Страница 45 из 53
— Почему ты согласился? — спросила она.
— Это звучит дико, но меня загнали в угол. Выбора не было. Пришлось согласиться.
— Ты сам пошел на это! — сказала Элис.
— Не совсем. Как только я согласился, чтобы Фассет назвал имена, мне пришлось подписать документ, по которому пришлось бы отвечать в соответствии с законом о национальной безопасности. Когда стало известно, кто они такие, деваться было уже некуда. Фассет все это понимал. Продолжать с ними нормальные отношения стало просто невозможным. Но плюнь я на правила допуска, меня могли бы привлечь к суду.
— Ужасно, — тихо сказала Элис.
— Гнусно — вот так точнее.
Он рассказал и о разговорах с Джинни и Лейлой возле бассейна. И как Дик Тремьян последовал за ним в гараж. И, наконец, о том, как Берни стал о чем-то говорить с ним, а в этот момент крик Джанет поднял на ноги весь дом.
— Он так и не сказал тебе, о чем шла речь?
— Он сказал только, что может предложить мне деньги для вложений. Я же обвинил их в том, что они входят в «Омегу»… А затем Берни спас мне жизнь.
— Нет. Минутку, — Элис выпрямилась. — Когда ты выбежал поправить тент и мы смотрели, как ты бежишь под дождем… А потом раздались выстрелы, и мы ужаснулись… Я попыталась выскочить к тебе, но они меня держали. Я плакала и пыталась вырваться. Лейла — а не Берни — прижала меня к стене. Внезапно она посмотрела на мужа и сказала: «Ты можешь двигаться, Берни! Все в порядке, Берни!..» Я не поняла тогда, но она прямо приказала ему.
— Женщины не посылают своих мужей под выстрелы.
— Это меня и поразило. Я подумала — а хватило бы у меня сил послать тебя… ради Берни?
И тут Таннер рассказал жене о брошке и о стене, на которой не осталось следов пуль.
— Но они же были в подвале, дорогой. Они не были снаружи. Они же не стреляли в нас, — Элис остановилась. Воспоминания о пережитом ужасе были непосильны. Она не могла заставить себя продолжать. Вместо этого Элис рассказала об истерике, которую Джой устроил в гостиной, и о том, что Бетти Кардоне видела их через окно.
— Вот, значит, что с вами происходило, — сказал он, когда жена закончила рассказ. — Я и не представлял, что такое было.
— Но тот человек внизу сказал тебе, что все конечно. Он же произнес эти слова.
— Он мне много чего нарассказал… Но кто же из них? Или все трое?
— Что? — спросила она.
— «Омега». Речь может идти о парах. Они должны действовать по парам… Однако Тремьянов и Кардоне одурманили в машине. Их бросили на Ласситер-роуд… Но было ли так?
Засунув руки в карманы, Таннер стал мерить шагами комнату. У окна он перегнулся через подоконник, глядя на лужайку внизу:
— Там тьма полицейских. Им смертельно скучно. Ручаюсь, что подвала они не видели. Интересно…
Стекло разлетелось вдребезги. Таннер покачнулся, и кровь хлынула ему на рубашку. Вскрикнув, Элис кинулась к мужу, который опускался на пол.
Снаружи раздавался грохот очередей, но ни одна пуля больше не попала в окно. Все врезались в стены.
Патрульный из холла вломился в двери и бросился к упавшему Таннеру. Через считанные секунды в комнату ворвался охранник, стоявший внизу с пистолетом наготове. Снизу доносились крики. Задыхаясь, вбежала Лейла и кинулась к Элис и лежащему на полу ее мужу:
— Берни! Бога ради, Берни!
Но Остерман не появлялся.
— Положите его на кровать! — рявкнул полисмен, который спустился сверху. — Разрешите, мэм! Разрешите, мы переложим его на кровать!
Остерман еще с лестницы услышал крики:
— Что там, черт возьми, стряслось? — он вошел в комнату — О Исусе!
Таннер пришел в сознание и приподнялся, чтобы осмотреться. Рядом с врачом стоял Маккалиф. Элис сидела на краю постели. Берни и Лейла стояли в ногах, пытаясь ободряюще улыбаться.
— С вами все будет в порядке. Очень удачно сложилось, — сказал врач. — Рана болезненная, но ничего серьезного. Проникающее ранение плеча, только и всего.
— В меня стреляли?
— В вас стреляли, — согласился Маккалиф.
— Кто?
— Этого мы не знаем, — Маккалиф старался скрыть свою ярость, но безуспешно. Капитан не сомневался, что его сознательно подвергли унижению, скрыв какую-то важную информацию. — Но вот что я вам скажу: я собираюсь допросить каждого из вас, пусть даже на это уйдет вся ночь. Я выясню, что тут происходит! Вас тут всех водят за нос, но с собой я этого не позволю!
— Рана обработана и перевязана, — сказал врач. — Вы можете вставать и двигаться, как только почувствуете, что у вас есть силы для этого, но только не делайте резких движений, мистер Таннер. У вас там всего лишь глубокий разрез. Вы, к счастью, потеряли очень мало крови, — улыбнувшись, доктор торопливо покинул их. Оставаться дольше не имело смысла.
Как только за ним закрылась дверь, Маккалиф отдал всем короткое приказание:
— Будьте любезны подождать внизу. Я хочу остаться наедине с мистером Таннером.
— Капитан, он только что получил ранение, — твердо сказал Берни. — Вы не можете его допрашивать в таком состоянии — я этого не допущу.
— Я офицер полиции при исполнении своих обязанностей и в вашем разрешении не нуждаюсь. Вы слышали врача. Ранение у него не серьезное.
— Ему уже и без того досталось! — возразила Элис Маккалифу.
— Простите, миссис Таннер. Это необходимо. А теперь, будьте любезны…
— Нет, мы не будем! — Остерман оставил жену и подошел к шефу полиции. — Допрашивать надо не только его. Но и вас. Всю вашу проклятую полицию надо вытащить на ковер… Я хотел бы знать, почему не остановилась патрульная машина, капитан! Я слышал ваши объяснения, но не принимаю их!
— Если вы будете продолжать и дальше в том же духе, мистер Остерман, я вызову полицейских и на вас наденут наручники!
— Этого я еще не испытывал…
— И не искушайте меня! Я уже имел дело с такой публикой. Я работал в Нью-Йорке, еврейская морда!
Остерман оцепенел:
— Что вы сказали?
— Так что не провоцируйте меня! Вы меня провоцируете!
— Плюнь, — сказал с постели Таннер. — Я не обращаю на него внимания, честное слово.
Оставшись наедине с Маккалифом, Таннер сел. Плечо болело, но он мог свободно двигать им.
Маккалиф подошел к краю кровати и взялся за ее спинку обеими руками, медленно произнося каждое слово:
— А теперь вы будете говорить. Вы расскажете все, что знаете, или я посажу вас по обвинению в утаивании информации, касающейся предумышленного убийства.
— Это меня ведь пытались убить.
— Тем не менее расследуется убийство. Убийство. И не важно, идет ли речь о вас или об этом здоровом еврейском подонке!
— Почему вы так обозлены? — спросил Таннер. — Объясните мне. Вы же должны в ногах у меня валяться. Я налогоплательщик, а вы не смогли защитить мой дом и мою семью.
Маккалиф несколько раз попытался что-то выдавить из себя, но его буквально душил гнев. Наконец он взял себя в руки:
— О’кей. Я знаю, что кое-кому из вас не нравится, как я веду дела. Вы, сукины дети, хотите выставить меня отсюда и посадить какого-нибудь вонючего хиппи, который только что кончил свой паршивый юридический колледж! Так вот, вам удастся это сделать, если я сам решу уйти отсюда, и только. А я не собираюсь выметаться! Мой послужной список останется чистым! И город этот будет в порядке! Так вот, выкладывайте, что тут происходит, и если мне потребуется помощь, я получу ее! Но я не могу требовать помощи с пустыми руками!
Таннер встал с постели, его было повело, но, к собственному удивлению, он тут же пришел в себя:
— Я верю вам. Слишком вы глупы, чтобы врать… И вы правы — кое-кто не любит вас. Но оставим пока это… Я еще не ответил на ваши вопросы. Но вместо этого собираюсь отдать приказ. Вы будете круглосуточно охранять этот дом, пока я не отменю его! Понятно?
— Я не подчиняюсь вашим приказам!
— А этому придется подчиниться. В противном случае вы появитесь на шестидесяти миллионах телевизионных экранов как типичный пример тупого, необразованного и злобного служаки, представляющего собой угрозу для сил охраны порядка. Вас смешают с дерьмом. Лишат пенсии и выкинут.