил сильнее, похолодало. В то время, как одни прекращают развлекаться, другие только начинают. Шляхта, бухая сапогами, вламывается в подвальный ресторан неподалеку от Рынка. Не говоря ни слова, бармен жестом указывает на вход в боковой зал, пока что замкнутый от вторжения шарфом и табличкой «заказано». В подземном зале за столом сидит мужчина в коричневом плаще. На столешнице керамические кувшины с медом и пивом, кружки и тарелки.

— Приглашаю к столу, милсдари, — усмехается он, подкручивая ус.

Король Польши, Яцек Комуда, удивленно глядит на бармена.

— Мы ведь сняли… — начинает он.

Тот лишь пожимает плечами.

— Он сказал, что с вами, заранее заплатил за всю группу…

От угощения не отказываются. Все усаживаются за стол.

— И кто же пан такой? — сопровождающий банду писатель в украинской вышиванке глядит на ставящего угощение. — Хотели бы знать, кого благодарить…

Мужчина вновь усмехается. В его глазах появляется странный огонек. Сами глаза чистые, светлые, и в то же время в них поблескивает веселье.

— Можете называть меня алхимиком.

— Очень достойное занятие, — бурчит под нос издатель в мундире шведского офицера. — А как пан догадался про нас?

— Сегодня праздник епископа Мартина[132]. Раз вы уважаете старинные традиции, то обязаны были появиться тут.

— Святой Мартин, — вздыхает Комуда. — Это правда, здесь мы собрались именно по этому поводу… Мы и не думали, что кто-нибудь кроме нас еще отмечает этот праздник.

— Это день, в который на столе обязательно должен быть жареный гусь, — писатель отрывает взгляд от кружки.

— Эх, откуда его возьмешь? — жалуется король.

Алхимик вытаскивает из-за пояса кручицу. Выстрел глухо грянул прямо в потолок: всего четверть от обычного порохового заряда. Все равно, бабахнуло будь здоров. И по этому знаку бармен и официант вносят поднос. На посеребренном металле лежит здоровенный гусь, килограммов с пятнадцать. Его изжарили на вертеле, не жалея масла с чесноком и корицей. Кожица золотистая, божественный запах выпирает вонь паленого пороха, вползает в нос… Шляхта изумленно уставляется на хозяина. А тот скромно улыбается и откладывает оружие на столешницу. Сидящий напротив него «король» по образованию историк. Писатель закончил археологическое отделение[133]. Оба с изумлением уставились на пистоль. Кручица самая неподдельная, на первый взгляд, века семнадцатого.

Запах жареной гусятины был слышен еще на лестнице. Похоже, княжна грела блюдо в духовке. Дамы вошли в тот самый момент, когда она закрывала дверцы. Особого опыта с газом у нее нет, но мясо не пригорело. Стол уже накрыт украинской скатертью. Моника выставила самые красивые тарелки и столовые приборы.

— А откуда ты знала, что сегодня праздник? — удивляется Станислава.

— Еда не будничная, — улыбается принцесса. — Ведь сегодня же день святого Мартина. Когда какое-то время я жила среди венгров, этот день мы праздновали очень торжественно.

Глаза Катаржины темнеют. Ее кузина и подруга иногда удивляют ее знаниями о вещах, о которых сама она понятия не имела.

А празднество в подземном ресторане тоже подходит к концу. Жареный гусь остается только в воспоминаниях, от него самого осталась лишь кучка тщательно обглоданных костей. Небольшое, золотистое пятно на подносе — это след от фаршированных яблок… За столом было выпито литров с десять меда тройняка[134]. Разговоры ведутся лениво. Писатель препирается с издателем. Маниакальный графоман даже в партикулярное время размышляет о том, чего бы написать еще. Но пока болтает с сидящей рядом маленькой блондиночкой. Король пересказывает нескольким любопытствующим историю знаменитого смутьяна и бесславного типа Стадницкого, прозванного «Ланцутским Дьяволом»[135]. Рослый шляхтич в светло-желтом жупане обращается к молчащему хозяину:

— Алхимик, а есть у тебя какое-нибудь имя?

Улыбка и огонек в глазах.

— Можете называть меня Сендзивоем.

— Раньше день святого Мартина означал окончание всех полевых работ, — пояснила Станислава. — До самой весны хозяйственные занятия ограничивались работой в доме и во дворе. Рубили дрова, лепили на запас вареники, потом наступали долгие вечера, когда женщины собирались вместе, чтобы драть перо или ткать, а при случае рассказывали друг другу разные, чаще всего, страшные истории…

— Вареники про запас? — брови бывшей сотрудницы Бюро вздымаются вверх. — Это как?

— Их лепили несколько дней, слегка подсушивали, чтобы не склеивались, и вешали в мешках на чердаке. В те времена зимы приходили раньше, они были морозными, без этих дурацких оттепелей уже в январе. Мешок вареников, иногда и пара, рядом висели окорока и копченое сало… Было чего есть до самой весны…

— А почему в этот день ели именно гусятину? — любопытствовала кузина.

— Легенда гласит, что святой Мартин, когда его захотели избрать папой римским, спрятался среди гусей… Другая рассказывает, что когда он уже был папой, в Риме вспыхнул ужасный голод. А в вечном городе эти птицы обладали таким же статусом, как священные коровы в Индии. С того времени, как своим гоготанием они разбудили стражу на капитолии, птицы жили спокойненько, римляне их кормили и заботились о них. Папа, чтобы спасти голодающую бедноту, приказал передушить бездельников… Во всем этом не сходится одна только маленькая деталь, — улыбнулась Стася. — Святой Мартин никогда не был римским папой. Им был другой Мартин, после смерти тоже канонизированный. А со временем две традиции слились в одну…

130

Время от времени возвращается впечатление того, будто бы автор описывает какую-то параллельную Польшу, Украину, Грузию, с параллельными физикой, химией, кулинарией. Вот и в случае с иридием. «Коренные месторождения осмистого (но не самородного!) иридия расположены в основном в перидотитовых серпентинитах складчатых областей (в ЮАР, Канаде, России, США, на Новой Гвинее — но не в Эфиопии!). Ежегодное производство иридия на Земле составляет около 3 тонн. Это чрезвычайно редкий и дорогой металл. — Прим. перевод. + данные из Википедии и Химического словаря.

131

То есть, действие происходило после 1989–90 года — Прим. перевод.

132

Последний крупный праздник, отмечаемый перед Йулем (Jul, в поздней традиции — рождество), — день святого Мартина (по-норвежски — Mortensmesse или Mortensdag), 11 ноября. Этот праздник любят в Старом Свете. Традиционное блюдо, которое готовят почти в каждой семье — жареный гусь. В этот день на столе много различных яств. Такое изобилие не случайно — День святого Мартина — последний праздник перед долгим рождественским постом. Люди веселятся, едят много вкусной пищи, чтобы затем вплоть до 25 декабря (до католического Рождества) не есть пищи животного происхождения. Празднуют День святого Мартина во многих странах Европы одинаково. Во многих кафе и ресторанах подают жареного гуся и молодое вино. Источник: http://www.calend.ru/holidays/0/0/667/39/

133

С писателем Яцеком Комудой вы познакомились в сноске на стр. 6. Только в начале книжки он был писарчуком при короле Польши. «Писатель в вышиванке» — это наш «пан Автор», Анджей Пилипюк, который тем самым тонко стебется над собой. Кстати, у польских фантастов имеется еще один археолог по образованию, Артур С. Шрейтер, который рассказом «Вещуны» («Феникс» 1/1991) «породил» стиль «славянское фэнтези», но он пишет немного (около 15 рассказов), другие его книги и статьи, скорее, научно-популярные и литературоведческие.

Больше о Пилипюке (кстати, и содержание двух других томов трилогии о «кузинах») можно почитать здесь: http://uk.wikipedia.org/wiki/Анджей_Піліп'юк — Прим. перевод.

134

Мед тройняк — питьевой мед, для производства которого сусло образуется из единицы объема меда, разведенного двумя объемами воды. Крепость: около 15–16 оборотов. Цена, приличная, около 24–26 злотых (более 100 гривен) за литр— Прим. перевод.

135

«Ланцутский дьявол» Я. Комуды вышел из печати в 2007 году. — Прим. перевод.