Если небо упадет

Эшли Дьюал

ЕСЛИ НЕБО УПАДЕТ

И если небо упадет, пусть оно поглотит меня.

Как бы далеко друг от друга ни были люди,

их объединяет одно:

небо.

АННОТАЦИЯ

У Миры совсем плохо с желанием жить.

После трагической гибели родителей, ее единственный интерес – сценарий собственной смерти. Девушка упорно пытается свести счеты с жизнью, пользуется ярыми и безутешными криками своей фантазии, однако неожиданно натыкается на внеплановое препятствие с каштановыми волосами и гетерохромией радужной оболочки.

Данная встреча заставит ее пересмотреть взгляд на многие вещи.

Хотелось совершить самоубийство просто ради того, чтобы что-то изменить.

Джеффри Евгенидис.

ЕСЛИ НЕБО УПАДЕТ – Эшли Дьюал

__________________________________________________________________________________

ГЛАВА 1.

Вверху ни одной звезды. Под ногами черный асфальт. На плечах ни перышка, а внутри так тяжко, будто кто-то скребется, точит длинные, острые когти о стены души.

Я должна была умереть двадцать четыре минуты назад, должна была упасть без сил и захлебнуться в собственной отвратительной пенистой жидкости. Однако я не ощущаю и толики бессилия. Трещат по швам чувства, не органы, и это ни столько удивляет меня, сколько опустошает.

Я плетусь по главной улице города. Уже далеко за двенадцать. Людей мало. Зато много машин. Они рассекают воздух, рушат тишину, сливаются в единые, цветные линии, оставаясь при этом для меня абсолютно одинаковыми. Воздух легкий, такой свежий, что я закрываю глаза и наслаждаюсь прошедшим дождем, пролетевшей в небе птицей, проскользившим рядом порывом ветра, коснувшимся моей руки листом дуба. Лицо мокрое, и я говорю себе, что это от дождя. Точно. Распахиваю глаза, смотрю в черное небо, и ощущаю ливень в своей душе, которого уже нет снаружи.

Обхватываю руками талию, продолжаю идти в сторону своего дома, наблюдая за рыжими пятнами от света на дороге, которыми кто-то как будто украсил трассу, вылив тысячи банок бесцельно и бездумно под старыми фонарями.

Меня слегка шатает в сторону. Я цепляюсь пальцами за кирпичную стену высокой многоэтажки и внезапно думаю о том, что все-таки умру. Но головная боль быстро проходит. Через несколько секунд я вновь иду вперед и специально горблюсь, чтобы хоть как-то напомнить организму о своих намерениях и чувствах.

Не понимаю, что опять пошло не так? Почему я жива?

Дохожу до дома, апатично рассматриваю старый подъезд, грязные ступени. Поднимаюсь на второй этаж и долго топчусь на пороге, не решаясь пройти внутрь. Там меня будет ждать прошлое, а я сегодня вновь дала понять, что не хочу иметь с ним ничего общего. Встреча предстоит болезненная.

Наконец, открываю дверь, захожу. Бросаю ключи на тумбочку и, не останавливаясь, плетусь к себе в комнату. Затем невольно сворачиваю в другую сторону. Холодными руками сканирую стены квартиры, вдыхаю тяжелый запах орхидей, наблюдаю за тенями, путешествующими по коридору из-за прыгающего света за окном. Вхожу в ванну. Ловлю свой тусклый взгляд в зеркале и медленно стягиваю с плеч сумку. Затем отодвигаю шторку, переступаю в грязных кедах через бортик и включаю душ. Вода тут же смывает с моего лица недоумение. Страх. Я чувствую дикий страх, закрываю глаза и обессиленно сползаю по плитке, ощущая колики по всему телу, по всей коже. Меня начинает раздирать на части мерзкое ощущение паники. Задыхаюсь. Громко хватаю губами воздух, сдавливаю пальцами грудную клетку и чувствую слезы. Они царапают мои щеки, словно кто-то выжигает на них длинные, кривые линии. Словно кто-то издевается. Я довольно сильно ударяю головой по стене, испускаю стон и тут же сжимаю зубы, лишь бы не закричать. Не кричи! Держи все в себе! Но сил больше нет. Я взрываюсь, как шар, который слишком долго надували. Меня разрывает на куски, и, убирая назад с лица волосы, я действительно начинаю кричать. Бью ногами бортик ванны, отмахиваюсь от воды, врезающейся в мою спину, и вновь кричу.

Не умерла. Почему? Что я делаю не так?

Лицо становится горячим. Осматриваю потерянными глазами ванну, и думаю о том, как холодно сидеть в мокрой одежде, как больно сильно кричать, как сводит руки в тех местах, где я сжимаю их пальцами. Но ни на секунду я не задумываюсь над тем, что действительно пыталась покончить с собой. Это нестранно, когда ты хочешь умереть в третий раз. Странно лишь то, что у тебя опять не выходит.

Измотанная и разгоряченная я встаю на ноги. Вырываюсь из ванны и бегу в зал, оставляя за собой мокрые следы от кед. Хватаю со стола ножницы, на бегу раскрываю их. Вновь оказываюсь лицом к лицу со своим отражением в ванне, только сейчас глаза не тусклые. Они злые. Вытягиваю перед собой руку, прикладываю к венам лезвие и почему-то замираю. Прикусываю губу, набираюсь смелости и опять останавливаюсь. Пальцы, сжимающие ножницы, бледнеют, время неумолимо несется, а я все так же одержимым взглядом рассматриваю уже имеющиеся шрамы на руках, эти белые, кривые полосы, расположившиеся чуть выше кисти.

- Давай же, - сквозь слезы, рычу я. – Сделай это еще раз.

Вспоминаю свою попытку номер два и обессиленно кладу голову на край мойки. Плечи поникают, словно на них что-то падает, словно кто-то облокачивается сзади, придавливает, опускает их вниз. Я глубоко втягиваю воздух, зажмуриваюсь и сквозь веки вижу картинки этой же самой ванны, только несколько месяцев назад. В тот день было много крови. Но напугала меня отнюдь не алая, тягучая жидкость на полу, руках и в мойке. Я испугалась, когда жизнь медленно начала меркнуть перед глазами. Когда все мое существо, будто засасывало в гигантскую трубу, и эти ощущения, эти эмоции до сих пор не покидают мою голову.

Правда в том, что пережив все ужасы той ночи, я осталась жива. Меня спасли соседи. Люди, для которых раньше, как мне казалось, меня не существовало. Но факт в том, что я оклемалась и очнулась с чувством полного опустошения. Я видела смерть, я ее чувствовала, и я осталась в живых.

С тех пор умирать стало страшно. Я решила, что в следующий раз учту все погрешности и придумаю нечто быстрое. Лучше бы безболезненное. Два месяца я боялась даже смотреть на свои руки. Сейчас, сжимая в пальцах ножницы, я уже не боюсь. Я просто не могу, не могу повторить с собой то, что уже мне пришлось пережить. То, что отпечаталось в моей голове, как самое ужасное, самое холодное, самое страшное событие после…

Мысли обрываются. Я встряхиваю головой. Раскрываю глаза, выпрямляюсь и с ненавистью разглядываю свои шрамы. Затем поднимаю взгляд, сканирую лицо давно погибшего человека: эти красные, болезненные глаза, белую кожу, потрескавшиеся губы, эти опущенные уголки. Я замечаю в отражении гнев, вижу как рука, сжимающая ножницы поднимается, как она приближается к лицу. Храбро приподнимаю подбородок. Я готова ко всему, что сейчас заставит меня сделать мое же тело. Но оно не намеревается умирать. Пальцы свободной руки собирают светлые, рыжеватые волосы, вытягивают их, и другая рука подносит ножницы. Один щелчок, и всеми любимые локоны валятся вниз. Любимые мамой, любимые папой. Они бы не позволили. Но теперь их нет.

Бросаю ножницы в мойку. Выпрямлюсь, протираю мокрое лицо и неврно усмехаюсь, разглядывая неровные, бронзовые пряди, едва прикрывающие подбородок.

Ничего – говорю я себе. Я придумаю еще что-нибудь. Для того чтобы умереть, у меня есть целая жизнь.

Поужинать решаю в три часа утра. Нарезаю салат из овощей, ставлю чайник. В четыре начинает светать, а я только сажусь за стол. Теперь на мне сухая одежда. От нее пахнет лавандой, словно пришла мама и застирала все вещи, вылив в машинку флакон своих духов. Я наслаждаюсь этим ароматом. Представляю маму на кухне. Вижу, как она разговаривает со мной, и отвечаю в воздух: