Страница 42 из 136
Л. И. Брежнев в окружении свиты посетил пострадавших в катастрофе в госпитале полигона. Когда он зашел в нашу палату, я сразу узнал его. Останавливаясь у каждого пострадавшего, он кивал в его сторону головой, и начальник госпиталя докладывал ему о состоянии здоровья. Попрощавшись с нами, на выходе из палаты Брежнев спросил: «Что им сейчас необходимо?» Ответ главного врача был прост: «Леонид Ильич, им необходимы соки и фрукты!» Л. И. Брежнев сказал: «Возьмите мой самолет и чтобы соки и фрукты у них были».
Команда была отдана генералу И. И. Федюнинскому, командующему Турк ВО. Самолет срочно убыл в город Ташкент, и уже утром в палатах у каждого на тумбочке были соки, яблоки, груши, апельсины.
Сослуживцы рассказывали мне, что, выступая на траурном митинге у братской могилы, Леонид Ильич тоже плакал, не стесняясь слез. Он говорил, что подвиг павших никогда не будет забыт.
О трагедии страна официально узнала только в конце 80-х годов.
На похоронах над толпой проплыли десятки закрытых гробов с прибитыми к крышкам воинскими фуражками.
Неожиданно пошел дождь, что бывает в этих краях крайне редко. Плакала, как говорят, земля о погибших! Медсестра из окна палаты госпиталя комментировала все происходящее на улице. Она насчитала более ста гробов. Необходимо отметить, что кроме 54 военнослужащих, похороненных в братской могиле в одном из скверов поселка, по желанию родственников другие погибшие были похоронены в Москве, Киеве. Харькове, Днепропетровске. Их похоронили тайно, никто, кроме родственников, не знал о причине смерти.
Главному военному госпиталю им. Н. Н. Бурденко скоро 300 лет. Основанный по указу Петра I в 1707 г. Московский госпиталь был первым в России постоянным стационарным лечебным учреждением.
В начале ноября 1960 г. особо тяжелых больных перевезли в Москву, в Главный военный госпиталь им. Н. Н. Бурденко. Среди них были К. В. Герчик, С. Д. Титов, А. В. Маслов, Г. К. Фридрихсон, Н. В. Мягков, Н. К. Волобуев. Уже в госпитале скончались от ожогов и ран адъютант главкома подполковник Н. М. Салло, капитан А. М. Сименян, сержант Я. С. Симкив.
Сначала нас разместили отдельно в хирургическом отделении (начальник отделения Герой Советского Союза Т. В. Леонов), где нам выделили несколько палат, которые охраняли сотрудники КГБ.
В начале января 1961 г. в госпитале было специально открыто 25-е ожоговое отделение (начальник отделения полковник м/с А. В. Трубников). Нас перевели в 25-е отделение и разместили по одному человеку в палате. У меня — более 30 % тела ожоги II и III степени, организм отравлен гептилом, поэтому требовались многократные пересадки кожи, кровь доноров.
Мой лечащий врач — замечательный, чуткий, образованный, пользующийся большим авторитетом человек, подполковник м/с Матвей Иванович Блохин. Врач-ординатор — душевная, знающая свое дело Мария Александровна Велик.
Генерал К. В. Герчик лежал отдельно в большой палате. Лечащим врачом у него был Александр Васильевич Трубников.
Состояние здоровья у меня оставалось тяжелым, и находиться одному в палате было невыносимо, поэтому я попросил, чтобы ко мне положили Николая Мягкова, отличного парня, наизусть знавшего много стихов Сергея Есенина. Вдвоем стало как-то легче.
Лечащий врач Матвей Иванович более месяца не уходил из отделения, ночуя все это время в госпитале.
В период лечения мне шесть раз полностью обновили кровь.
Нас часто навещали знакомые из СКБ С. П. Королева и М. К. Янгеля, а также руководство космодрома Байконур.
Помню такой случай. 9 ноября 1960 г. приехал справиться о нашем здоровье заместитель начальника штаба Ракетных войск генерал-лейтенант Михаил Александрович Никольский. Он зашел к нам в палату спросил: «Как дела ребята?» Мы посетовали, что у нас нет телевизора. Он улыбнулся: «Вижу, начинаете идти на поправку, раз просите телевизор! У вас в госпитале есть телевизор?» — обратился к сопровождающему его начальнику госпиталя генерал-майору м/с Л. И. Лялину. Ответ: «Только в клубе». — «Тогда выпишите один телевизор через Главное политическое управление!» Через неделю в отделении появился телевизор, но только под ответственность К. В. Герчика больным разрешили его смотреть.
Секретность нашего пребывания в госпитале, особенно в самом начале, была очень строгой. Приехавшую ко мне родную мать не пускали целых две недели. Весь персонал медицинских работников госпиталя относился к нам, пострадавшим в катастрофе, с большой любовью и вниманием.
Кроме лечащих врачей много сил в наше выздоровление вложили медицинские сестры и нянечки, за что им огромное спасибо.
Особую благодарность хотелось бы выразить начальнику 25-го отделения подполковнику м/с А. В. Трубникову, подполковнику м/с М. И. Блохину, врачу-ординатору М. А. Велик, старшей медсестре О. В. Кузьминой.
Еженедельно руководство госпиталя отчитывалось перед специальной комиссией Министерства обороны о мерах, принятых для скорейшего выздоровления пострадавших в катастрофе.
Наступил 1961 г. Новый год мы встречали все вместе. Нас собрал в одной из палат генерал К. В. Герчик. Помогала ему в организации праздника его жена, чуткая и отзывчивая женщина.
Хочется подробнее рассказать о Константине Васильевиче Герчике. Всеми силами он старался поддержать нас по-отечески, добрым словом и делом. У кого-то дома было не все в порядке, все шли к нему за советом, в котором он никому не отказывал. Как я потом узнал, ему самому было нелегко.
Руководство Министерства обороны пыталось обвинить его в случившемся, так как никого из военных выше по званию не осталось в живых. Его несколько раз вызывали в Генеральный штаб на «трудные беседы», а затем назначили на должность начальника Центрального командного пункта Ракетных войск стратегического назначения.
Из тех, кто попал тогда в Главный военный госпиталь им. Бурденко, остались в живых:
начальник космодрома Байконур генерал-полковник Константин Васильевич Герчик;
полковник Сергей Дмитриевич Титов — начальник отдела;
капитан Станислав Николаевич Павлов — впоследствии полковник, руководитель военного представительства;
Николай Васильевич Мягков — инженер из Днепропетровска;
Николай Кириллович Волобуев — инженер из Харькова;
я, Маслов Анатолий Васильевич.
В своем очерке хочу рассказать о единомышленнике С. П. Королева, выдающемся конструкторе и ученом, академике Михаиле Кузьмиче Янгеле.
Коллектив конструкторского бюро, которым он руководил в течение 17 лет, вписал много ярких страниц в летопись советской и мировой космонавтики, в создание первых управляемых баллистических ракет дальнего действия.
Каковы же его жизненные вехи? Студент знаменитого МАИ, конструктор в знаменитом КБ Н. Н. Поликарпова, в 30-е годы создавшего скоростные истребители, те самые, которые испытывал Валерий Чкалов.
Позже М. К. Янгель напишет: «Технику я изучил в МАИ, но курс настоящей школы инженерного искусства и коллективного творчества прошел, работая в конструкторском бюро под руководством Главного конструктора Н. Н. Поликарпова». Обратим внимание на слова «школа коллективного творчества». Они очень характерны для Михаила Кузьмича Янгеля. Он считал, что конструктор должен не только сам обладать колоссальными знаниями в самых различных областях науки и техники, но и уметь зажечь ими большой коллектив специалистов.
В послевоенный период М. К. Янгель плодотворно трудился в отечественном ракетостроении. В то время правительство собирало и направляло в новую область деятельности многих талантливых авиационных ученых и конструкторов.
Главный инженер, а затем и директор крупного научно-исследовательского института, М. К. Янгель в начале 50-х годов тесно сотрудничал с С. П. Королевым, принимал деятельное участие в создании межконтинентальных баллистических ракет большой мощности на твердом топливе. Это давало определенные преимущества — боевые ракеты, заправленные гептилом, могли длительное время стоять на боевом дежурстве без дозаправки.