Страница 65 из 67
Вот все, что смог написать Фрэнсис в своем последнем письме. Через несколько дней в Хайгейт вызвали священника Рэли, и он увидел, что больной не только не поправляется, но, напротив, ему стало гораздо хуже, его «лихорадило, время от времени начинался сильнейший кашель, в груди клокотала мокрота, и он умер, захлебнувшись ею…»
Фрэнсис Бэкон, барон Верулам, виконт Сент-Олбанс, некогда лорд-хранитель большой государственной печати, некогда лорд-канцлер умер ранним утром в пасхальное воскресенье 19 апреля 1626 года в возрасте шестидесяти пяти лет.
«Предаю душу мою и тело мое в руки Господа, открывшего мне путь ко спасению своей благословенной жертвой; душа отойдет ко Господу в миг кончины моей, тело же мое в миг воскресения. Что до моего погребения, то я желаю упокоиться в церкви Святого Михаила близ Сент-Олбанса; там похоронена моя мать, и это церковь прихода, к которому относится моя резиденция в Горэмбери, а также единственная христианская церковь внутри стен древнего Веруланума. Я желаю, чтобы расходы, связанные с моими похоронами, не превышали трехсот фунтов.
Что касается моего имени и памяти обо мне, оставляю их людской снисходительности, другим странам и грядущим векам…»
Эссе «О СМЕРТИ»
Люди страшатся смерти, как малые дети потемок; и, как у детей, этот врожденный страх усиливается сказками, так же точно и страх смерти. Конечно, мысль о смерти как каре за грехи и переходе в иной мир благочестива. Но боязнь ее как неизбежной дани природе есть слабость. Да и в благочестивые о ней размышления примешивается порой доля суетности и суеверия. В иных монашеских сочинениях о смертных муках нам напоминают, какова боль, ощущаемая человеком, если терзать хотя бы кончик пальца его, и каковы, следовательно, должны быть муки смерти, когда разрушается все тело. А между тем смерть зачастую менее мучительна, чем повреждение одного члена, ибо самые важные для жизни органы не есть самые чувствительные. «Pompa Mortis Magis terret quam Mors Ipsa» («Атрибуты смерти устрашают сильнее самой смерти») — слова эти заключают в себе и философскую, и житейскую истину. Стоны, судороги, мертвенный лик, слезы друзей, траур, погребение и прочее — вот от чего смерть предстает ужасной. Заметьте, что нет в душе человека такой даже самой слабой страсти, которая не побеждала бы страха смерти, а значит, смерть не может быть столь уж страшным врагом, раз есть у человека целая рать, способная ее одолеть.
Месть торжествует над смертью; любовь ее презирает; честь призывает ее; горе ищет в ней прибежище; страх предвосхищает ее. А когда убил себя император Оттон, жалость — это слабейшее из чувств — многих побудила искать смерти из сочувствия императору и в знак верности. Сюда же Сенека прибавляет еще прихотливость и пресыщение; ведь человек бывает готов умереть, не будучи ни храбрецом, ни несчастливцем, от того только, что ему наскучит однообразие. Заметьте и то, как мало действует приближение смерти на сильных духом, ибо каждый из них до конца остается самим собой. Император Август умер с любезностью на устах; Тиберий продолжал лукавить; Веспасиан — с шуткой, сидя на стульчаке; Гальба — с изречением, подставляя шею убийце: «Рази, если так нужно Риму»; Септимий Север — впопыхах: «Скорее же, если я должен еще что-то делать». И так далее. Стоики, несомненно, уделяли смерти чрезмерно много внимания и пышными к ней приготовлениями делали ее еще более устрашающей. Мне же более по душе тот, кто сказал, что почитает за дар природы предел своей жизни.
Умереть столь же естественно, как и родиться; а для младенца второе, быть может, не менее болезненно, чем первое. Тот, кто умирает за важным делом, подобен раненному в жарком бою, поначалу едва ощущающему боль. Поэтому, кто поглощен благими помыслами, тот поистине избавлен от мук смерти. Но всего слаще, поверьте, звучит гимн «Nunc Dimittis»[45], когда человек достиг достойной цели и оправдал ожидания. У смерти есть еще то, что она открывает врата доброй славе и унимает завистников.
Extinctus amabitur idem[46].
Тот, кому завидовали при жизни, будет любим после смерти.
Эпилог
Элис Бэкон, леди Верулам, виконтесса Сент-Олбанс, оставалась вдовой одиннадцать дней. Надо полагать, ждала, когда ее супруга похоронят в церкви Святого Михаила. А потом вышла замуж за Джона Андерхилла. Венчание состоялось 20 апреля в церкви Святого Мартина-в-Полях, где 65 лет назад крестили Фрэнсиса Бэкона. 12 июля Джон Андерхилл был возведен в рыцарское достоинство в Оутлендском дворце, хотя за какие заслуги перед королем и страной, нам неведомо. Кстати, в этот же день ровно восемь лет назад Фрэнсису Бэкону был пожалован титул барона Веруламского. Extinctus amabitur idem…
Чета Андерхилл продолжала жить в Горэмбери, но почти сразу началась тяжба, и продолжалась она несколько лет. Душеприказчики отказывались утвердить завещание, зная состояние финансов завещателя. Сумма его долгов составляла 19 658 фунтов 4 шиллинга 4 пенса. Завещание оставалось неисполненным до 15 июля 1627 года, когда права душеприказчиков были переданы сэру Томасу Мьютизу, преданному другу и секретарю виконта Сент-Олбанса, а также сэру Томасу Ричу, которые представляли кредиторов. Эти джентльмены сразу же подали иск в канцлерский суд против сэра Джона и леди Андерхилл, а также доверительных собственников различных поместий и земель. В иске упоминались незаконные акты передачи и договоры дарения по поводу драгоценностей, перстней, платья, огромного количества столового серебра, картин, занавесей и драпировок, которые, как утверждали кредиторы, должны были пойти в уплату долгов его покойной светлости.
Леди Андерхилл в качестве ответчицы подала встречный иск. Большую часть земель она-де купила на свои собственные деньги, чтобы увеличить вдовью часть наследства, и поскольку она не соглашалась, чтобы супруг продавал землю, он ее оставил. Она не верит, что «долги настолько велики, как об этом заявлено, их уплаты в основном требуют его слуги, которые обманывали его и причинили ему большой ущерб».
После чего управляющие землями и поместьями по наследству подали в суд прошение об освобождении их от обязанностей. Наконец 12 июня 1632 года судья, которому до сих пор никак не удавалось найти покупателя для земель и поместий, продал их лорду Дансмору за 6000 фунтов с условием, что он будет выплачивать леди Андерхилл 530 фунтов в год пожизненно и что она и ее супруг уедут из Горэмбери к Михайлову дню того же 1632 года. В имении должны остаться «каменные столы, старинная картина, которая висит в холле наверху, кухонные принадлежности, деревянные и каменные скульптуры в саду» и пр. 17 февраля 1633 года сэр Томас Мьютиз получил особняк и поместье от лорда Дансмора и его содоверителей, которые заявили, что с самого начала действовали в его интересах.
Сэр Джон и леди Андерхилл расстались через тринадцать лет. Видимо, опоясывающие ее чресла псы продолжали лаять. 21 февраля 1639 года было подписано соглашение об их раздельном проживании. Леди Андерхилл осталась бездетной и большую часть времени жила у матери в Айуорте, в Бедфордшире. Ее мать после развода с «распутником» Пэкингтоном побывала замужем еще два раза. Третьим ее мужем стал виконт Килмори, четвертым — граф Келли.
Леди Андерхилл умерла 29 июня 1650 года. Ей было пятьдесят восемь лет. В приходской метрической книге за 1650 год записано, что «Элис, виконтесса Сент-Олбанс, вдова Фрэнсиса виконта Сент-Олбанса, похоронена июля 9-го дня 1650 года в алтаре Айуортской церкви на его южной стороне», и на полу в алтарной части сделана надпись: «Здесь покоится прах леди Элис, баронессы Верулам, виконтессы Сент-Олбанс, одной из дочерей Бенедикта Барнема, олдермена Лондона. Покинула сей мир 29 июня 1650 года от Рождества Христова». Ее сестра Дороти Констебл, умершая годом раньше, похоронена под алтарем рядом с ней. Даже в смерти Элис хотела утвердить свое старшинство над другими дамами по титулу и по знатности.
45
«Ныне отпускаешь» (лат.).
46
Одной только смертью смиряется зависть (лат.).