Страница 31 из 36
- И что я... - Сахар весь потемнел, и Филип нагнулся, чтобы взять его в рот. При этом взгляд его упал на противоположную сторону площади, и он увидел там Генриетту. Она стояла и наблюдала за ними. - Моя семтра! - воскликнул он.
Джино, которого это известие очень позабавило, шутливо забарабанил кулаками по мраморному столику. Генриетта отвернулась и принялась мрачно созерцать Палаццо Публико.
- Бедняжка Генриетта! - Филип проглотил сахар. - Еще одно горькое разочарование - и все для нее будет кончено. Вечером мы уезжаем.
Джино огорчился.
- А ведь вы обещали вечером быть здесь. Вы уезжаете все трое?
- Все трое, - ответил Филип, утаивший факт их раскола, - вечерним поездом. Таково намерение моей сестры. Так что, боюсь, мне не придется быть с вами вечером.
Они посмотрели вслед удаляющейся Генриетте и приступили к прощальному обмену любезностями. Горячо попрощались за обе руки. Джино взял с Филипа обещание приехать на следующий год и предупредить о приезде заранее. Он представит Филипа своей жене (Филип уже знал о женитьбе), Филип будет крестным отцом следующего ребенка. Джино не забудет, что Филип любит вермут. Он попросил Филипа передать поклон Ирме. А миссис Герритон... может быть, ей тоже следует передать нижайшее почтение? Нет, пожалуй, это ни к чему.
Итак, молодые люди расстались в наилучших отношениях, притом вполне искренних. Языковой барьер подчас приходится как нельзя более кстати, ибо пропускает лишь хорошее. Если же выразить это по-иному, менее цинично, - мы бываем лучше, когда говорим на свежем, новом для нас языке, чьи слова не загрязнены нашей мелочностью или пороками. Филип по крайней мере, говоря по-итальянски, жил добрее и лучше, так как итальянский язык располагает к доброте и ощущению счастья. Филип с ужасом думал об английском языке Генриетты, у которой каждое слово было жестким, отчетливым и шершавым, как кусок угля.
Генриетта, однако, говорила мало. Она уже своими глазами убедилась, что брат опять потерпел неудачу, и с необычным для нее достоинством восприняла создавшееся положение. Она упаковала вещи, внесла записи в дневник, завернула в оберточную бумагу новый бедекер. Филип, видя ее такой покладистой, попытался было обсудить дальнейшие планы. Но она ответила только, что ночевать они будут во Флоренции, и велела заказать телеграммой номера. Ужинали они вдвоем. Мисс Эббот не вышла в столовую. Хозяйка сообщила, что заходил синьор Карелла, хотел попрощаться с мисс Эббот, но она, хотя и была у себя, не смогла принять его. Хозяйка известила их также, что начинается дождь. Генриетта вздохнула, но дала понять брату, что это не его вина.
Экипажи подали приблизительно в четверть девятого. Дождь пока шел небольшой, но вокруг было на редкость темно, и один из возниц хотел выехать сразу, чтобы не спешить. Мисс Эббот сошла вниз и сказала, что готова и может ехать первая.
- Да, прошу вас, - отозвался Филип, стоявший в вестибюле. - А то теперь, когда мы в разладе, нелепо спускаться с горы процессией. Итак, до свиданья. Все кончено, произошла еще одна перемена декораций в моем спектакле.
- До свиданья, встреча с вами доставила мне большое удовольствие. В этом отношении декорации не переменятся. - Она сжала его руку.
- Я слышу уныние в вашем голосе, - заметил со смехом Филип. - Не забывайте, что вы возвращаетесь победительницей.
- Да, как будто, - ответила она еще более уныло и села в экипаж. Филип заключил, что она боится, как-то ее примут в Состоне. Молва, несомненно, опередит ее. Как поведет себя миссис Герритон? Она может наделать массу неприятностей, если найдет нужным. Она может счесть нужным смолчать, но как быть с Генриеттой? Кто обуздает Генриеттин язычок? Мисс Эббот придется нелегко между двумя такими противниками. Ее репутация в смысле постоянства и высокой нравственности погибнет навеки.
«Не повезло ей, - подумал он. - Она очень славная. Постараюсь ей помочь чем могу».
Дружба между ними возникла недавно, но он тоже надеялся, что тут не произойдет перемены. Он полагал, что знает ее теперь хорошо, а она успела повидать его в наихудшем свете. Что, если со временем... в конце концов... Филип покраснел, как мальчик, глядя вслед ее кебу.
Потом направился в столовую за Генриеттой. Генриетты там не оказалось. В спальне тоже. От нее остался лишь лиловый молитвенник, лежавший в раскрытом виде на постели. Филип машинально взял его и прочитал: «Благословен Господь, твердыня моя, научающий руки мои битве и персты мои - брани». Филип сунул молитвенник в карман и погрузился в размышления на более плодотворные темы.
На Святой Деодате пробило половину девятого. Багаж уже стоял в вестибюле, но Генриетты не было и в помине.
- Будьте уверены, - сказала хозяйка, - она пошла к синьору Карелле проститься с маленьким племянником.
Филип усомнился в этом. Они обошли весь дом, выкрикивая имя Генриетты, но не обнаружили ее. Филип забеспокоился. Он чувствовал себя беспомощным без мисс Эббот. Ее милое серьезное лицо вселяло в него удивительную бодрость, даже когда выражало недовольство. В Монтериано без нее стало грустно, дождь усилился, из винных лавок неслись приглушенные обрывки мелодий Доницетти. Напротив виднелось подножие большой башни, обклеенное свежими объявлениями о гастролях каких-то шарлатанов.
С улицы вошел человек и подал записку. Филип прочел: «Выезжай немедленно. Захватишь меня за воротами. Заплати посыльному. Г. Г.».
- Вам дала записку дама? - спросил Филип.
Человек пробурчал что-то неразборчивое.
- Отвечайте же! - приказал Филип. - Кто вам ее дал? Где?
Снова никакого ответа, лишь мычание и пузырящаяся на губах слюна.
- Будьте терпеливы, - сказал кучер, оборачиваясь со своего места. - Это бедный слабоумный.
Хозяйка вышла из отеля на улицу и подтвердила:
- Бедный слабоумный. Он не умеет говорить. Его все посылают с поручениями.
И тут Филип разглядел, что посыльный - безобразное лысое существо с гноящимися глазами и серым подергивающимся носом. В другой стране его держали бы взаперти, здесь же считали общественным достоянием и неотъемлемой деталью Природы.
- Уф! - Англичанин содрогнулся. - Синьора хозяйка, попробуйте расспросить его. Записка написана моей сестрой. Что это значит? Где он видел сестру?
- Бесполезно, - отозвалась хозяйка. - Он все понимает, но объяснить не может.
- Ему бывают видения святых, - подхватил кучер.
- Но что с сестрой? Куда она ушла? Каким образом встретила его?
- Она пошла погулять, - заверила его хозяйка. Вечер был отвратительный, но хозяйка теперь разбиралась в англичанах. - Погулять, а может быть, проститься с маленьким племянником. Она предпочла вернуться другим путем, вот и послала вам записку с бедным слабоумным и ждет вас за Сиенскими воротами. Многие мои постояльцы так поступают.
Филипу ничего другого не оставалось, как выполнять приказание сестры. Он пожал руку хозяйке, дал посыльному монетку и сел в кеб. Через десяток ярдов кеб остановился. За ним, издавая бессвязные звуки, бежал слабоумный.
- Поехали! - закричал Филип. - Я дал ему достаточно.
Безобразная рука пихнула ему в колени три сольдо. Помешательство идиота отчасти заключалось в том, что он брал за услуги по справедливости. Теперь он сунул Филипу сдачу с его монетки.
- Поехали! - заорал Филип и швырнул деньги на дорогу.
Эпизод напугал его, все вокруг приобрело оттенок нереальности.
Он с облегчением вздохнул, когда они выехали за ворота. На минуту они задержались на террасе. Ни малейших признаков Генриетты. Кучер окликнул таможенников. Никакой английской леди они не видели.
- Что мне делать? - воскликнул Филип. - Сестра никогда не опаздывает. Мы пропустим поезд.
- Давайте поедем медленно, - предложил кучер. - Вы будете звать ее.
Они начали спускаться по склону, Филип кричал:«Генриетта! Генриетта! Генриетта!» И вдруг увидел ее: она ждала под дождем на первом же повороте.