Страница 56 из 67
Однако жизнь в Бедфорд-Хаусе требовала больших расходов, а отбиваться от ее светлости было непросто. Денег по-прежнему катастрофически не хватало, выход, как ему казалось, был только один, если он хочет, помимо всего прочего, отстоять свою приватность. Он вернется в свою прежнюю квартиру в Грейз инне. Там у него будут под рукой все нужные ему книги, будут постоянно толпиться студенты, друзья станут заглядывать, когда им вздумается, на пороге старости он снова заживет той жизнью, которую так любил в молодости. Здесь ему знаком каждый уголок: вход через помещение суда, его комнаты наверху, мебель, которая до него принадлежала его отцу и его единокровным братьям, — всего этого у него не отберет ни один кредитор.
В Грейз инне его знали, любили и почитали, само его имя здесь стало легендой; а если ему захочется поставить на стол букет или вдохнуть аромат только что срезанных цветов, за ними не придется посылать в Горэмбери, ведь сад леди Хаттон совсем недалеко. Дом она продала герцогу Ленноксу, получив 2000 фунтов при заключении сделки с условием выплаты ей пожизненно по 1500 фунтов в год, но при этом мудро сохранила за собой комнаты над воротами и выход на балкон. Его сиятельство никогда не осмелится отказать ей в прогулках по саду. И стало быть, когда у Фрэнсиса появится желание, они смогут поболтать о былых временах, не вспоминая его соперника, ее супруга сэра Эдварда Коука, который вот уже год как сам был в немилости и даже отсидел сколько-то времени в Тауэре, но теперь его выпустили.
Их соперничество давно осталось в прошлом, можно было о нем забыть. Борьба за власть окончилась и для экс-лорда-канцлера, и для экс-лорда главного судьи. Их выступления в тайном совете — почти всегда с противоположных позиций — обратились в воспоминания. Сэр Эдвард, тоже ставший изгоем, жил сейчас у одной из своих замужних дочерей и, как и Фрэнсис, был обременен и своими собственными долгами, и долгами своей семьи. Ни один из них теперь не мог причинить другому зла.
Фрэнсис хотя бы мог следить за коллизиями политической игры благодаря своему осведомителю Тоби Мэтью, который приобретал все больший вес в дипломатических кругах и находился в тесном общении с испанским послом графом де Гондомаром и потому одним из первых рассказал Фрэнсису о том, что принц Уэльский и маркиз Бекингем задумали отправиться в Испанию инкогнито. Добравшись туда, они надеются заручиться поддержкой короля Филиппа для возвращения Рейнских и Пфальцских княжеств и в награду за поддержку заключить соглашение о браке между инфантой и принцем Уэльским. Словом, скрепить союз католической Испании и протестантской Англии.
Причиной секретности было соображение, что англичане подобного союза не желают. Парламент, распущенный год назад и продливший бюджет прошлого года, не предоставляя субсидию, так и не созвали, не сообщили ничего об этом внезапно возникшем плане и тайному совету. Принца Уэльского и его спутника Бекингема, в фальшивых бородах, переправили из Эссекса в Грейвзенд, а из Грейвзенда в Дувр, и 21 февраля 1623 года они отплыли; но тайна раскрылась. Согласно Джону Чемберлену, уже на следующее утро все только об этом и говорили, выражая сомнение в успехе подобного предприятия, которое скорее всего окажется слишком дорогостоящим и опасным.
Фрэнсис мог обсуждать, насколько удачна или неудачна эта затея, в личной беседе с Тоби Мэтью, но Бекингему он писал: «Хотя с отъездом Вашей светлости для меня настали печальные времена, я всей душой надеюсь, что Ваша благородная миссия принесет Вашей светлости величайший почет и в Европе, и в Англии и главное — преумножит несметные сокровища любви и доверия, которые питает к Вам наш превосходнейший принц; признаюсь Вашей светлости, я так несказанно этому рад, что не мог свою радость сдержать и не потревожить Вашу светлость этими короткими и торопливыми строками. Молю Вашу светлость великодушно снизойти к моей просьбе выразить его высочеству мое всепреданнейшее почтение, а также надежду, что он в скором времени позволит мне отложить в сторону короля Генриха Восьмого и приступить к описанию героических деяний его высочества». В записке к приближенным помощникам принца и Бекингема он писал: «Я, желая тишины и покоя, уединился в Грейз инне, ибо когда мои лучшие друзья так далеко, мне подобает отгородиться от мира. Да пошлет Господь всем нам Вашего доброго возвращения».
А что же ее светлость? Ни единого слова о ней с июля, когда она требовала причитающуюся ей половину суммы от продажи прав долгосрочной аренды Йорк-Хауса, а ведь сейчас уже февраль подходил к концу. Вряд ли можно винить ее за то, что общество ее собственного управляющего Джона Андерхилла было ей гораздо приятнее, чем обосновавшийся в Грейз инне супруг мог предположить и одобрить. Она получила свободу. А он возможность работать.
Вопрос в том, над чем именно работал Фрэнсис Бэкон зимой, весной и летом 1623 года и был ли посвящен в тайну Тоби Мэтью? В апреле Тоби отправился в Испанию вслед за принцем Уэльским и Бекингемом, взяв с собой письма своего друга и наставника к маркизу, к графу Бристолу (королевскому эмиссару) и к графу де Гондомару. Биограф Бэкона Спеддинг приводит в своем жизнеописании все три письма, но опускает — видимо, сочтя не заслуживающим интереса — письмо Тоби к Фрэнсису, которое было опубликовано в 1762 году в собрании Берча.
А в письме было написано вот что:
«Лорду виконту Сент-Олбансу
Мой благородный лорд!
Я получил великий драгоценный знак Вашего расположения ко мне 9 апреля и могу лишь смиреннейше выразить благодарность Вашей светлости, соблаговолившей посетить ничтожнейшего и недостойнейшего из Ваших слуг. Сердце мое ликует, ибо хотя меня нет в том месте, которое я почитаю своим домом (он, несомненно, говорит о своем пребывании под кровом Бедфорд-Хауса или Грейз инна), мне выпало счастье пользоваться благорасположением Вашей светлости, и я не боюсь спугнуть это счастье, ибо знаю, что Ваше благорасположение неизменно. Молюсь всем сердцем, чтобы мне снова было дозволено служить Вам в благодарность за него; но кто знает, если fortis imaginatio generat causam[40], то, может быть, такое же доступно и великим желаниям? Вы знаете, мое желание быть всегда полезным Вашей светлости; и, желая Вам столько счастья, сколько должно быть даровано человеку таких несравненных достоинств, я смиренно преклоняю голову перед Вашей светлостью.
Смиреннейший и благодарнейший слуга
Вашей светлости Тоби Мэтью.
Postscript. Величайший гений, которого родила не только моя страна, но и Европа, это Вы, Ваша светлость, но этого гения будут знать под другим именем».
Тут есть над чем задуматься. Какие записи личного характера, какие бумаги и рукописи Фрэнсис показывал Тоби Мэтью в Грейз инне? Может быть, Фрэнсис работал над чем-то, что собирался издать под чужим именем? Загадочный постскриптум не дает никаких ключей к разгадке. «De Augmentis Scientiarum» на латыни уже несколько месяцев как находился в наборе и будет напечатан в октябре с именем его автора, его экземпляры, как всегда, будут поднесены его величеству и принцу Уэльскому. История царствования Генриха VIII была лишь в набросках, всего несколько страниц. Фрэнсис так ее и не закончил; к тому же, когда священник Рэли опубликовал ее вместе с другими работами, на ней, как и на всех остальных, стояло имя автора — Фрэнсис Бэкон.
«Величайший гений… это Вы, Ваша светлость, но этого гения будут знать под другим именем».
«Комедии, исторические хроники и трагедии» мистера Уильяма Шекспира в одном томе были опубликованы в ноябре 1623 года, через месяц после выхода в свет «De Augmentis Scientiarum», и тоже находились в типографии больше полутора лет. Набирать их начали в январе 1622 года, но летом работа остановилась и потом продолжалась с осени целый год. В этой книге, которая стала известна как «Первое Фолио», было 934 страницы, всего напечатали около 1000 экземпляров, все до единого в типографии Уильяма и Айзека Джаггардов. Редакторами были коллеги-актеры покойного драматурга Джон Хеминг и Генри Конделл, причем Хеминг был также управляющим труппы и вложил большие деньги в театры «Блэкфрайерз» и «Глобус». Принято считать, что окончательное редактирование текста было поручено бухгалтеру «Труппы его величества» Эдварду Найту, но доказательств этому не существует. Из тридцати шести пьес, включенных в том, восемнадцать никогда раньше не издавались. Да, юс играли, но опять же нет никаких документальных подтверждений тому, что публика видела все эти восемнадцать пьес, и точно так же ни один шекспировед не утверждает, что актеры произносили текст слово в слово, играли сцену за сценой, как это напечатано в «Первом Фолио» в 1623 году. (Список этих восемнадцати пьес содержится в Приложении II.)
40
Могучее воображение рождает действие (лат.).