Страница 32 из 35
На чердаке было пусто, его пространство частично загромождено пустыми ящиками, старыми мешками и всяческим хламом. Медленно продвигаясь по чердаку, руководствуясь слабым светом из слухового окошка, незнакомец ощупывал доски под ногами. Наконец, видимо найдя нужное место, остановился. Сняв со спины мешок, он достал из него ручной бурав. Пристроившись около балки, начал аккуратно сверлить отверстия в доске. В первое же из них он ввернул кольцо. Продев в него веревку, закрепил ее за стропила. Еще одно отверстие, еще… снова ввернутые кольца, одно, второе… Достаточно. На свет божий явилась небольшая пилка, которой человек в черном стал осторожно распиливать доску. Есть! Снова бурав, и снова та же самая операция. Опять пилка…
Чуть хрустнув, обломилась щепка, и выпиленная доска закачалась на веревке. Отодвинув ее в сторону, неизвестный, закрепив на стропилах веревочную лестницу, соскользнул по ней вниз.
Здесь было тихо и сухо, массивные каменные стены и тяжелые двери надежно защищали от разбушевавшейся стихии. Сквозь узкие, забранные решетками и застекленные окна пробивалось скудное освещение, при котором можно было рассмотреть внутренность помещения. В нем вдоль стен и посередине стояли стеллажи, на которых были разложены холщовые картузы с порохом. В глубине склада громоздились пузатые бочонки, надо полагать, с тем же самым содержимым. По самым скромным прикидкам, здесь было не менее десяти-пятнадцати тонн взрывчатого вещества.
Поставив на пол мешок, неизвестный достал из него два картуза с порохом. Точно такие же, как и лежащие на стеллажах. Положив их на пол, поочередно надавил на каждый рукояткой ножа. Что-то негромко хрустнуло. Один картуз он положил на центральный стеллаж, а второй отнес в самую глубину склада.
Оглядел дело своих рук. Принесенные им картузы совершенно затерялись среди своих собратьев.
Закинув за спину мешок, он вскарабкался по лестнице назад. Подтянув доску, приладил ее на место и продел в кольца принесенные с собою палочки. Своими краями они легли на потолок чердака изнутри. Повиснув на них, доска совершенно слилась со своими соседками. И теперь даже внимательный взгляд не смог бы различить тонкие швы, оставленные пилкой незнакомца. А с фонарем в данное помещение мог войти только самоубийца.
Свернув веревочную лестницу, неизвестный убрал ее под груду ящиков. Туда же отправилась и веревка, удерживавшая кусок доски. Достав из мешка кисет с табаком, человек посыпал им вокруг. Убрал его в мешок и двинулся в обратный путь.
Стоявшая недалеко от порта карета появилась на этом месте совсем недавно. Правда, внимательный наблюдатель мог бы и заметить, что она сегодня здесь уже проезжала. И именно на этом месте ненадолго задерживалась. Но мало ли какие причуды возникают у состоятельных господ? Захотел скучающий джентльмен посмотреть на портовые сооружения, так и что с того?
Остановился тут снова? Устал и хочет подремать, не отвлекаясь на неровную дорогу и ухабы на ней. А под дождем дремлется хорошо…
Чуть слышно стукнула дверь кареты, и Артем, всмотревшись в визитера, опустил револьвер.
– Ну ты, Котена, и даешь! Все сроки прошли уже!
– Они усилили охрану, – снимая промокший насквозь комбинезон, ответила Марина. – Отвернулся бы хоть для приличия, чего уставился-то? Ничего принципиально нового тут нет!
– Да ладно тебе, – Артем выглянул в окно. – Дождище какой… в двух метрах ни хрена не видать! Как успехи-то?
– Нормально… – пробурчала Котенок, натягивая сухую одежду. – Оба заряда положила. Один у входа, авось уволокут куда-нибудь завтра, а второй – в самый дальний угол запихала. Выпить у нас есть чего-нибудь? А то промокла насквозь, скоро зубами вместо кастаньетов сарабанду отстукивать смогу…
Письмо лейтенанта флота Его Величества Мартина Дж. Грея.
«Любезная моя Мэри-Энн! Когда я видел вас в последний раз, то клятвенно пообещал вам писать обо всем интересном, что только ни увижу во время нашего похода. Не скрою, меня очень согревает мысль о том, что у меня будет такой прелестный летописец! Я помню ваше желание составить подробное описание дел нашей экспедиции и в меру сил своих буду вам в нем способствовать. Поэтому каждый раз, когда я сажусь за письмо, ваш светлый образ встает передо мною. С нетерпением жду того момента, когда наконец смогу снова вас увидеть! Смею надеяться, что те же самые события, но рассказанные мною лично, будут для вас более интересны, нежели сухие строчки короткого письма.
С момента моего последнего к вам послания произошло множество происшествий, которые когда-нибудь, несомненно, будут описаны и истолкованы по-разному. Недаром же говорят – врут, как все очевидцы! Почти наверняка отыщется и множество свидетелей, которые, с их слов, находились в самой гуще событий и были всему происшедшему непосредственными очевидцами или даже участниками. Бог им всем судья, Мэри-Энн. А я расскажу лишь то, чему был свидетелем сам.
Тот день, о котором вы, полагаю, уже слышали, ничем особенным не выделялся. С самого утра я заступил на вахту. Надоедливый дождь, хвала всевышнему, наконец, стих, и эскадра наша принялась приводить в порядок суда. Совсем недавно при проверке кладовых были выявлены вопиющие случаи, которые ничем иным, как недосмотром ответственных лиц, объяснить было невозможно! Часть канатов и запасных парусов, будучи, на первый взгляд, вполне приличного качества, оказались тем не менее с дефектами, подгнили и обветшали. При резких маневрах кораблей они часто лопались и рвались. Адмирал был взбешен! Я, наверное, избрал недостаточно емкое слово для того, чтобы описать его состояние. Он бранился и богохульствовал так, что имей корабельные мачты уши, то и они покраснели бы. Но воспитание не позволяет мне произнести (а тем более написать) те эпитеты, которыми он награждал ответственных за это дело лиц. Самой мягкой характеристикой в его устах послужило слово «ублюдки». Так что вы, Мэри-Энн, несомненно, сможете и сами представить себе всю степень его негодования.
Следствием этого прискорбного случая явился приказ адмирала, которым он предписал всем командирам кораблей самым тщательным образом проинспектировать все корабельные запасы на предмет их пригодности к использованию. А учитывая то, что часть команд все еще была неполной, вы можете представить себе, каких трудов это стоило всем нам.
Увы, но комплектация команд была полностью провалена нашими вербовщиками. Буквально за пару дней до того момента, когда они должны были приступить к этому делу, все пабы и кабачки в порту почти одновременно опустели. А некоторые торговые суда поспешили выйти в море. Причем они настолько спешили, что даже не взяли с собою достаточный запас пресной воды и провианта. Несомненно, они каким-то образом смогли узнать о том, что мы собираемся набирать матросов на наши корабли. Движимые собственным эгоизмом, они поспешили отплыть и тем самым не дали присоединиться к нам многим честным морякам. Которые наверняка вступили бы в наши ряды, имей они такую возможность.
Нам пришлось выслать вербовщиков в соседние порты, но ответа от них нет и по сей день. Вот теперь мы работаем не покладая рук. Одна надежда, что в окрестных портах мало кто знает о факте набора добровольцев на нашу эскадру. Как низко пали нравы простонародья, Мэри-Энн, если даже такое богоугодное дело, как защита законных наших интересов, зависит от их нежелания сделать хоть что-то для своей страны! Но, впрочем, бог им судья. Надеюсь, что справедливое воздаяние за их трусость и эгоизм не заставит себя долго ждать.
Так вот, после того как я отправил на берег часть матросов во главе с баталером и отдал необходимые распоряжения, у меня появилась наконец возможность выйти на палубу и осмотреться вокруг. Стояла хорошая погода, солнце щедро посылало нам свое тепло. От промокших за несколько дней палуб валил пар.
На берегу около пристани виднелось скопление матросов. А по направлению к кораблям и обратно постоянно курсировали шлюпки. Стоявший рядом со мною мичман Пембертон пояснил, что по приказу адмирала производится также замена пороха в корабельных крюйт-камерах. Это обычное дело, ибо даже при самом тщательном сбережении порох может отсыреть. Во избежание этого часть запасов свозят на берег в хорошо оборудованное хранилище. А оттуда привозят сухой порох. Воспользовавшись тем, что дождь наконец прекратился, адмирал и отдал свое распоряжение.