Сестренки

Сендзивой поднял взгляд на стоящего перед ним мужчину. Прошло четыреста лет, но он узнал его сразу.

— Димитрий.

— Мастер, сколько же это мы лет не виделись… — губы давнего помощника растянулись в улыбке.

В мозгу Сендзивоя зажглась аварийная лампочка, он почувствовал фальшь.

— Что хорошего слыхать? — спросил он.

— Живу помаленьку, — ответил ученик. — Люблю этот город… Может, в честь встречи, выпьем по рюмке вина?

Алхимик поглядел а стол с фуршетом и слегка скривился.

— У меня дома хорошее, — вызвался Димитрий. — Французское, пятидесятилетней выдержки. Знакомые привезли. Виноград со склонов замка Мария Серена[110]. В магазине не купить.

— Далеко живешь?

— Отсюда далековато, но у меня автомобиль…

Через минуту они уселись в припаркованный неподалеку джип и направились через темный город.

— Вижу, что ты не с пустыми карманами, — буркнул Михал.

— Раз живешь столько времени, то учишься хорошо вкладывать деньги, чтобы те приносили доход. Мастер, если вам нужны деньги…

— Есть, — коротко отрезал тот.

Остановились они перед небольшой, неосвещенной виллой, окруженной старыми каштанами.

— Ну… так ты неплохо и устроился, — оценил алхимик.

Они вошли в холл, прошли в салон, где в камине еще догорали угли.

— Присаживайтесь, мастер, а я все приготовлю…

Сендзивой утонул в глубоком кресле. Димитрий запустил музыку, аппаратура у него и вправду была высокого класса. Поначалу гость не узнал мелодию. Лишь через несколько минут сориентировался, что это, вроде бы, какая-то из симфонических поэм Константинаса Миколоюса Чюрлёниса[111]; от удивления он даже поднял брови. Неужто Димитрий поддался цивилизации?

Пришел бывший ученик, неся на подносе две рюмки и тарелку с порезанным серником. Оба уселись за низким столиком.

— За встречу! — чокнулись они.

Вино и вправду было замечательным. Только Сендзивой до конца не допил. Рюмка выпала у него из пальцев. Казалось, что в сторону пола она летит несколько минут, оставляя за собой светлую полосу. За руками Димитрия тоже тянулись светящиеся полосы. Вокруг картин на стенах появились фосфоресцирующие гало. Алхимик хотел подняться, но лишь почувствовал ужасную слабость.

— Тетрагексанол и щепотка ЛСД[112], — с хитрой усмешкой пояснил бывший ученик. — Вы уж простите, учитель, но ведь по своей воле тинктуры никогда бы не отдали. Уже тогда, в коридоре, вы все поняли. Но любопытство, ваше патологическое любопытство…

Он подскочил к креслу и стал обыскивать карманы Михала. Алхимик с громадным трудом смог поднять руку, но силы, чтобы оттолкнуть хозяина, у него не было. Через миг Димитрий с триумфом отступил на шаг, сжимая в руке небольшой, желтый шар.

— Шарик из слоновой кости, — хихикал он, радуясь. — Если не ошибаюсь, он принадлежал Келли? Я все помню, все. Он раскручивается…

Хозяин виллы уселся во втором кресле и осторожно открыл коробочку. Внутри находилось граммов пятнадцать-двадцать красных кристалликов.

— Тинктура, камень философов… У меня запас на три тысячи лет жизни! — радовался он.

Алхимик пытался что-то сказать, но был не в состоянии издать хотя бы звук. Комната вращалась вокруг него, голос давнего ученика доходил как будто бы сквозь слой ваты.

— Другие… — выдавил он наконец.

— Твои оставшиеся сотрудники? Двое мертвы, я лично позаботился об этом, а точнее, сделал это руками одного молодого придурка. Их запасы я забрал себе.

— Давно?

— Еще перед войной. Янек, похоже, жив; я его не видел. И Стася жива. Но не беспокойся, уже вскоре все вы встретитесь в аду… Ну… не такой уж я бессердечный, подожду, когда ты потеряешь сознание, и только потом тебя застрелю… Ничего не почувствуешь, ты заслужил спокойной смерти. Но вначале…

Он побежал в кухню.

Сендзивой закрыл глаза и сконцентрировался. Он обязан обрести власть над собственным телом. Обязан. Алхимик сконцентрировал взгляд. Пальцы постепенно сжались в кулак. Теперь другой. Ничего, как-то идет.

Ученик вернулся с бутылкой.

— Медицинский эфир, — сообщил он. — Как вы тогда его называли? Меркурий?

— Алкагест, неуч[113]… — прохрипел его учитель.

Димитрий допил свое вино и всыпал в рюмку щепотку порошка. Залил эфиром из бутылки. В воздухе повис чудовищный, больничный смрад[114]. Помешал. Заткнул нос и спешно заглотал всю порцию. Тут же закусил сырником. И только лишь после того вдохнул воздух.

— А ничего эфирчик, — вытер он слезы. — Пил я его уже когда-то тут, в Кракове, с Пшибышевским[115] и Тадеушем Бой-Желеньским[116]. Мы, художники…

Вдруг он схватился за желудок и без слова свалился на пол. Алхимик, отчаянно сражаясь с отсутствием координации, поднялся. Пошатнулся, но оперся о комод и смог удержаться на ногах. Димитрия рвало, словно проснулся вулкан.

— Хлорное золото[117], — рявкнул Сендзивой. — Ведь похоже на тинктуру, а, правда? Я же знал, что, в конце концов, наткнусь на кого-нибудь, такого как ты.

Воздух волновался зеленоватым морем, но алхимик хорошо видел все еще скрючившегося на полу врага.

— Чертовски сильный яд… — шепнул он. — Но не беспокойся, большую часть ты успел вырвать…

Димитрий глянул на бывшего учителя и мастера с неразумной надеждой.

— Два убийства, одна попытка убийства и еще два запланированных, — голос Сендзивоя сделался холоден словно лед. — и, наверняка, куча других грязных делишек за последние четыреста лет.

Ученик конвульсивно дернулся и попытался заползти под стол. Алхимик вынул кручицу из-за пояса.

— Прощай, мой бывший приятель. Рука справедливости достала тебя, так что по-христиански прости мой поступок, — процитировал Сендзивой старинные слова палача.

Оба неоднократно видели казни. В XVII веке они были одним из немногих развлечений, предлагаемых властями города его обитателям…

Глаза Димитрия глядели на Сендзивоя с крайним недоверием. «И что? Это все?» — казалось, спрашивал этот взгляд. «Разве я прожил четыреста лет ради того, чтобы сдыхать как собака, на полу?»

Учитель стоял над ним с готовым выстрелить оружием. Самому пистолету было более четырех веков. Рукоять изготовили из дубового дерева, почерневшего по мере течения времени. Ствол и замок блестели свинцовым оттенком старинной стали. Русский наган производит незабываемое впечатление, только до кручицы ему ой как далеко. Это оружие страшное и прекрасное. Уважение к себе пробуждает сразу же и навечно. Калибр около семнадцати миллиметров, приблизительно столько же у иракской противовоздушной пушки. Толщина стенок ствола около шести миллиметров. Внутри таится заряд черного пороха и свинцовая пуля размерами с перепелиное яйцо.

На губы Димитрия выползла презрительная усмешка. Не дождетесь! Не увидит мастер его слабости. Прожил я 430 лет — и хватит. Но уйдет достойно. В его глазах мелькнула искорка гнева.

— Прощаю вам, господин хороший, ибо не виновен ты в моей смерти, — подсказала ему память соответствующую цитату. — Только наноси удар так, чтобы не нужно было исправлять!

Алхимик нажал на курок. Давненько он уже не стрелял. Оглушительный грохот потряс виллу. Какое-то оконное стекло не выдержало и лопнуло. Страшная отдача подбросила руку Сендзивоя вверх; запястье заболело так, словно его перебили. Но времени размышлять об этом не было. Воздух наполнил едкий дым. Запахло серой, порохом, смертью…

Пуля попала ученику в висок. Даже входное отверстие выглядело ой как нехорошо. На выходное лучше и не глядеть. Искры гнева в глазах убитого погасли. Грудь еще раз шевельнулась и опала. Больше хозяин виллы уже не дышал. Сендзивой вытащил труп из-под стола и, ради уверенности, опираясь на рапире словно на трости, пришпилил Димитрия к полу. Он долго еще стоял, опершись о комод и тяжело заглатывая воздух. Головокружение постепенно проходило.

110

«В Ментоне много прекрасных садов и парков. Гуляя по городу, отдыхают не только глаза, но и душа. Недалеко от итальянской границы находится сад виллы Мария Серена. Он считается самым организованным во Франции. В нем есть пальмовая роща, цитрусовые, оливковые деревья и тропические растения». Из книги Ильи Мельникова «Рокебрюн — Кап-Мартен и другие маленькие города Лазурного Берега» (http://www.kniga.com/books/preview_txt.asp?sku=ebooks317246). Ни о каких виноградниках — ни слова. Да вообще, о знаменитых (тем более, 50-летних!) винах с французской Ривьеры никто не слышал. — Прим. перевод.

111

Микало́юс Константи́нас Чюрлёнис (до 1955 г. использовалась русская форма имени Николай Константинович Чурлянис; лит. Mikalojus Konstantinas Čiurlionis; польск. Mikołaj Konstanty Czurlanis; 10 (22) сентября 1875–28 марта (10 апреля) 1911) — литовский художник и композитор; родоначальник профессиональной литовской музыки, далеко раздвинувший своим творчеством границы национальной и мировой культуры. — Википедия. Кстати, автор, наверное, по известным только себе причинам, транскрибировал фамилию и имя Чюрлениса в их современном русском звучании, а не в польском (Ciurlionis Mikołas). — Прим. перевод.

112

О свойствах тетрагексанола будет написано ниже, но «щепотка ЛСД»… и вот так сразу… и почему-то «страшная слабость»… (хотя ЛСД действует на народ по-разному; некоторые наоборот, делаются дико активными). Как Димитрий не побоялся, что Сендзивой в припадке возбуждения не прибьет коварного ученичка? — Прим. перевод.

113

Если Сендзивой пожелал сострить, то, вроде, не время и не место. Или (о, страшное предположение!), знаменитый алхимик, вслед за паном автором, не знает, что алкагест (Alkahest; в дореволюционной русской традиции Алькаэст) или Универсальный растворитель (лат. Menstruum universale) в алхимии — жидкая субстанция, обладающая способностью растворять все без исключения тела (вещества). Парацельс, впервые употребивший термин алкагест в начале XVI века, произвёл его, по-видимому, от араб. القالي‎‎ al-kali (щёлочь). Диэтиловый же (медицинский) эфир, возможно, впервые был получен в IX веке алхимиком Джабир ибн Хайяном либо алхимиком Раймундом Луллием в 1275 году. Достоверно известно, что он был синтезирован в 1540 году Валерием Кордусом, который назвал его «сладким купоросным маслом» (лат. oleum dulce vitrioli), поскольку получил его перегонкой смеси этилового спирта и серной кислоты, которая тогда называлась «купоросным маслом». Кордус также отметил его анестезирующие свойства. Название «эфир» было дано этому веществу в 1729 году Фробениусом. Ага, «меркурием» называли ртуть. Википедия + Химический словарь

114

Блин, пан Автор и медицинский эфир не нюхал? — Прим. перевод.

115

Стани́слав Фе́ликс Пшибыше́вский (польск. Stanisław Feliks Przybyszewski; 7 мая 1868, Лоево в Куявии — 23 ноября 1927, Яронты в Куявии) — польский писатель. Испытывал влияние взглядов Ф. Ницше, пропагандировал крайний модернистский эстетизм, эротизм и экспрессионизм. В драматургии ориентировался на Ибсена, Метерлинка, Стриндберга. — Википедия.

116

Тадеуш Бой-Желеньский (польск. Tadeusz Kamil Marcjan Żeleński, Tadeusz Boy-Żeleński; 21 декабря 1874, Варшава — 4 июля 1941, Львов) — польский театральный критик, переводчик французской литературы, литературовед и писатель, по образованию врач. Присоединился к группе молодых краковских авторов и художников, вместе с ними создал в 1906 г. в кафе «Яма Михалика» кабаре «Зелёный шарик» и стал автором сатирических текстов, изданных позже под названием «Словечки» (польск. Słówka; 1911). Во время Первой мировой войны работал железнодорожным врачом. С 1919 года писал театральные рецензии для краковской газеты «Час», затем для варшавской «Курьер Поранный». В 1922 году переселился из Кракова в Варшаву. — Википедия

117

Хлорное золото или хлорид золота — бинарное неорганическое соединение, соль металла золота и хлористоводородной кислоты, формула AuCl, Au2Cl4 или Au2Cl6. Получают путем насыщения мелкодисперсного порошка золота газообразным хлором при нагревании: При стандартных условиях представляет собой красные кристаллы. Монохлорид золота раздражает кожу и глаза, повреждает ткани почек и сокращает количество белых кровяных телец. При прикосновении промыть пораженный участок водой с мылом в течение 15 минут. — Википедия + Химический словарь.