Страница 9 из 32
— Живы-то хоть все?
— Как только в окна со страху не попадали! Живы, что им сделается. Стреляли-то не по ним.
— Вы же знаете, что мне сказали террористы?
— Да. Мы ее не нашли, Сережа. Извини, но… слишком поздно начали искать. Мы ищем ее и сейчас. Тебе тоже никто не мешает этим заняться, когда выпишешься. Все вопросы я утрясу.
— Спасибо, товарищ генерал-лейтенант.
Хазин встает с кровати, наклоняется и крепко жмет мою руку.
— Сережа, помни, мы всегда рядом, одного тебя в беде не оставят. Приложим все силы, чтобы ее найти.
Он выходит из палаты. А минут через десять, торопливо дожевывая на ходу бутерброд, в дверях появляется следователь прокуратуры.
Сегодня был точно не его день… Многочисленная толпа журналистов тоже удалилась несолоно хлебавши.
Единственным моим утешением было то, что подполковник Горшенин вылетел со службы в двадцать четыре часа. Не помогли ни высокие покровители, ни прочие заслуги. Как еще не посадили-то, удивительно.
А Наташку так и не нашли…
Утро началось, как всегда — писаниной. То есть прилежным заполнением рабочей тетради. В которую каждый оперработник обязан был записать все дела, которыми он планирует сегодня заниматься. И никого в реальности не чесало, что абсолютно в любой момент оного опера могут в момент отправить за Можай, выполнять что-то несусветное. Так что за невыполнение написанного могли взгреть (и взгревали!) весьма чувствительно. Никакие ссылки на приказы руководства не работали в принципе. Когда к нам занесли эту бредовую идею, родившуюся в свое время в недрах МВД, ребята сначала просто офигели от такой дури. Пораздумав, взяли пузырь и поскакали к коллегам из этого ведомства — советоваться. Вернувшись назад, быстро выбрали наиболее языкастого товарища и спихнули на него всю эту хренотень. Первое время прокатывало. Виталька, высунув от усердия язык, за пару часов заполнял эти тетрадки за весь отдел. И всех это устраивало. Пока неожиданно быстро расплодившееся оргинспекторское управление (а только недавно отделом было ведь!) не озадачилось тем, что все эти бумажки заполнены одним почерком. Кара последовала незамедлительная. Начальника нашего отдела выперли на пенсию, Витальке вкатили выговор, да и всех прочих тоже не обошли.
Так что теперь сидим и пишем сами, убивая на эту писанину приличную часть рабочего времени. Когда я в свое время пожаловался на эту бредятину Семеновичу, одному из наших старых волков-оперативников, тот очень быстро разрешил мои сомнения.
— Видишь ли, Серега, ты еще молод (ну, относительно него — так и вовсе…), многого не понимаешь. А я уже на этом месте много всякого начальства пережил, могу сравнивать. Сейчас в стране идет целенаправленная кампания по развалу силовых структур. Что мы, что армия — одинаково всем мешаем. И если с армейцами уже, в принципе, почти разобрались, то вот мы еще держались как-то.
— А МВД? Они ж теперь полиция — им вроде бы всего добавили?
— Ага. И от народа оторвали совершенно! Они теперь уже не народная милиция, а государственная полиция. И раньше-то не слишком от народа они зависели, а уж сейчас… Сейчас любого из них, не спросив ничего, могут отправить из Москвы в Воркуту — дать по ушам местному населению, с которым у москвича ничего общего, просто в принципе, нет. И оттого ему все чаяния и проблемы местных — по барабану. А москвичам холку намять приедут воркутинские. Ровно с таким же отношением к местным реалиям. Так что с полицией уже разобрались. И раньше-то над ними почти никакого контроля не было, а уж нынче… Беззубые «общественные советы» только на бумаге и есть, в реальности о них никто ничего не слышал никогда. Так что теперь начальник УВД — местный царь! Чуток послабее мэра и губернатора, конечно, но тоже — фигура влиятельная.
— Ну, а писанина здесь при чем?
— При том, Сережа! Ты посмотри, кому у нас все поощрения в последнее время выпадают? И за что? Тем, кто грамотно отчитаться может! У кого отчетная документация в порядке! А работа и ее результаты… как-то вот на второй план отошли, не до них стало.
— Но отчего так? Что, у нас в руководстве сплошные бараны сидят?
— Нет, конечно. Там умных людей хватает. Но жгучее желание знать ВСЕ о каждом сотруднике, чем он там дышит и куда лезет, перебороло абсолютно все! Когда ты держишь руку на пульсе (или хотя бы думаешь, что это так) и в любой момент можешь четко доложить наверх, кто и чем у тебя в настоящий момент занимается — это в глазах руководства суперплюс! Не можешь, значит, не владеешь оперативной обстановкой, не контролируешь личный состав и т. д. и т. п. Оттого и пишем. А заодно и работаем меньше. Да и, кроме того, распишешь ты все свои планы вперед, ребятки из оргинспекторского их в комп забьют, одно нажатие кнопки — сразу видно, кто и на что нацелился. Кого притормозить надо, а кого и подтолкнуть. И в дела особо вникать не надобно. Зачем, когда эти ушлые парни все уже заранее проанализировали и по полочкам разложили? А то, что мы меньше делом занимаемся… кого это чешет? У нас все выговора и плюхи в последнее время за что? За несвоевременно сданный отчет да неправильное заполнение служебной документации. А за ошибки в работе — нет ни единого. Вот так нас постепенно приучают к тому, что главное — это не работать, а вовремя и правильно отчет написать.
— Да уж… обрадовал ты меня…
— А мне самому-то каково? Одна надежда на то, что передерутся они там, пирог барский разделяючи, да не до нас станет.
— Это ты про кого?
— Ну, не у нашего же руководства эта идея возникла? Среди них дураков пока что нет. Понимают, что, ежели и мы беззубыми станем, так и их влияние упадет — ниже некуда. Это все сверху спущено. Вот их-то я и имею в виду. Оттуда весь этот бред со всеобъемлющим всеобщим контролем спущен. Как идея, допускаю, она, может быть, и не так плоха. Раздай каждому оперу по современному коммуникатору, да включи их в сеть, как вон у ребят из Ясенево это сделано — вот тебе и результат! Только это все — процесс затратный. И главной цели, снижения эффективности работы конторы, он никак не обеспечивает, напротив — только повышает. А вот писанина эта — самое то! Вроде при деле все, вон какой штат дармоедов в оргинспекторский отдел набрали — уже чуть не больше нас он стал! И звания им, кстати говоря, аккуратненько и в срок идут. Только вот результатов работы нет — все сидят и пишут. И с каждым днем — все больше. Работать уже стало некому. На каждого опера — по одному начальнику и одному проверяющему.
— Это ты, Семеныч, загнул! Настолько-то у нас с ума не сошли еще!
— Ну, так сойдут вскорости. Коли к этому руководящая воля есть…
Так что мотаем высказывания старших товарищей на ус и прилежно заполняем этот гроссбух.
Правда, вскоре меня от сего полезного занятия оторвали. Негромко прогудел телефон.
Поднимаю трубку.
— Слушаю вас!
— Рыжов? — спрашивает дежурный. — Зайдите к начальнику управления.
Так-с-с… А это еще за какие грехи? Вроде бы за мною ничего такого нет, чтобы уж сразу на ковер к генералу тащить? Дядька он, в принципе, неплохой. Еще той, старой закалки. Попусту никогда не шумит, но если уж попался ты на чем-нибудь… готовь ведро вазелина… За Можай — не за Можай, а куда-нибудь далеко загнать вполне может.
Поднимаюсь на два этажа, сворачиваю. Короткий коридор и дверь с табличкой — «начальник управления». Нечасто мне, да еще и в одиночку, приходилось здесь бывать. И каждый раз это имело все шансы закончиться плохо. Или очень плохо. Во время последнего моего визита к генералу, я получил назначение на должность старшего группы дальнего прикрытия одной важной встречи. Таких встреч уже приходилось обеспечивать немало, вот и эта ничем особенным не отличалась. Встретились высокие договаривающиеся стороны, поговорили, уже и по домам было собрались. А в километре от места встречи осталось лежать трое наших ребят. Уже холодных. Да раненых было четверо. Один я уцелел, без царапинки обошлось. Генерал тогда только головою покачал… Зато потом, когда уже в самолет грузились, подошел он ко мне и руку пожал крепко. Погибшим тогда обломились не только ордена да медали, но и семьям помогли — кстати говоря, весьма существенно.