Страница 98 из 111
— Оскорблять?! — лицо Кло побелело как мел. — Вы уничтожили меня, превратили в воровку, использовали мое влияние, мою власть в своих грязных махинациях, а теперь утверждаете, что не давали повода оскорблять вас?! Вы ошибаетесь, господин Лихтвейзен. Мало того, вы дали мне весьма веский повод влепить пулю в вашу мерзкую рожу!..
Кло вытащила пистолет и направила короткий, словно обрезанный ножовкой ствол прямо в лоб Лихтвейзена.
На правом виске посетителя нервно запульсировала жилка.
— Мадам, возьмите себя в руки, — очень тихо, с расстановкой, произнес он. — Не следует шалить с огнестрельным оружием…
— А кто вам сказал, что я шалю? — Кло криво усмехнулась и подняла браунинг чуть выше. — Мой отец научил меня обращаться с оружием, когда мне еще не было шестнадцати. Я охотилась на кабанов и волков, господин Лихтвейзен. Так что вы будете убиты вполне квалифицированно, об этом можете не беспокоиться…
— Вы не сделаете этого, мадам.
— Почему?
— Поступи вы столь неразумно, и та же участь немедленно настигнет вашего сына.
— Мой сын далеко отсюда! — крикнула Кло, судорожно сжимая рукоятку пистолета и прилагая неимоверные усилия, чтобы не нажать на курок. — На этот раз вам меня не запугать!..
— Позвоните в Лондон, — тихо приказал посетитель.
— Что? — Кло обмякла и опустила пистолет. — Что вы сказали?
— Позвоните в Лондон, а потом мы продолжим нашу беседу…
Дрожащей рукой Катценбах набрала номер и услышала голос тетки:
— Хэлло?
— Вирджиния? Это я, Кло. Позови к телефону Вилли.
— А его нет, милая.
— Где он?
— У какого-то товарища. Не то в Кенте, не то в Девоншире… У них там намечается маленькая вечеринка, — тетка Вирджиния хихикнула. — Отец его товарища позвонил утром и сказал, что Вилли, возможно, заночует у них… Хэлло! Кло! Ты меня слышишь?..
Катценбах медленно опустила трубку на рычаг и двумя руками обхватила голову.
Лихтвейзен вытер белоснежным плотком вспотевший лоб.
— Где мой сын? — глухо спросила Кло.
— В надежном месте, мадам. Успокойтесь, Бога ради, у нас нет никакого желания причинять зло вашему мальчику. Он действительно в прекрасной компании, играет в гольф и вернется домой дня через три, после того как необходимость в вашей вилле отпадет.
— Я должна дать вам ключи? — лицо Кло Катценбах напоминало в эту минуту свежевыстиранную простыню, которую только что отжали между двумя валиками.
— Да, мадам. И еще одно условие: до тех пор, пока я не появлюсь в вашем кабинете и не верну ключ от виллы, никто не должен там появляться. Слышите, мадам, никто! Естественно, что и вы никому не расскажете о моей маленькой просьбе. Хорошо?
Кло молча кивнула.
— Когда я смогу получить ключ?
— Часа через три…
— Хорошо, — кивнул Лихтвейзен. — Я пришлю посыльного.
— Что будет с моим сыном?
— Повторяю: моим клиентам нет никакого резона причинять вред вашему ребенку. Если вы выполните названные мною условия, о которых я вам только что говорил, Вилли вернется домой на следующий день после того, как я верну вам ключ.
— Я не верю вам, — прошептала Кло.
— Вам придется поверить! — Лихтвейзен встал. — И учтите: одно лишнее слово — и вам придется забыть, что у вас был сын. Поверьте, мадам, мои клиенты никогда не шутят…
30
ЧССР. Прага
16 января 1978 года
Когда я открыла глаза, Юджин спал, уткнувшись лицом в подушку. Окинув еще сонным взглядом широченную кровать, я, стараясь не разбудить Юджина, тихонько отогнула одеяло в попытке обнаружить где-нибудь в изножье свою ночную рубашку. Но, кроме смятых простынь, отброшенных в сторону подушек, непотребно перекрученного пододеяльника и нескольких заколок для волос — единственных свидетелей завершающей и весьма бурной части нашего кухонного диалога, ничего не нашла. Окно спальни было зашторено, определить, сколько же мы проспали, я не могла, а плестись в ванную нагишом, даже при том, что Юджин спал отвернувшись, мне почему-то не хотелось. Какое-то время я молча прислушивалась к внутреннему единоборству между суровой необходимостью встать, привести себя в порядок, а потом приготовить завтрак этому патлатому детине и огромным желанием вновь нырнуть в уютное и до одури непривычное состояние тепла и уюта. Поняв, что исход внутренней борьбы мне совершенно ясен, я не стала попусту терзать душу, быстро приняла исходное положение, натянула одеяло до подбородка и решила, дабы не терять времени даром, провести утреннюю (утреннюю ли? Мы только легли в шестом часу!) поверку своего психофизического состояния.
«Итак, гражданка Мальцева, — уже окончательно проснувшись, размышляла я, закинув руки за голову, — что же происходит? Или, как любила повторять моя непотопляемая приятельница в ситуации, когда старый роман уже изжил себя, а новый еще только на подходе: где мы держим, девушка? А черт его знает где! С одной стороны, я счастлива, как колхозница, премированная за рекордные надои бесплатной поездкой на ВДНХ СССР. И этот мальчик-мужчина, сопящий рядом со мной в смятую подушку, — единственная награда жертве стихийного бедствия, оставившей в горящем доме все, что у нее когда-то было. Да, единственная, но настолько большая и неожиданная награда, что даже странно, как я получила ее не посмертно. Хотя тут еще не все потеряно. Но с другой стороны, стоит мне только покинуть это лежбище и принять вертикальное положение, как все опять повторится: неопределенность, страх, ожидание… Правда, Юджин рядом, это легче. Впрочем, почему легче? Это во сто крат тяжелее. Раньше я боялась только за себя, теперь — за двоих. Господи, за что мне все это, а?..»
Неожиданно я ощутила на груди его теплую ладонь и чуть не задохнулась от счастья.
— Который час? — пробормотал он где-то у моего уха.
Несмотря на то, что Юджин уже перевернулся на спину, голос его был глуховатым, чуть осипшим.
— А ты мне часы оставил?
— Я тебе подарю часы.
— Ага. В Матросской Тишине.
— Где это?
— Надеюсь, ты так и умрешь, не услышав ответ.
— Почему не спишь?
— Проснулась…
— Что делала?
— Смотрела на тебя.
— И?
— Грустно.
— Что так?
— Вспомнила один анекдот.
— Расскажешь?
— Я его уже рассказала Тополеву.
— Зачем?
— Чтобы не строил из себя генералиссимуса.
— Расскажи теперь мне.
— Зачем?
— Потому что я себя чувствую генералиссимусом.
— Ты не знаешь, когда состоялся XX съезд КПСС.
— Я знаю, когда состоялся XX съезд КПСС.
— Так вот, действие происходит до него.
— Пока все понятно.
— Приходят два грузина в кепках в Мавзолей Ленина и Сталина.
— Очень смешной анекдот!
— Это только начало.
— Извини.
— Один спрашивает у другого: «Скажи, кто это рядом с нашим Сосо лежит?» А тот отвечает: «Это его орден Ленина».
Юджин прыснул.
— Тебе действительно смешно, чучело, или ты реагируешь ради приличия?
— Твой характер, Вэл, портится на глазах. Почему ты считаешь, что этот анекдот грустный?
— Потому, милый, что ты лежал все это время рядом со мной, как мой орден Ленина.
— Ты тщеславна, да? — он обхватил меня за плечи и прижал к себе.
— Ужасно!
— И всю жизнь мечтала о правительственной награде?
— Только о такой.
— Не лги иностранцу. Это грех.
— Грех спать с иностранцем, — я запустила пальцы в его волосы. — Лгать ему — прямая задача любого работника идеологического фронта.
— Нет, правда, Вэл, который час?
— Где твои часы, милый?
— Я точно помню, что они были на мне, — пробормотал Юджин и, не глядя, пошарил рукой по столику у кровати, украшенному очень эффектной вазой из цветного стекла.
— Не мучайся, — я запустила руку под его подушку. — Я их с тебя сняла.
— Зачем?
— Они царапались.
— Надо купить что-нибудь из замши…
— Лучше из норки.
Нащупав часы под подушкой, я, не глядя, ткнула их в нос Юджину.