Страница 82 из 85
Многие века искусство разведения шелкопряда хранилось в строжайшей тайне. О нем не упоминают даже легенды. В Китае заниматься разведением шелковичных червей имели право только императрицы и женщины знатного происхождения. За разглашение тайны происхождения шелка, за попытку вывести из страны яйца шелкопряда, их гусениц или бабочек грозила смертная казнь. Легенды рассказывают, что за пределы Китая шелкопряды попали благодаря самоотверженности или предательству, смотря как это расценить, одной из прекрасных представительниц императорского дома — юной принцессы, ставшей невестой шаха Малой Бухары. Это она вывезла из страны грену — яйца шелкопряда, спрятав ее в прическе своих пышных волос, и преподнесла ее в качестве приданого своему жениху. За время долгого пути из Китая в Среднюю Азию грена не погибла, так как яйца шелкопряда способны надолго приостанавливать свое развитие.
Самка бабочки тутового шелкопряда больше похожа на автомат по производству яиц, чем на живое существо. Это малоподвижное создание почти не реагирует на внешние раздражители. Ни яркий свет, ни тень, ни звуки, ни посторонние запахи не вызывают у нее никакой ответной реакции. Выбравшись из кокона, она не стремится куда-нибудь улететь, и, если ничто резко не нарушит ее покоя, она проживет положенные ей 10–12 дней в радиусе 10 сантиметров от того места, где находится покинутая ею оболочка кокона. Только если бабочку потревожить, взять в руки или дунуть на нее, она зашевелится и заработает крыльями, но далеко не уползет и тем более не улетит. Внешне крылья у бабочки хорошо развиты, но подняться в воздух она не может.
Малая подвижность и неумение летать — необходимые качества, обеспечивающие благополучное размножение шелкопрядов. Все гусеницы, вылупившиеся из яичек, отложенных матерью и сестрами, всю свою жизнь проводят на родном дереве. Потеряв аппетит и перестав питаться еще за несколько дней до окукливания, они никогда больше интереса к пище не проявляют. Здесь же будут жить и их дети. Перелетев на соседнее дерево или спустившись на землю, самка не смогла бы обзавестись семьей, так как там самцы ее не будут искать. Но у самки и нет причин куда-нибудь уползти. Голод, который заставляет гусениц проявлять активность, ее не беспокоит. Чтобы самка не отвлекалась от выполнения своего предназначения по воспроизводству детей и чтобы у нее даже не возникало поползновения чем-нибудь перекусить, природа лишила ее ротового отверстия.
Если самец бабочки шелкопряда вывелся из гусеницы, которая в поисках пищи отбилась от своих сестер и братьев, забрела на отдаленную ветвь или свалилась на землю вместе с оторванным ветром листом и там в одиночестве окуклилась, такой потерявшийся самец проживет в полной неподвижности свой короткий век и не сделает ни малейшей попытки найти подругу и предложить ей руку и сердце. Но он поведет себя по-другому, если в непосредственной близости от него окажется молодая очаровательная самка. Крылатый кавалер мигом расстается со своей апатией, спешит познакомиться с представительницей прекрасной половины и вовсю старается, чтобы ей понравиться. Он машет крыльями, топочет ножками, кружит вокруг дамы, то приближаясь к ней вплотную, то отдаляясь, и, наконец, трепеща крыльями, обхватывает кончик ее брюшка своими лапками. Молодожены соединяются. У самца на кончике брюшка находятся остренькие коготки, позволяющие надежно прикрепиться к самке, что очень важно, так как спаривание бабочек шелковичных червей — процесс длительный.
Чтобы отложить максимальное количество оплодотворенных яиц, самка не должна отказываться от повторных браков. За свою короткую жизнь она принимает ухаживания нескольких самцов, иногда вступая в брачные отношения с 10–20 женихами. Все браки заключаются только по инициативе самцов. Самка, если не считать испускаемого ею запаха, свидетельствующего о том, что она созрела, чтобы стать матерью, ничего не делает для привлечения самца. А кавалеры, если невест много, выбирают самых молодых. Юные бабочки ничуть не симпатичнее более старших, просто молоденькие самки пахнут сильнее. В этом их привлекательность. А молодость бабочек скоротечна: в возрасте шести дней она уже старится. Пахучие вещества выделяются из крохотных бородавочек, расположенных на конце брюшка. Самцы воспринимают запах в радиусе всего 50 сантиметров, но и этого достаточно для знакомства: люди его вообще не чувствуют.
Яйца у шелкопряда довольно крупные — до полутора миллиметров длиной и имеют вид сплющенной продолговатой лепешки. В кладке их бывает от 400 до 800 штук. Обычно они покрыты клейким веществом и прочно прикрепляются к субстрату. Клей водостойкий, и, если яйца окажутся под открытым небом, дожди не смогут смыть кладку. Бабочка не разбрасывает яйца как попало, а выкладывает компактно, но никогда не кладет их друг на друга.
Наконец все яички отложены, и в положенный срок, зависящий от температуры воздуха, из них вылупляются крохотные большеголовые личинки серовато-зеленого цвета длиной до трех миллиметров. Головка у личинок лаково-черная, а по телу разбросано множество желтоватых бугорков, увенчанных пучками коричневатых волосков. По мере роста гусеницы светлеют, волоски укорачиваются, а бугорки сглаживаются. У взрослой гусеницы, достигшей в длину восьми сантиметров, гладкое тело имеет цвет слоновой кости или оно прозрачное.
Как и полагается насекомым, у гусеницы три пары настоящих ног с острыми коготками на конце. Кроме того, на 7-м, 8-м, 9-м, 10-м и на последнем 13-м сегментах находятся ложные ножки, которые после окукливания исчезают. Эти цилиндрические бугорки, увенчанные пучком крохотных коготков, позволяют гусеницам уверенно держаться на листьях родного дерева. По мере того как гусеница растет и делается тяжелее, цепляться за листья ей становится труднее. Вот почему на ложноножках новорожденной гусеницы ноготков бывает не больше пятнадцати, а к моменту окукливания их число возрастает до сорока. В строении тела гусеницы нет ничего лишнего. На голове шесть крохотных простых глазков, пара коротеньких усиков — органов осязания, и сложно устроенный ротовой аппарат, позволяющий ей без устали жевать молодую листву; на нижней губе есть маленький бугорок с отверстием на вершине, ведущим к шелковой железе. А на боках жирного тела имеется девять пар крохотных отверстий дыхательной системы, предназначенных для засасывания богатого кислородом свежего воздуха и освобождения отработанного, насыщенного углекислым газом.
Гусеницы заняты лишь тем, что ползают в поисках корма или едят. В младенчестве они прогрызают лишь маленькие круглые дырочки в самой нежной части молодых листочков. Взрослые же черви способны поглощать и листовые жилки, и твердые листовые черешки. Если есть что жевать, они не станут утруждать себя поисками более нежной пищи, притом способны несколько суток подряд есть не закрывая рта. В червивне, где обедают несколько тысяч гусениц, стоит глухой скрежет. Создается впечатление, что за окном шумит проливной дождь. Если бы гусеницы были в три — пять раз крупнее, в червивню было бы страшно войти.
Гусеницы — ужасные привереды. Они едят только листья белого и черного тутового деревьев и умрут от голода, но не прикоснутся к листьям других деревьев и растений. Нельзя сказать, что шелковичные черви обжоры. За свою короткую жизнь на протяжении одного-полутора месяцев они съедают всего 13–14 граммов листьев. Однако промышленное разведение тутового шелкопряда может быть доходным только при выкармливании нескольких десятков тысяч шелковичных червей, а прокормить такую ораву трудно. Для 100 тысяч гусениц нужно 1400 килограммов корма. Но, питаясь сорванными листьями, они не столько съедят, сколько напортят. В результате для 100 тысяч червей на полтора месяца необходимо иметь три тонны молодых, свежих листьев. Задача не из простых. Крупное двадцатилетнее тутовое дерево дает за лето всего 10 килограммов листьев. Когда в Европе начало развиваться шелководство, тутовых деревьев там было мало, и гусениц попытались приучить к другой, более доступной пище. В конце концов выяснилось, что их можно кормить маклюрой, ежевикой, салатом-латуком и даже одуванчиками. Но на таком корме выживают не все гусеницы, да и растут они хуже, бывают мелковаты, вьют небольшой кокон, а качество шелка оставляет желать лучшего.