Страница 62 из 65
Сын мой, ты выше Отца,
Жаркий пребудь на престоле,
Людям же око пошли!»
Сделалось! Зной — без конца.
Люди от жара и боли,
Вьются как черви в пыли.
Из городов, деревень,
Люди бежали в пустыни,
Око догонит везде.
Где хоть малейшая тень?
Зной не смягчается ныне
И при Вечерней звезде.
Око, покинувши Ра,
Стало горячей богиней,
Стадо красивой Гатор.
Ждать ли сожженным добра,
Тронутым молнией синей,
Знающим пламенный взор?
Чувствует Ра в полумгле,
Солнцу Гатор — благовестье,
Око вернулось назад.
«Я — Красота на Земле,
Огненный суд для бесчестья,
Я — сожигающий взгляд!»
Солнце увидело месть,
Целый Египет — как жатва,
Люди кругом сожжены.
Жертв обгоревших не счесть.
Мыслит: «Да кончится клятва,
Жатва красивой жены!»
Пьянственный сок ячменя
Выжать велел изобильно,
В сок тот прибавить гранат.
К утру горячего дня,
Всюду, где было так пыльно,
Красный забил водопад.
Всюду, — на вид, — на полях
Кровь на четыре сажени,
Новый Египту убор.
С жаждой в зажженных очах,
В жажде живых наслаждений
Пьет и пьянеет Гатор.
Так напилась красота
Этого призрака крови,
Что позабыла людей.
Спит. И светла высота.
В сердце есть дали и нови.
В мире есть свежесть дождей.
Все же ушел от Земли,
И навсегда — в отдаленьи,
Жгущий и греющий Ра.
Повести Солнца внемли.
Солнцу молись в песнопеньи.
Помни, что было вчера.
СТРОИТЕЛЬ
...Но будет час, и светлый Зодчий,
Раскрыв любовь,
Мое чело рукою отчей
Поднимет вновь.
Ю. Балтрушайтис
1
Атлантида потонула,
Тайна спрятала концы.
Только рыбы в час разгула
Заплывут в ея дворцы.
Проплывают изумленно
В залах призрачных палат.
Рыбий шабаш водят сонно,
И спешат к себе назад.
Лишь светящееся чудо,
Рыба черный солнцестрел,
От сестер своих оттуда
В вышний ринется предел.
Это странное созданье
Хочет с дна морей донесть
Сокровенное преданье,
Об Атлантах спящих весть.
Но, как только в зыби внидет,
В чуде — чуда больше нет,
Чуть верховный мир увидит,
Гаснет водный самоцвет.
Выплывает диво-рыба,
В ней мертвеет бирюза,
Тело — странного изгиба,
Тусклы мертвые глаза.
И когда такое чудо
В Море выловит рыбак,
Он в руке горенье зуда
Будет знать как вещий знак.
И до смерти будет сказку
Малым детям возвещать,
Чтобы ведали опаску,
Видя красную печать.
Детям — смех, ему — обида.
Так в сто лет бывает раз.
Ибо хочет Атлантида
Быть сокрытою от нас.
2
Я долго строил башню Вавилона.
Воздвиг ее, как бы маяк морской.
Один, в ночах, по свиткам Небосклона,
Прочел строку за светлою строкой.
Мне Зодиак явил сплетенье смысла,
Что скрыт от спящих, там внизу, людей.
Алмазные внеся в таблицы числа,
Я магом был, звезда меж звезд, Халдей.
Упился тайной, властвуя царями,
Народы на народы посылал.
И были царства мне в ночах кострами,
И выпил я пурпуровый фиал.
Когда же царь один хотел быть выше,
Чем я, кем все держалися цари,
Почаровал с высот я в лунной нише,
И царь надменный умер до зари.
Другой же, не поняв, что перемена
Властей — в уме того, кто звездочет,
Возмнил себя скотом, и ел он сено,
А я смотрел, как Млечный Путь течет.
Но вот, но вот, хоть всех я был сильнее,
И тайну-тайн качал в моих ночах,
Не полюбила вещего Халдея
Истар Земли с Вселенною в очах.
И как горит блестящая Денница
Не Солнцу, а себе или Луне,
Как к белой птице белая льнет птица,
Лишь труп ея был чарой предан мне.
Под Месяцем ущербно-наклоненным,
И заострившим в смертный бой рога,
С отчаяньем, с восторгом исступленным,
Я внял, что Вечность бьется в берега.
Но я-то был бездонный и безбрежный,
Лишь Я ночное было мой закон, —
И я ласкал тот труп немой и нежный,
И, взяв свое, я проклял Вавилон.
Я произвел смешение языков,
Людей внизу в зверей я превратил,
И пала башня в слитном гуле кликов,
И падал в вышнем Небе дождь светил.
Мой Вавилон, с висячими садами,
Мой Вавилон, в венце блестящих звезд,
Несытый, хоть пресыщенный, страстями, —
Ты пал, — река бежит, — но сорван мост.
3
Я красивее проснулся, выйдя снова из могил,
По желанью Озириса, там, где свежий дышит Нил.
Я в веселые охоты устремил свой юный дух,
Мне служили бегемоты, чада творческих Старух.
Полюбив, как бога, Солнце, жизнь приняв, как все — мое,
Я метал в вождей враждебных меткострельное копье.
И от Севера до Юга, от морей до жарких стран,
Улыбалась мне подруга, изгибая стройный стан.
Строя пышные гробницы, так я пляску полюбил,
Что и в смерти мне плясуньи говорят о пляске сил.
От земного скарабея я узнал, как строить дом,
Я от сокола разведал, мне идти каким путем.
Я искусству жаркой схватки научился у быка,
И в любви ли, или в битве, жизнь казалась мне легка.
И пред тем как снизойду я вместе с милой в верный гроб,
Я помчусь за быстрым стадом легконогих антилоп.
Так сказал я, — так и сделал. Верен в слове Фараон.
Сыну Солнца светит Солнце. Тот, кто любит, счастлив он.
Чары мумий служат миру. Смерть — до Жизни свет стремит.
В вещей думе спит Пустыня. Весть идет от Пирамид.
4
Ибис верный улетел к истокам рек,
Изменен пожаром мыслей человек,
Но повсюду, где он бродит без конца,
В самой смерти сын находит лик Отца.
И смиренный, с умилением припав
К черным глыбам, что дают нам зелень трав,
Ты услышишь — слышьте, братья, мой завет, —
Все услышат весть Земли, что Смерти нет.
Лишь любите, полюбите сказку дня,
Полюбите, хоть случайность, хоть меня,
В глуби глянув, я вам правду говорю,
Ночь всегда ведет румяную зарю.
До Египта наши ласточки летят,
А весной опять их встретит ждущий взгляд,
Наши жизни это игры в честь Творца,
Сыну Солнца светит Солнце без конца.
СРЕДЬ ЛИКОВ
Средь ликов тех, чьи имена, как звезды,
Горят векам и миллионам глаз,
И чей огонь еще в тысячелетьях
Не перестанет радугу являть,
А может быть, зажжется новым небом,
Иль будет жить как песнь, как всплеск волны,
Я полюбил, уже давно, два лика,
Что кажутся всех совершенней мне.
Один — спокойный, мудрый, просветленный,
Со взглядом, устремленным внутрь души,
Провидец, но с закрытыми глазами,
Или полузакрытыми, как цвет
Тех лотосов, что утром были пышны,
Но, чуя свежесть, сжались в красоте,
И лотосов иных еще, что только
В дремотной грезе видят свой расцвет.
Царевич, отказавшийся от царства,
И возлюбивший нищенский удел,
Любимый, разлучившийся с женою,
Бежавший из родной семьи своей,
Прошедший все вершины созерцанья,
И знавший истязания всех мук,
Но наконец достигший лет преклонных,
Как мощный дуб среди лесных пустынь.
Спокойствию он учит и уменью,
Сковав себя, не чувствовать цепей,
Поработив безумящия страсти
Смотреть на мир как на виденьи сна,
В величии безгласного затона
Молчать и быть в безветрии души,
Он был красив, и в час его кончины
Цветочный дождь низлился на него.
Другой — своей недовершенной жизнью —
Взрывает в сердце скрытые ключи,
Звенящий стон любви и состраданья,
Любви, но не спокойной, а как крик,
В ночи ведущий к зареву пожара,
Велящий быть в борьбе и бить в набат,
И боль любить, ее благословляя,