Сестренки

Было здесь и несколько обычных клиентов, но при виде подобной банды «вооруженных и очень опасных» психов они тихонечко смылись в соседний подвал. Скатертью дорога, «сицилисты зачуханные», пивных у нас хватает…

Один лишь гость остался на своем месте за маленьким столиком у стены. Сидит, попивая пивко из трехлитровой кружки. На столешницу положил тетрадь, исписанную заметками и химическими уравнениями. Немногочисленные во всем мире эксперты, если бы окинули тетрадь взглядом, наверняка погрузились бы в недоумение. Мужчина одет в длинный коричневый плащ. Под шеей он носит плоеный воротник из шелка[9]. Седая борода ниспадает на грудь.

Сейчас он отложил авторучку «паркер» и с удовольствием приглядывается к разыгравшейся банде. Шляхтичи тоже поглядывают на него. Он не из их компании, тем не менее, одеждой соответствует гулянке. Интересно, почему? Может быть, ему тоже нравится, в старинном королевском городе, надеть, хотя бы на пару часиков, традиционную польскую одежду? Они не собираются ему мешать, а если старику захочется повеселиться с ними, сам подойдет…

Пожилой мужчина рад. Отвык он уже от подобных видов. Жестом узкой ладони подзывает официанта.

— Пиво для всех, — делает он заказ, отдавая шелестящую купюру.

Придворным поклоном благодарит за тост в свою честь. А затем вновь впадает в умиротворенную задумчивость.

Как приятно без дела бродить по краковским Плянтам[10] туманным, осенним утром. Худенькая, темноволосая девушка шла, обходя многочисленные лужи. После вчерашнего ливня резко похолодало. Она поплотнее закуталась в длинное, светло-коричневое пальто из верблюжьей шерсти. Да, она мерзла, но после нескольких лет, проведенных под раскаленным африканским солнцем, подобная перемена была даже приятной. Краков постепенно изменялся в лучшую сторону. Он уже не был таким темным и мрачным, каким она его запомнила во время своего последнего здесь пребывания. Приятно было заглянуть в старые уголки, хотя — как оказалось — не все из них сохранились. Сносы да ремонты здорово изменили лицо города.

Деревья теряли листья. Девушка прошла мимо Барбакана. Ненадолго прикрыла глаза. Без труда представила крепостные стены из красного кирпича и серой извести. Внезапно ей захотелось поглядеть на Флорианские Ворота изнутри.

На лавке неподалеку сидел мужчина, одетый в дорогой костюм. На запястье сиял золотой швейцарский хронометр. Мужик пил всю ночь, сейчас постепенно приходил в себя.

— Эй, красотка, что же ты ходишь так одиноко? — заговорил он, словно опытный казанова.

Что-то в его хриплом голосе привлекло внимание девушки. Она обернулась, пригляделась повнимательнее. Хитрое, похожее на крысиное, лицо-морда; он несколько располнел, но она узнала.

— Дмитрий, — негромко произнесла девушка. — Не думала, что ты до сих пор жив…

Теперь уже вздрогнул мужчина и поднял набежавшие кровью глаза.

— Пани, — прозвучали хриплые слова. — Я счастлив, имея возможность поприветствовать…

Он хотел подняться, только притяжение победило, так что с лавки мужчина встать не смог. На его физиономии тут же появилась услужливая усмешечка.

— Ты нашего учителя видел? — спросила девушка.

В глазах мужчины блеснуло понимание.

— А разве тебе уже не хватит?

Собеседница покачала головой.

— Потому-то я и здесь… — пояснила. — Вернулась, чтобы его найти.

— Живешь в Кракове?

Девушка неохотно кивнула.

— Нет, старика я не видел. С того самого дня.

Не прощаясь, девушка отправилась дальше. Дмитрий глядел вслед. В его взгляде появилось нечто вроде желания.

На улице святого Томаша, возле здания Музыкальной Академии, девушка столкнулась с посчитавшим это место собственным уделом эксгибиционистом, но, видно, он распознал ее еще издалека, потому что тут же поплотнее запахнул непромокаемый плащ и чмыхнул в ближайший переулок. Что же, иногда люди не любят, когда в них стреляют… Девушка глянула на часы. Времени было еще много, тем не менее, он ускорила шаг.

Шестое чувство подсказывало ей, что вскоре что-то произойдет…

Национальную Библиотеку проектировали еще во времена реального социализма. Так что ничего удивительного, что в ее закоулках было предусмотрено существование нескольких непригодных в нынешние времена помещений. И, понятное дело, сейчас их попытались использовать. В атомном бомбоубежище, после удаления переборок, очутились наиболее ценные старинные печатные издания. Система камер, установленная еще Службой Безопасности для того, чтобы подсматривать за читателями, пригодился охране для мониторинга читального зала. Отдел запрещенных изданий, где, по мысли архитектора, сотрудники секретных служб ПНР должны были просматривать не рекомендованные книги капиталистического производства, был переделан под помещение для чтения микрофильмов.

Блондинка с косой устроилась в сверхсекретном, бронированном помещении, по начальной идее предназначенном для сжигания книг, которых нельзя было хранить ни в коем случае. Сотрудники библиотеки сразу же обратили внимание, что эта миленькая девушка, которой ну никак не могло быть больше двадцати лет, нисколько не похожа на обычного гостя. Появилась она совершенно неожиданно в одно прекрасное осеннее утро. Из грузовичка без каких-либо обозначений она выгрузила шесть металлических запломбированных контейнеров. В библиотеку вошла, словно к себе домой. Девушка располагала магнитной картой, открывающей все замки. Ящики она приказала занести в никем не используемое помещение для сжигания. На двери повесила табличку «Вход воспрещен». В читальном зале присвоила ящичек бланков заказа.

Не все книги были внесены в центральный компьютерный реестр, в связи с чем она довольно регулярно начала появляться в отделе каталогов, копаясь в карточках и выписывая громадное количество заказов. Каждые два-три часа она заходила в столовую. Уже на третий день ее привычки были известны настолько, чтобы, как только она появлялась в дверях, кухарка тут же заливала кипятком чай. Три ложечки листового «Юнаня» на чашку. Девушка спешно выпивала свой чуть ли не кипяток и возвращалась к своим занятиям.

Сотрудники книгохранилища тоже косвенно столкнулись с таинственной гостьей. Никогда и никем не используемый технический лифт, ведущий к печной, неожиданно ожил и тут же выплюнул из себя восемь десятков бланков заказов. На каждом имелась зеленая печать, означавшая непререкаемый приоритет. В теории, подобным штампиком мог пользоваться крайне узкий круг научных сотрудников библиотеки самого высшего ранга, но когда работники хранилища обратились с расспросами в дирекцию, то получили подтверждение. Кроме того, им сообщили, что какие-либо задержки в исполнении требований незнакомки повлекут за собой увольнения с работы. Вместе с этим их проинформировали, чтобы они не задавали лишних вопросов.

Работники копировального отдела весьма удивились, когда незнакомка появилась на пороге рабочего помещения. На стол она положила заказ на исполнение микрофильмов с восьми сотен годовых комплектов старых газет. Но как только те заикнулись про сумасшедшие расходы, девушка, не говоря ни слова, вытащила чековую книжку.

Охранники на служебном входе быстро перестали удивляться. Девушка приходила на работу в семь утра. Уходила, как правило, около десяти вечера. Пару раз ей случалось остаться на ночь. Это, естественно, было против всех предписаний, в связи с чем охранники обратились к директору с протестом. Но тот ответил на все их сомнения лишь тем, что беспомощно разложил руки.

В другой прекрасный день блондинка вытащила из помещения для сжигания все шесть запломбированных контейнеров, отослала последние книжки в хранилище, после чего, посвистывая себе под нос, библиотеку покинула. Ящики два молчаливых мужика с лицами-масками загрузили в ничем не примечательный фургон, после чего таинственная девица исчезла уже окончательно.

9

Подобные воротники — «крызы» — можно видеть на полотнах старых испанских мастеров, хотя бы, Веласкеса.

10

Золотые, по-видимому, слова, хотя сами мы бродили по Плянтам днем и ранним вечером (зато осенью). Плянты (Planty) — аллеи, высаженные на месте снесенных крепостных стен в историческом центре Кракова. Они окружают старый город кольцом. От старинных же укреплений остались всего две башни, фрагмент стены и круглый Барбакан. Вообще, слово «плянты» означают парки, зеленые насаждения. Иногда их называют «планты», но будем следовать правилам польского языка. — Прим. перевод.