Страница 118 из 119
Чэхил одним глазом взглянул на панель, которая скрывала тремована:
— Значит, все от начала до конца было чистой фальшивкой. Флот, угрозы, передача… Никогда не было атаки тремованов. Не было никаких оснований людям и ньюэлам объединять свои флоты?
— Нет, они были. Если нет возможности заставить военный персонал двух народов работать вместе, то совершенно безразлично, как много деклараций о дружбе и различных договоров подпишут правительства. — Он коснулся кнопки — и «флот» исчез с экранов, экран исчез под потолком.
— Все это — плод вашего воображения?
— Абсолютно все! — Промышленник, казалось, не слишком и гордился тем, что создал и осуществил такой грандиозный обман в истории всего человечества. — Абсолютно все, кроме одного.
— Что же это такое? — Чэхилу Райензу было уже все равно.
— Существует раса существ, и они называются тремованы. Мой корабль открыл частоты, на которых они ведут радиопередачи. Их миры на самом деле лежат где-то ближе к Очерченному Центру. Все, чем они занимаются — так это воюют со своими соседями.
Различие же заключается в том, что они вовсе не так мощны, как я это представил. Они не представляют опасности ни для людей, ни для Уэла. Они могут и вероятно станут когда-то представлять опасность. Именно поэтому было очень важно сейчас создать союз «ОТМ — Семейства». Теперь обе расы готовы иметь дело с тремованами, если те смогут вырваться из Центра. Войны с тремованами какое-то время не будет. А если она возникнет, союз сумеет одержать в ней победу.
Чэхил отчаянно пытался отделить правду от лжи.
— Но когда контакт осуществится, то тремованы будут встречены как враги, потому что их будут считать виновными за прежнее нападение.
— Анализ компьютера вполне однозначен: тремованы на самом деле весьма воинственны. Было необходимо подготовить ньюэлов и людей к неизбежной войне с ними. Мира с ними быть не может. Но они не самоубийцы. Если они потерпят поражение, их можно втянуть в систему цивилизованных миров. Торговля убьет в них любовь к сражениям и битвам. Но сначала их необходимо победить.
А чтобы обеспечить успех союзу, вероятно, придется первому на них осуществить нападение. Совет Операторов и Совет Восьми не отдали бы никогда такой приказ. Новый Совет Десяти будет меньше подвержен колебаниям. Ведь на них уже было совершено нападение.
— Конечно, и они всегда сумеют обратиться к вам, если их будет мучить совесть.
Лу-Маклин не сделал попытки опровергнуть его.
— Так будет лучше и для тремованов. Таким образом союз, который я создал путем обмана, дает пользу обеим сторонам, — и людям, и ньюэлом.
— Но это будет безусловно выгодно и лично Киис ван Лу-Маклину. Поэтому тремованы окажутся под вашим контролем, даже сами того не ведая. Они никогда не смогут узнать ни как это с ними произошло, ни почему.
Лу-Маклин ничего не ответил.
— Поясните мне еще, человек, — произнес Чэхил. — Когда ваш «Тарсис» был обнаружен в поврежденном и беспомощном состоянии после того, как его преследовал несуществующий флот тремованов, половина вашей команды оказалась убитой или тяжело раненой. — Он сделал жест щупальцем. — Вы сами потеряли руку.
— Моя команда была уверена, что нападение — вполне реально. Я не мог доверить им свой секрет, как и инженерам, которые собирали мне чучело. Они должны были вести себя так, как если бы нападение было настоящим. Я нанял частный военный корабль, чтобы он напал на нас. Взрывы, которые все видели, когда я вел передачу, были настоящими.
— А как много ваших людей, которым вы доверяли погибло?
— Не больше, чем было необходимо.
— А ваша рука?
— Я находился в хорошо защищенной части «Тарсиса». Атакующие имели схему корабля. И сделал все, чтобы не повредить эту секцию. Все должно было происходить, как в жизни. Один из моих людей выстрелил в меня несколько раз. Я лишь принял болеутоляющее, чтобы не ощущать боли. Мои раны были такими же настоящими, как и раны, полученные членами экипажа. — Он задумчиво помолчал. — Старик сделал это по моему приказу. Вскоре он умер. От естественных причин. Его звали Бестрайт. Он был самым близким для меня человеком в моей жизни, почти что другом. Однажды я предложил ему дружбу, которую не предлагал никому. Но он отверг предложение. Забавно… — Мысли его вернулись к действительности. Он согнул левую руку. — Искусственная рука работает неплохо. Я не чувствую потери.
— Чудовище! Я должен был бы уничтожить вас тогда, когда хотел это сделать. Я могу сделать это и теперь.
— Думаю, нет, Чэхил Райенз. Мы оба постарели, стали медленнее. Вы уже не сможете неожиданно напасть на меня, как некогда. Да, правда, я несу ответственность за смерть многих людей. Я убил первого человека, когда мне было двадцать два года. Я не получил от этого удовольствия, но не испытал и отвращения. Это было нечто, что нужно было сделать. С тех пор были и другие смерти, много смертей. Все они были необходимы.
— Даже одна смерть, которая служит личным интересам, уже слишком много, — сказал Чэхил, отвергая его аргументы. Он подошел ближе, но не для того, чтобы убить, а для того, чтобы понять. — Но зачем, Киис ван Лу-Маклин? Не для того же, чтобы уберечь человечество и Уэл друг от друга?
В первый и в последний раз в жизни Чэхил Райенз увидел нечто, что он никогда уже больше не увидит. Он увидел, что Киис ван Лу-Маклин, истинный император миров Семейств и людей, а возможно, в скором времени и тремованов, растерялся, почувствовал неуверенность.
— Думаю, что я знаю, зачем, но даже я не до конца в этом уверен. Что движет поступками людей на самом деле? Жадность? Меня не интересуют деньги как таковые, а только те удобства, которые они дают. Власть? Я говорил правду, когда сказал, что не искал ее.
Я поступил так, как поступал всю свою жизнь потому, что всю мою жизнь меня что-то как бы толкало изнутри. Я помню особенно ярко это ощущение, когда был совсем молодым. У меня не было того, что вы называете… — он поколебался, — счастливым детством. Меня бросила мать, которая отнюдь не была невеждой. Тогда бы я скорее ее понял. Но она была умна и богата. Я же просто… нарушал ее образ жизни, не вписывался в него. Я был предметом, от которого нужно было избавиться.
Я много бродяжничал. Моя внешность казалась большинству людей отталкивающей. Могли бы и посочувствовать! — Но Чэхил ничего не сказал. Он только внимательно слушал.
— То, что мною двигало в мои ранние годы, — не было ни жаждой власти, ни жаждой мести. Это слишком сильные чувства. Но я потерял способность чувствовать, когда мне исполнилось семь лет. Внутри меня была пустота, ощущение полной беспомощности, я ничего не мог сказать о своей судьбе. Со мной обращались как с предметом. Мои реакции были чисто инстинктивными, физическими.
Я принял решение сделать две вещи: выжить, и сделать так, чтобы никто никогда в жизни не мог меня… ударить.
Он замолчал. В огромной комнате надолго воцарилась тишина. И когда Чэхил Райенз заговорил, в его голосе не было злобы, которую он испытывал, входя сюда. Этот человек, этот император, этот невероятно могущественный человек заслуживал жалости, а не ненависти. Он жил без семьи. По понятиям Узла большего преступления, чем бросить собственного ребенка, не было.
Неудивительно, что Киис ван Лу-Маклин развивался так, как развивался. Психолог заблуждался лишь относительно одной вещи. Этот человек не был извращен. Он был просто бесчувствен.
— Значит, вы потратили всю свою жизнь, — сказал он мягко, — распоряжаясь другими жизнями — людей, рас, миров — лишь для того, чтобы никто никогда не смог вас контролировать. Я вам искренне сочувствую, Киис. На самом деле. Но я не могу одобрить того, что вы сделали.
Я совершенно не уверен в «неизлечимых» склонностях к войне со стороны тремованов. Да и почему нужно верить в то, что вы говорите? Ведь я знаю, что все, что вы делаете и говорите — это последняя инстанция для вас и для других. — Ведь вы делаете только то, что вам нужно.
Когда это завершится, Киис? Как долго вы еще собираетесь играть с целой цивилизацией, чтобы не почувствовать себя вновь беспомощным? Должны ли вы ее контролировать, чтобы увериться в том, что она не контролирует вас?