Страница 49 из 100
— Вам привет от вашего мужа, — начал разговор Петр. — Только отвечайте тихо. И не нервничайте, держите себя спокойно.
— Я не буду вам отвечать. Я вам не верю!
— Понимаю. Тогда слушайте меня внимательно. Огульский знает о вашем письме на заставу. Он обманул вас. Вы послали с Яремчуком дезориентирующие наших сведения, которые могут сорвать всю операцию по ликвидации банды…
— Это неправда! — не выдержала свое обещание молчать Галка.
— Правда, Галина Тимофеевна, иначе Огульский не был бы в курсе дела. Он хочет взорвать не мост, а электростанцию. И расположение основной базы вам было продиктовано ложное. То место, где мы сейчас с вами прогуливаемся, находится в противоположном направлении. Я догадываюсь, как вам нелегко признать себя обманутой, но это так…
— Вы все знаете, я это поняла, но я все равно вам не верю…
— Вы должны мне поверить.
— Не могу.
— Мы теряем зря время. Прикиньте еще раз: если Огульский знает о вашем письме, значит, Яремчук с ним заодно.
— Да, я уже сказала: это я поняла.
— В чем же тогда дело?
— В вас…
— Если бы вы так упорствовали, когда вас обманывали, чтобы потом вашей же рукой, которой вы писали письмо, обмануть вашего мужа, всех нас…
Петр видел, как она побледнела, сознавал, что нанес ей жестокий удар, но у него не было другого выхода.
— Будем продолжать беседу? — спросил он. — Или вы по-прежнему будете считать меня своим злейшим врагом, и тогда наша с вами беседа закончена.
— Я не знаю. Я не могу так сразу вам поверить.
— Жаль. А ведь после той нашей встречи в Горске вы, насколько мне известно, даже защищали меня от подозрений…
У Галки сжалось сердце. То, что сказал сейчас Полосатый, он мог узнать только от Тамарова. Неужели они все-таки встречались?!
— Вы действительно его видели? — еще не смея, не в силах поверить в это, спросила она.
— Да, вчера вечером. И хочу, чтобы завтра, в крайнем случае послезавтра увидели его и вы…
— Что вы со мной делаете… — только и смогла она проговорить.
— Возьмите себя в руки! Я понимаю, что вам сейчас нелегко продолжать эту беседу, но у нас слишком мало времени, а другого может не быть. Постарайтесь запомнить все, что я вам скажу. Нападение на электростанцию будет совершено через неделю, если брать за точку отсчета сегодняшний день. Стало быть, свой отсчет вы будете вести о того дня, когда попадете к нашим. Это понятно?
— Да…
— Чтобы отвлечь наши силы, в тот же день, только несколькими часами раньше, они нападут на лесокомбинат и кондитерскую фабрику, их необходимо тоже обезопасить.
— Запомнили названия объектов?
— Запомнила…
— Завтра утром я постараюсь встретиться с вами еще раз и еще раз все вам повторю. Завтра же я назову вам место расположения их логова… Да, да, того самого, в котором мы с вами сейчас находимся. К сожалению, точными координатами я еще не располагаю, меня доставили сюда, как и вас, с завязанными глазами…
— Даже так? Значит, Огульский вам тоже не доверяет?
— Не совсем так. Скажу больше: во многом я уже сумел его убедить.
— Тогда почему бы вам не уточнить координаты у него?
— Огульский не сделает этого. Любой агент, заброшенный к нему с Запада, сможет узнать о месте расположения его логова только тогда, когда вместе с бандой уйдет на задание, потому что после нападения на электростанцию банда сюда больше никогда не вернется…
— Он вам сам это сказал?
— Нет, конечно. Мы узнали об этом из перехваченных шифровок. К сожалению, координаты логова в шифровках не были указаны.
— Огульский — страшный человек…
— Да. И очень опасный враг. Поэтому будьте предельно осторожны: ни одного лишнего слова, ни одного лишнего шага…
— Ну, положим, лишнего шага он мне и не позволит сделать, — с грустной улыбкой ответила Галка.
— Он-то не позволит, но вы сами не сделайте.
— Постараюсь.. А вы, значит, «человек с Запада»?
— Так уж получилось…
— Понимаю… Что я должна сказать Огульскому, если он спросит меня о нашем с вами разговоре?
— Я постараюсь лишить его этой возможности. Но если это случится, скажите ему, что я пытался вас уговорить сотрудничать со мной, обещал, если вы согласитесь, сохранить вам жизнь и взять с собой на Запад. Вы ответили мне отказом, на сделку со мной не пошли, потому что поняли, что это провокация. Потребуйте от Огульского, чтобы он больше не подпускал меня к вам…
— А как же наша встреча завтра утром?
— Она потому и состоится, что сыграет закон обратного действия. Огульский ведь считает меня своим человеком, поэтому он сделает так, как я хочу. А я буду настаивать на новой встрече с вами, чтобы склонить вас к сотрудничеству…
— Как все сложно!
— Если бы было все просто, нас бы с вами здесь не было, — улыбнувшись, ответил Петр. — Ну, на сегодня, кажется, все. Теперь давайте просто погуляем, полюбуемся природой. Она ведь все-таки нашенская…
— Я, наверное, не смогу, очень устала, — сказала Галка. Потом, помолчав, спросила: — Как он там, без меня?..
— Держится, хотя это и трудно. Но ведь и вам нелегко приходится, верно?
— Отведите меня назад, — чуть слышно попросила Галка.
Петру не удалось предотвратить допроса Огульским жены Тамарова. Главарь банды пригласил ее к себе сразу, после их возвращения в бункер. Петр, зная, что Галка еще не остыла от переживаний, выпавших на ее долю в ходе недавнего их разговора, опасался за эту встречу, боялся, что она допустит где-то промашку, одним неосторожным словом выдаст и себя, и его. Но Галка была готова к допросу и сыграла свою роль отменно. Огульский еще и рта не успел открыть, а она уже обрушилась на него с обвинением «в ловко придуманной провокации».
— Вы напрасно старались! — кричала она, сузив свои большие зеленоватые глаза. — Ни вам, ни вашим ставленникам я служить не буду! Постарайтесь это хорошенько запомнить, достопочтенный пан, и впредь со мной этак не «шутите»!..
Огульский пытался ее успокоить, испытывал явную неловкость оттого, что гневный крик его пленницы наверняка слышали в соседних отсеках, а она, как назло, еще долго не унималась, тем, более что ненависть ее к этому человеку была искренней.
Убедившись, что добиться от нее ничего невозможно, и при этом не уловив в поведении Галки никакой игры, Огульский, сам того не желая, облегчил задачу Петра. Он пришел к выводу, что встреча с ней ничего агенту с Запада не дала, поэтому, учитывая фанатизм жены русского офицера, опасаться их новых встреч не надо, результат наверняка будет тот же. А Петру достаточно было только одной. Но Огульский этого не знал…
— Сочувствую вам, — сказал Петр главарю банды, когда тот зашел к нему после неудачного допроса Галки.
— А я вам! — отпарировал Огульский. — Извините, конечно, что я проявил к вам недоверие, допросив ее раньше, чем говорю с вами, но, что поделаешь, положение обязывает…
— Все правильно, Огульский, я на вас не в обиде. Но вы ведь ничего не добились, не так ли?
— Так, потому что нечего было добиваться, ваш номер не прошел…
— Нет худа без добра, как говорят русские… — Да, я убедился, что на измену своим, если ее не обмануть, она не пойдет…
— Вот видите! Теперь вы понимаете, как нелегко мне было подобрать к ней ключи и заставить ее написать письмо?
— Понимаю и ценю ваше профессиональное умение. Но, сделав один удачный ход, вы не сделали второй, а я хочу довести партию до победного конца…
— По-моему, заставив ее написать письмо, я уже выиграл партию.
— Ошибаетесь, Огульский! Партия в самом разгаре, и вы явно недооцениваете ответных ходов противника. Да, будем надеяться, что они получили сфабрикованное вами письмо, подтвердил изложенное в нем и сам его податель, Яремчук. Кстати, вы уверены в нем?
— Абсолютно! У него нет другого выхода. Семья, знаете ли…
— Ну, семью Яремчука, если он выдаст вас и ваши планы, Советы возьмут под охрану, вам тогда к ней все пути и дороги будут отрезаны.