Страница 3 из 12
Выехав на пригорок, французы заметили в низине, у мелкого ручейка, с полдюжины мужиков, толкущихся возле повозок.
— Партизаны? — полувопросительно, полуутвердительно произнес Доминик.
— Вряд ли! Мародеры. Но не расслабляться. Вдруг решат, что мы хотим отобрать у них добычу.
Но это оказались не мародеры. На телеге, запряженной мерином, лежали, издавая глухие стоны, двое французских солдат и офицер-артиллерист.
— Что делаете? — грозно спросил Каранелли, подъезжая к пожилому приземистому бородатому мужику.
Ответить тот не успел.
— Дед Федор! — раздался от дальней повозки звонкий мальчишеский голос. — Дед! Здесь еще один живой!
— Грузите его, да езжай! И возвращайся побыстрее. До обеда надо еще раз поспеть.
Наконец мужик повернулся к Луи.
— Не взыщи, ваше благородие, тока Мишке если не ответить, то заорется, что корова недоенная. Раненых мы здесь собираем.
Но Луи уже и сам догадался, чем заняты мужики, и это так поразило, что он не смог удержаться от следующего вопроса.
— А кто приказал?!
— Никто. Мы сами.
— Но это же французские солдаты?! — удивлению Каранелли не было предела.
— Это не солдаты ужо, ваше благородие. — И, чуть помолчав, добавил: — Но люди.
Каранелли тронул лошадь. «Люди, — стучало в голове, — люди! Это вы с Мишкой люди. А эти… Не будь сами ранены, так товарищей своих, кто идти не может, на обочинах побросали бы. Чтобы награбленного побольше утащить».
Лазутчики догнали Наполеона уже под Гжатском, чтобы сообщить приятную новость — французская армия движется быстрее русской. Но у императора имелись основания не успокаиваться. Кутузов мог сократить путь, например через Медынь выйти с юга на Вязьму. Нужно торопиться, и Бонапарт делал все возможное, чтобы ускорить движение армии.
Их убивали прямо на Смоленском тракте. В присутствии императора и его свиты. Две тысячи русских пленных солдат и нижних офицерских чинов. Заряды не тратили. Убивали штыками и прикладами, разбивая головы беспомощных безоружных связанных людей. Бить приходилось помногу раз — скользкие липкие ружья с трудом удавалось удерживать в руках. Конвоиры из гренадеров, рослые, как на подбор, трудились в поте лица.
— Что же вы делаете?! Что делаете? — шептали беззвучно губы совсем юного корнета. Но знающие русский все поняли, не слыша слов. Каранелли заметил, как напрягся стоящий рядом Доминик. Перегнувшись через шею лошади, он твердо положил руку на плечо малыша.
— Я сам!
Но Луи не успел. Герцог Коленкур, тот самый, который имел немало оснований ненавидеть русских, поскольку младший брат Огюст погиб на Бородинском поле, вдруг заорал в лицо Бонапарту:
— Это бесчеловечная жестокость! И это пресловутая цивилизация, которую вы несли в Россию? Разве мы не оставляем у русских своих раненых и множество пленных?
— Это война, герцог! Наши раненые уже ничем не помогут армии.
— Это не война! — никогда раньше, если не считать детства в Аяччо, Каранелли не позволял себе разговаривать таким тоном с Бонапартом. — Это мерзость, Набулио!
Император резко повернулся. На долю секунды в глазах мелькнул нехороший огонь, но встречный взгляд, жесткий и презрительный, остановил его. Поза Каранелли также не выражала почтения, причем настолько, что даже герцог замолчал.
— Вчера я видел, как русские мужики, — голос Луи был не менее жесткий, чем взгляд, — выискивали среди брошенных нами раненых солдат тех, кто еще дышал. И развозили по домам. А сегодня мне стыдно, что на мне такой же мундир, как на этих мясниках!
Луи тронул лошадь и медленно поехал в сторону Гжатска. Его отряд молча потянулся следом.
— Никогда не думал, что император может отдать приказ, — проговорил Доминик, когда они отъехали, — который я откажусь выполнять.
Вечером Наполеон передал через Перментье приказ разыскать пропавшего полковника Матье.
Первым делом Каранелли велел прибыть к месту событий трем оставшимся в живых офицерам. Их рассказ не очень удивил Луи, нападения на дорогах становились все чаще. Одна подробность насторожила. Когда из леса выскочили на лошадях крестьяне, одетые, как и положено, во что попало, офицеры решили дать бой. Все трое в один голос утверждали, что в беспорядочное бегство их обратил мужик, который с невообразимой дистанции дважды на скаку попал из пистолета в цель. И хотя, как говорят русские, у страха глаза велики, здесь не тот случай. Все они повторяли, что стрелок находился около одиноко стоящей рябинки. Каранелли не поленился померить расстояние. Получалось никак не меньше полусотни шагов. И еще. Один из офицеров говорил, что все, кого он видел, как скачущие, так и бегущие из леса наперерез, были обуты в сапоги со шпорами.
— А ружья? — неожиданно спросил Доминик.
— Нет, у тех, что на лошадях, ружей не было.
— Это понятно. Я спрашиваю о тех, что выбежали из леса.
— Пожалуй, — задумчиво ответил офицер, понявший наконец суть вопроса. — Кажется, у всех были… да, точно! Кавалерийские укороченные ружья! Со штыками!
— Русского образца? — допытывался Левуазье.
— Да!
— И если бы не одежда, то нападавших можно было принять за кавалеристов русской армии?
— Да! Несомненно!
— Кирасир? Гусар?
— Нет… скорее драгун.
«А он ничего, этот капитан. И сообразил, куда уходить, чтобы не погибнуть, и заметил немало, — подумал Каранелли. — И с толку сбить не удалось. Жаль поздно, а то можно и к себе было взять».
— Ваше имя?
— Капитан Жермен!
— Со мной рота конных егерей, но командир занемог желудком! Принимайте, капитан! И быстрее, времени нет!
Теперь Каранелли не сомневался, что нападение на Матье, дело рук князя Данилова. И если он доложит императору, который прибудет через день-другой, все как есть, то новых упреков не миновать. Надо что-то делать прямо сейчас!
Немного поразмыслив, Луи приказал сопровождавшей его роте конных егерей становиться лагерем прямо у тракта, выставив усиленные посты. Для своего отряда он поставил палатки здесь же.
Почти всю ночь Луи просидел над картами. Где Данилов? У него должно быть место бивуака. Переночевать ночь-другую в лесу он может, но не больше. Холод выматывает, забирает силы. Морозы ударили нешуточные.
С рассветом четверка под командованием Доминика отправилась на север вдоль единственной дороги между болотами, мимо сгоревшего Асташково, до Изборово. Другая четверка под командованием Фико пошла на юг. Укладываясь в промерзшей палатке, чтобы вздремнуть пару часов до возвращения товарищей, Каранелли готов был поспорить сам с собой, что поиск у Фико будет более удачным, чем у Левуазье.
V
— Назовите ваше имя, звание и полк, в котором вы служите.
— Я не считаю нужным сообщать это главарю бандитов.
«Однако, — подумал Данилов, — не просто с ним будет».
В избе натопили. Он и Азаров давно сняли тулупы, а француз нагло заявляет такое, словно не видит мундиров штаб-офицеров. Но Андрея этим вывести из себя невозможно.
— Ну! Не стоит так огорчаться! Могу вас успокоить: вы попали в плен не к дремучим крепостным крестьянам, а к драгунам армии Кутузова.
— Вы не армия! Вы лесные бандиты, нападающие из-за угла! — чуть взвизгивая, прокричал полковник.
Азаров не стал вступать в дискуссию. Он взял невысокого худощавого полковника за шиворот и, оторвав от пола одной рукой, резко встряхнул. Это произвело такое впечатление на разом потерявшего всякую спесь француза, что он затих, испуганно глядя на кавалергарда. Мгновенная смена настроения распетушившегося пленного так позабавила Данилова, что он, с трудом сдерживая смех, проговорил:
— Вам лучше отвечать на мои вопросы. А то майор даст вам щелчок по лбу. Итак? Имя, звание, полк?
— Полковник Матье!
— Командуете полком? Каким?
Француз молчал. Азаров подвинулся ближе, с интересом рассматривая лоб пленного. Матье запаниковал. Отнюдь не трус, отлично владеющий шпагой и кинжалом, блестяще стреляющий из пистолета, полковник не знал, что делать. Его никогда еще не трясли, подняв за шиворот. И растерянный, глядя на подступающего русского богатыря, он почувствовал, как дикий страх зарождается в груди.