Страница 26 из 34
Вдруг Ману поднялся на ноги. В мгновение ока он уже стоял перед вождем. Положив ладони на колени вождя, он опустился перед ним на колени, посмотрел на небо, затем вниз — на землю. Медленно встал, с достоинством поклонился вождю и сложил руки — в ладони левой руки спокойно лежала правая ладонью вверх. Затем, кружась, словно запущенный искусной рукой волчок, Ману оказался рядом с певцами и барабанщиками и жестом пригласил их начать песню: «Твумваа, матушка моя…»
Приветственные клики, которыми зрители встретили это представление, заглушили музыку. Ману теперь стоял молча, подбоченившись, глядя то вверх, то на землю и покачивая из стороны в сторону головой. Толпа требовала танца. Требовательные голоса звучали так громко, что Ману улыбнулся. Затем повернулся к вождю и старейшинам. Поднял к небу ладони, потом опустил правую руку и легонько коснулся лба. И начал танец: изящные движения ног и в такт им — плавные жесты обращенных внутрь ладоней; то левая, то правая рука поднималась в ритме, заданном барабанами, все тело двигалось, подчиняясь прихотливой мелодии. Зрители аплодировали. Женщины приближались к Ману и воздавали хвалу танцору, вздымая руки над его головой.
Другие обмахивали его своими покрывалами, говоря:
— О, какой красивый танец, как красив ты сам!
— Вот тот, кто предлагает вино, когда просят всего лишь воды! Прекрасно, о! Ты танцуешь по-королевски!
Танцуя, Ману постепенно приближался к канату. Подойдя схватил канат обеими руками, повернул его и так и сяк, внимательно рассмотрел. Попытался согнуть, но и ему это не удалось. Отошел, уперев ладони в бедра, и снова начал танец: изящные движения ног, продуманные жесты рук — мольба о помощи, обращенная к богам. Ману снова приблизился к канату, крепко схватил его руками за один конец, ногами наступил на другой и начал закручивать.
Когда он выпустил его из рук, канат развернулся с силой, содрогаясь, словно раненый змей. А тем временем Ману мощным прыжком перескочил с одного конца каната на другой и ухватился за него, воздев свободную руку, словно намереваясь поразить в голову огромного змея. Наконец движения каната затихли. Ману пошел вокруг него осторожными шагами, словно выслеживая залегшего в кустах зверя. Через мгновение он подпрыгнул, перекувырнулся, и, словно по волшебству, конец каната очутился у него в руках, как раз когда он встал на ноги. Проворство и ловкость Ману были столь велики, что сам вождь поднялся со своего места и захлопал в ладоши. А Ману снова и снова закручивал канат, пока из сплетенных лиан не потекла влага. И тогда Ману обеими руками разорвал канат.
Торжествующий рев толпы заглушил даже залп из мушкетов в честь победителя. Эсаби выбежала вперед и обняла мокрого от пота Ману, человека, который защитил ее народ; мужчину, удивившего и покорившего самого вождя; мужа, который даст ей сильного и здорового сына — ее ребенка, рожденного десятым.
В первый день их совместной жизни муж и жена перед отходом ко сну отведали таких замечательных жареных зерен маиса, каких и не едали в Нтенсо. Всем известно, что дыхание отведавшего жареных зерен становится благоуханным и нежным. Но всем известно также, что недолговечна сладость сахарного тростника.
Прошло немногим более года, и Эсаби почувствовала, что обманулась в лучших своих ожиданиях. Ману, видно, еще не стал настоящим мужчиной. Чего-то в нем не хватало. Похоже, кровь у него в жилах и впрямь была недостаточно густа. Эсаби уже не хотелось хвастаться мужем; в глазах односельчан она постоянно видела один и тот же насмешливый вопрос: когда же ты родишь этого твоего хваленого, здоровенького десятого?
Напряженность в отношениях между мужем и женой нарастала. Тщательно скрываемая до поры, она однажды утром вдруг вылилась в ссору. Жена не приготовила мужу экайим — кушанья из крови только что убитого оленя. Ману принес его с ночной охоты. Муж сказал:
— Не понимаю, что с тобой случилось. Чего ты ждешь? Ты хочешь, чтобы кровь свернулась и почернела? Почему ты не готовишь экайим? Прямо не узнаю тебя в последнее время!
— А я не могу понять, мужчина ты или нет, хоть ты и совершил все эти знаменитые подвиги. У тебя что, бананами уши заткнуты, глаза грязью залепило? Ты что, ничего не слышишь и не видишь? Так поглупел, что не замечаешь, как над тобой смеются? Когда я получу свою овцу?
Конечно, Ману сразу ее понял. И в самом деле, Эсаби была не только красива, но и умна, во всяком случае, Ману так считал, и Эсаби об этом знала. Ничуть не боясь мужа, она заявила, что он, видать, из тех неудачников, у которых и ямс на поле не в ту сторону растет.
— Потерпи, моя красавица, моя добрая жена, — сказал Ману мягко. — Время еще не пришло. Оно придет. Обязательно.
— Это ты так считаешь, — возразила Эсаби громко, чуть не срываясь на крик. — Сколько мне еще ждать? Ай-ай, Ману! Сильный и прекрасный! Ману, разорвавший голыми руками канат и победивший соперника! Ты привел женщину в свой дом, так дай же ей девятого ребенка! Не потом когда-нибудь, а сейчас! — Она перевела дыхание. — Не то я уйду от тебя. Теперь я вижу, что иметь мужа-воина — это еще не все. Такой союз должен быть увенчан баду — десятым рожденным…
— А я отказала Офори… о-о Офори! — она раздалась.
Значит, теперь и Эсаби покинет его? Неужели она не догадалась, что он взял ее в жены, надеясь, что ей уже не хочется больше рожать? Сможет ли он когда-нибудь найти жену, которая не станет требовать, чтобы он дал ей ребенка?
На следующий день Ману отправился к колдуну.
— Я знаю, в чем дело, — сказал тот. — Дело в тебе, друг, не в Эсаби. Ребенок — красивый и сильный мальчик — спит в животе у твоей жены. Но он проснется и начнет расти, только если ты доберешься до Окора и принесешь песок с того самого места, где воды великой реки Фирау сливаются с водами моря.
У Ману будет сын, если только от принесет песок из Окора! Он справится с этой задачей. Его не испугают враждебные племена. Конечно, ему придется пробираться через лесные чащи, сквозь топи болот. Он истратит все раковины каури, что у него есть, но у него будет ребенок — сын, который назовет его месе — «отец»!
Лишь одна луна миновала с тех пор, как Ману отправился в опасное путешествие. Пришел праздник Охум — время, когда любое желание человека исполняется, если как следует попросить об этом предков. Эсаби попросила десятого ребенка. Обычай требовал, чтобы каждая просьба, обращенная к духам предков, произносилась в присутствии колдуна. Так и случилось, что в этот вечер Эсаби оказалась с колдуном один на один в тускло освещенной хижине.
— Разденься совсем и приляг на это ложе. Возьми это лекарство и смажь им грудь и живот. Делать это надо с закрытыми глазами. И запомни: обо всем, что здесь произойдет, должны знать лишь ты и эти стены, иначе лекарство не подействует. — Так сказал колдун и вышел из комнаты.
Чуть позже Эсаби почувствовала, что в комнате кто-то есть. Кто-то оказался рядом с ней. Чье-то горячее, прерывистое дыхание обожгло лоб. Она поняла, кто это, хотя глаза ее и были плотно закрыты: кожу царапали бесчисленные амулеты и кожаные полосы, оплетавшие тело пришедшего к ней. Но она должна была хранить молчание — ведь это был колдун, могучий исцелитель… и вправду могучий!
В следующем месяце Эсаби не увидела прихода луны. Это могло означать только одно — она понесла. Женщина обрадовалась. Она будет очень любить этого ребенка. Она назовет его Б аду — десятым рожденным, — и пусть устыдятся те, кто сплетничал и злорадствовал за ее спиной. Но как быть с Ману? Что он скажет? Примет ли ее с будущим ребенком после того, что совершил ради своего собственного? Его не было пять лун, и вот он возвращается. Сегодня.
Пришла ночь, а Ману все еще не появлялся. В хижинах затеплились глиняные светильники. Эсаби прилегла на бамбуковую лежанку. Тревожные мысли не покидали ее. Глаза были полны слез. Наверное, не зря в неурочный час прокричал петух. Быть, быть беде… Придет беда… Но какая? Может быть, возвращение Ману несет ей смерть?