Страница 133 из 136
Часть, обслуживающая гагаринский старт, праздновала свой 35-летний юбилей. Ветераны, собравшись в тени деревьев, вспоминали «былые дни» — первую элиту испытателей, стоявших у истоков части, на счету которой и первый искусственный спутник Земли, и первый лунник, и первый полет человека в космическое пространство. И отмечая, что на юбилей никто из них не приехал, один из ветеранов сказал: «Жаль, Шумилин в отпуске». В этот момент я задала единственный вопрос:
— Что особенного сделал Шумилин, за что его возносят?
Не хотелось бы вновь оказаться в подобной ситуации. Еще недавно веселые и доброжелательные, ветераны дружно смотрели холодными, колюче-жесткими глазами:
— Кто так сказал?
— Да он защищал программу Н-1 на самом высоком уровне!
— При запуске «Прогресса» с 31-й площадки именно Шумилин визуально оценил утечку кислорода через дренажно-предохранительный клапан и вовремя отменил пуск!
— А кто сохранил жизнь космонавтам, впервые использовав систему САС, и вовремя отстрелил спускаемый корабль?
Даже то, что генерал ездил на свою «фазенду» не на служебной машине и продолжал жить в ту пору в обычной квартире четырехэтажного дома, так же как и человеческая порядочность, засчитывалось ему в заслугу.
— Героя Социалистического Труда просто так не дают, — вполне миролюбиво завершила свою речь защита.
Уже позже рассказали, как лейтенант Шумилин еще в 1961 г. сумел определить единственную неисправность, которая могла стать угрозой запуску первого пилотируемого корабля.
Из четырех друзей-однокурсников Академии им. Можайского, прибывших в марте 1959 г. на станцию Тюра-Там, в числе которых был Алексей Шумилин, сегодня на Байконуре двое. Захороненный в братской могиле Солдатского парка Николай Котов остался навсегда молодым… Шумилин давно уже дедушка для своих внучат, а его офицеры в своем кругу называют почтительно «Дед».
Поздний вечер 26 сентября 1983 г. собрал жителей города в разных его точках — пришли смотреть запуск пилотируемого корабля. Когда приблизилось время старта, все замерли. Вдруг появился маленький всполох и, поднявшись, исчез в низких облаках, оставив след, и сразу же большой всполох осветил место старта.
Ночной пуск с 26 на 27 сентября 1983 г. Экипаж в космическом корабле. Уже пошла команда на запуск. Отошла заправочная мачта, и только кабель-мачта тонкой нитью связывала корабль с Землей. И вдруг — возгорание ракеты… До пуска оставались считанные секунды… Сработала система аварийного спасения! Старт потряс взрыв, и начался сильный пожар…
Вспоминает генерал-лейтенант А. Шумилин:
— В тот день все было как всегда, ничего не предвещало беды. Прошли комплексные испытания, завершилась заправка, и ракета замерла на старте, и дымит от дренажа жидкого кислорода. Экипаж — Владимир Титов и Геннадий Стрекалов — занял свои кресла в космическом корабле. Я, как обычно, находился в бункере на месте стреляющего и уже получил специальный код на случай непредвиденных обстоятельств. Рядом дублирует мои действия представитель промышленности А. Солдатенков. Недалеко от нас Юрий Павлович Семенов — Главный конструктор «Союзов», «Протонов», «Бурана» и председатель Госкомиссии Керим Алиевич Керимов.
Прием телеметрии от корабля. Все в норме. Готовность 30 минут. Все штатно. Всматриваюсь в окуляры перископа — ракета слегка «парит», освещенная прожекторами. Прошли команды: «Ключ на старт!», «Протяжка один», «Продувка!». В этот момент начинают продуваться азотом коммуникации подачи топлива в камеры сгорания двигателей носителя. Дальше, когда двигатели начинают работать, старт ракеты остановить невозможно. Машинально отсчитываю про себя секунды, глядя в перископ: яркое пламя, клубы дыма, стартовый козырек не вижу… Мелькнула мысль, как быстро прошло зажигание… Автоматически отсчитываю секунды… Нет, что-то не то…
Трудно сейчас объяснить… Какое-то интуитивное чувство — ощущение надвигающейся беды. Не помню, как произнес кодовое слово. Потом, когда воспроизводилась запись, оказалось — я три раза прокричал, а Солдатенков, наоборот, прошептал, хотя думал, что кричит. Но парни — Михаил Шевченко и Александр Мочалов, дежурившие в измерительном комплексе по САСу, среагировали практически одновременно и четко — нажали кнопки и отстрелили спусковой аппарат с космонавтами. Весь боевой расчет вступил в единоборство с огнем. Было разрушено главное сооружение стартового комплекса и ряд его коммуникаций.
А. Шумилин:
— Что было потом? Несколько часов тушили пожар. Горели кабели, ведущие к кислородному сооружению, их удалось перерубить. Горели подземные сооружения стартового комплекса. Как туда добраться? Вместе с генералом Булулуковым решили пустить жидкий азот. Его выливали под стартовое сооружение шлангами. Здорово помогло, пожар скоро стих. Сколько еще после этого было стартов! Но команда «Наддув!» каждый раз настораживает.
Изменилось за последнее время отношение людей к Космосу. Все опаснее становится профессия испытателя, когда космическая техника поступает к ним почти впритык к срокам запуска, когда редеют ряды испытателей и подчас нет рядом плеча товарища. А стоит на старте огромная государственная ценность. И все зависит только от испытателей. Каждый неверный шаг в любой миг может начисто свести на нет в завершающей стадии бесценный человеческий труд и миллиарды, миллиарды народных денег. Но по-прежнему им, испытателям космодрома Байконур, вверяются жизни людей, которых отправляют на работу в Космос.
Когда у меня спрашивают, какие были ощущения в момент нажатия кнопки, я обычно отвечаю — никаких! И это действительно так. Многочисленные проверки перед работой приводят к тому, что все операции выполняются «автоматически». Проще говоря, получил команду — нажал кнопку. И никаких геройских действий, как некоторые думают, не грудью на амбразуру, не с гранатой под танк. И даже сжимать зубами перебитый провод не пришлось.
В первый момент после загорания надписи «Пуск», говорящий о том, что оба оператора САС одновременно нажали кнопки и началась выдача команды «Авария», было какое-то чувство отрешенности от происходящего. Ну сказали, ну нажал, где-то что-то сработало, но это же не здесь, не рядом, а за 20 километров где-то в сентябрьской ночи. А в светлой тихой комнате оператора САС только негромко гудели магнитофоны, которые уже несколько часов назад подряд записывали все переговоры между «бункером» и операторами САС. И лишь спустя какое-то время начинаешь представлять себе всю эту длинную цепочку событий и действия людей: ракета-носитель, стоящая на стартовом комплексе — возникновение пожара за полторы минуты до старта — принятие решения на спасение экипажа — кнопка — выдача команды «Авария» — срабатывание двигателей системы аварийного спасения — отстрел отсека с экипажем — приземление — развороченный стартовый комплекс и спекшийся металлический «блин» из остатков ракеты и стартового оборудования. И то, что среди груды металла не оказалось человеческих жизней — это результат четкой и слаженной работы всех номеров расчета, как на стартовом комплексе, так и на комплексе «Сатурн». И дай бог, чтобы никому и никогда не пришлось еще раз нажимать эту или подобную этой кнопки.
26 сентября 1983 г., в соответствии с технологией работ по обеспечению запуска обитаемых КА, за 2 часа до пуска я занял место оператора системы аварийного спасения космонавтов (САС).
Работа была довольно привычной: я неоднократно участвовал в запуске орбитальных аппаратов в составе боевого расчета САС, в многократных тренировках на этой системе, как в составе комплекса «Сатурн-МС», так и в составе расчета космодрома.