Сестренки

— Так они же не поверят…

— Поспорим?

Она запустила приемник и подключила его к компьютеру. На экране появилась картинка со всех камер. Изображение снимаемое камерой, висящей возле школы, Катаржина увеличила. Ждать пришлось долго. Только минут через двадцать под дом заехал фургон и черный мерседес.

— А этот чего? — спросила Станислава.

— Аккредитованный дипломат для прикрытия операции. В случае чего, он защищает своих, у самого иммунитет…

Два агента с дверью справились быстро. Минут через десять они вынесли из школы несколько ящиков с чем-то.

— Ну что, похоже, устроилось, — тихо сказала Моника. — Вопрос только, захватят ли учителя. Мог ведь и смыться.

— Не думаю. Откуда он мог знать, что ты уже на свободе? Так что одна проблема из головы прочь. Что будешь на завтрак?

— А нельзя еще один йогурт?

Алхимик просыпается у себя на чердаке. Что у нас сегодня? Суббота… Голова раскалывается, но, если не считать конкретно ее, он чувствует себя даже и неплохо. Сразу же после пробуждения вернулась память о событиях предыдущего вечера. Жаль рапиры, хотя то был новодел… Суббота. За ночь распогодилось. Покрытые грязью башмаки, штаны и плащ… Он не донца помнил обратный путь, но случившееся на вилле четко встает перед глазами. Он убил Димитрия. Исправил ошибку, сделанную четыре столетия назад.

До чего же трещит голова! Две таблетки соответствующего средства должны помочь… Да, неплохо он почтил четырехсотую годовщину издания собственного трактата… О-о-ой… Кстати, а вино было и вправду неплохим, возможно, следовало поискать еще одну бутылку? Жалко, что не подумал раньше. Теперь нет смысла туда возвращаться. Похоже, убийцу и вправду всегда тянет на место преступления. Пару раз алхимику доводилось отнимать у людей жизнь. Но никогда потребности в этом он не испытывал. Может потому, что всегда убивал исключительно тех, которые того действительно заслуживали?

Катаржина вошла в детский дом и сразу же направилась в сторону кабинета директорши. Постучала и, не ожидая приглашения, нажала на дверную рукоятку. Сидевшая за столом бабища, увидав ее, побагровела.

— Чего? — рявкнула она вместо приветствия.

— Катаржина Крушевская, Центральное Бюро Расследований, — предъявила гостья удостоверение.

— А это вы по какому делу? — директриса держалась до конца.

Не ожидая разрешения, девушка уселась.

— Вы заявляли о побеге, — сделала она вид, будто заглядывает в блокнот, — Моники Степанкович.

— Да. Вы ее схватили? — на лице женщины рисуется садистическая радость.

— Да, но сюда она уже не вернется.

— То есть как это? — не смогла та скрыть разочарования.

— Скажем так, что вы у нас не вызываете особого доверия.

— Я педагог, которого весьма ценят, с безупречной репутацией, — женщина за столом сделала глубокий вдох, от возмущения ее лицо еще сильнее покраснело.

— Правда? — сомневающимся тоном процедила Катаржина. — Давайте-ка поглядим на ваше дело, — она вынула из сумки папку. — Педагогическое образование вы получили в 1978 году. Вы написали диссертацию о современных методиках воспитания. За последующую пару лет работа дождалась трех рецензий в научных журналах. Все они были отрицательными, автор одной из них выражал изумление, что столь неудачная работа, буквально напичканная ошибками, вообще могла быть защищена. Понятное дело, рецензенты не могли знать, что, начиная со второго курса учебы, по указанию СБ, вы прослеживали настроения среди студентов.

— Да как вы смеете?! — рявкнула толстуха, но в ее глазах появился страх.

— А пожалуйста, вот копии ваших донесений… Впрочем, это неважно. Вы получили должность преподавательницы истории в одном из варшавских лицеев… Там вы внедряли свои новаторские воспитательные методики, скопированные, впрочем, с советских, результатом чего стало совместное самоубийство троих ваших учеников. В своей предсмертной записке они обвиняли вас. Но партия, поскольку вы, тем временем, успели вступить в ее ряды, вас защитила. Впрочем, у меня нет времени повторять все эти гадости, — хлопнула она по столу папкой. — Вычеркните Монику Степанкович из своей документации.

— Но я…

— Принимая во внимание ваш психологический профиль, советую сменить работу. Тюрьма в Радоме объявила набор охранниц, — Катаржина бросила на стол ксерокопию объявления. — Думаю, там вы найдете возможности для самореализации… А об этом деле можете забыть. Моника в наших руках. Пригодится как преподаватель сербского для агентов.

И она вышла, вежливо закрывая за собой двери. Ведь хлопать дверью — это так некультурно.

Субботний день, дело к вечеру, небо хмурится, но жалко сидеть в четырех стенах. Головная боль уже прошла, а глоток свежего воздуха никому еще не повредил. Алхимик прогуливается по Плянтам. Проходит через Флорианские Ворота. С их городской стороны художники развесили свои работы. Сендзивой разглядывает чудовищную мазню, присматривается к картинам, которые, по его мнению, вовсе даже и ничего, правда, чуточку дороговаты. Потом он добирается до Рынка.

Ныряет в подворотню и вниз — в подвалы, в поисках пива. Через пару минут, в глубоком подземелье уже сидит над бокалом золотистого напитка. Прикрывает глаза и предается воспоминаниям. Краков времен его молодости был другим. Вроде бы так сильно ничего и не поменялось, многие дома как стояли, так и стоят, но… Вонючие сточные канавы, водоносы с ведрами на коромыслах, залитые жидкой грязью закоулки, лошади и телеги, протискивающиеся меж стенами, брызги грязи на городских укреплениях… Сукеннице[123], небольшие лавчонки на первых этажах каменных домов и возы, с которых крестьяне продавали солому на подстилки, кур и гусей, сметану в горшках, собранный в лесу мед.

Повсюду живая толчея, сотни мастерских, спрятавшихся в закоулках вокруг Рынка… Говор, стук кузнечных молотов. Сегодня Краков раз в сто крупнее. Тем не менее, алхимику кажется, что город походит на собственный труп. Что-то изменилось. Чего-то не хватает…

Организм у Моники Степанкович исключительно стойкий, даже для вампира. К вечеру прошла даже слабость, вызванная отравлением. Раны закрылись. Но девушка еще не оборвала покрывающего их ороговевшего слоя. Надо, чтобы все хорошенько залечилось… Вот с глазом хуже. Моника оценила, что с повязкой придется ходить почти неделю.

— Мне надо съездить к шалашу, — сообщила она после обеда.

— Поселяйся с нами, место тебе мы выделим, — улыбается Стася.

— С удовольствием, — в знак благодарности княжна склоняет голову. — Но там я оставила свой мобильный телефон. Клиенты наверняка уже гоняются за мной.

— Телефон здесь, — удержала ее Катаржина.

— Мы нашли и твой ноутбук, забрали все книги и тетради. Будет лучше туда не возвращаться.

— Да ладно, — весело машет рукой Моника. — Те четверо еще не скоро отважатся вернуться на луг…

Но дома осталась. Улеглась поудобнее на диване и, включив компьютер, вернулась к прерванной работе. Эсэмэски от клиентов и потенциальных заказчиков уже не вмещались в почтовый ящик. А она потеряла два дня.

— Завтра нужно будет ненадолго выйти, — заявила она, сохраняя очередной файл.

— Ну, не будем же мы тебя держать здесь силой, — сообщила Станислава. — Если чувствуешь силы…

— Я чувствую себя уже гораздо лучше, — сказала Моника. — Молоко помогло…

— Еще его применяют при отравлениях свинцом и ртутью, — лениво замечает Катаржина. — Молоко превосходно очищает организм от тяжелых металлов.

Станислава не сказала ничего. Свернувшись в клубок на своей кровати, она погружалась в дремоту. Присутствие вампира в собственной квартире у большинства людей вызвало бы, по крайней мере, беспокойство. Она же, совсем даже наоборот — чувствовала себя более безопасной. Ну кто нападет, если на страже дома стоит шестнадцатилетняя девчонка, способная пересчитать кости четырем здоровилам одновременно?

123

Суконные ряды на площади Рынок в Кракове. Сейчас скопление лавочек с сувенирами (это на первом этаже). На втором, говорят и пишут, проводятся выставки и презентации. Редко какой турист добирается до второго этажа Сукенниц — Прим. перевод.