Страница 93 из 131
— Замолчи! — в ужасе закричал султан, он страшно дрожал и едва держался на ногах под гнетом этого ужасного пророчества.
Гассан был также поражен ее словами.
— Уйдем скорей из этого дома, — с трудом выговорил султан и, шатаясь, вышел из комнаты, — иди за мной.
— Я ни на шаг не отступлю от вашего величества! — отвечал Гассан и вместе с султаном оставил дом софта.
По дороге Абдул-Азис быстро повернулся к следовавшему за ним Гассану и взволнованным голосом сказал: «Теперь ты видишь, что я только для вида принял твою жертву, чтобы испытать тебя. Ты не умрешь за принца! Я желаю иметь тебя при себе. Садись со мной в карету и никому не говори о том, что ты сейчас слышал!»
XVII. Лаццаро и принц
Прежде чем следовать за нитью нашего рассказа, заметим, что описанные здесь лица и события при турецком дворе, хотя и могут многим показаться невероятными и даже нелепыми, однако все до сих пор рассказанное, а также и то, что будет рассказано дальше, до мельчайших подробностей строго придерживается истины. Сообщенное в прошлой главе пророчество известно всему Константинополю и рассказывалось повсюду еще до его исполнения.
Все события при турецком дворе без всякого преувеличения так ужасны, что остается только описать их взаимную связь и причины. То, что подобные веши еще возможны в нашем столетии, объясняется только тем, что Турцию можно причислить скорее к владениям азиатских деспотов, чем к европейским государствам. Но, во всяком случае, интересно проследить эти события, тем более, что они, а равно и ужасы войны, описанной нами в следующих главах, занимали и волновали умы всей Европы.
Теперь вернемся к нашему рассказу.
Бегство Реции из понятных нам теперь побуждений возбудило опасения Мансура и Гамида-кади, тем более, что вместе с Рецией исчез и маленький принц Саладин.
Оба были равно важны для предводителей могущественных Кадри. Реция, как последняя в роду Абассидов, вырвавшись на свободу, могла мешать и даже быть опасной для замыслов Мансура. А через принца он хотел иметь влияние на наследника престола Мурада, отца Саладина. И вдруг оба неожиданным образом ускользнули от него, да и казнь Юссуфа была отменена султаном.
Хотя Мансур и принял немедленно все надлежащие меры для поиска беглецов, но это было трудное дело при обширности турецкой столицы и разъединенности ее частей, отделенных друг от друга водой.
На второй день после бегства принцесса Рошана послала своего верного слугу Лаццаро в развалины с поручением к Шейху-уль-Исламу. Грек уже несколько дней втихомолку обдумывал, как ему лучше устранить чудо. Он боялся Сирры, знавшей все его преступления! Если бы она обвинила его в поджоге, это могло бы плохо кончиться для него, несмотря на заступничество принцессы.
Но как ему было подступиться к ней, когда опа стала пророчицей? Та сверхъестественность, которая окружала личность пророчицы в глазах грека, еще больше увеличивала его беспокойство. Как мог он заставить ее молчать или сделать ее безвредной, когда она один раз уже воскресла из мертвых?
Страшно было выражение глаз Лаццаро, когда он. по пути в развалины раздумывал о средствах погубить Сирру, одна мысль о которой уже приводила его в бешенство и ужас.
Желтовато-бледное лицо его казалось окаменелым. Вся жизнь сосредоточилась в одних глазах. При взгляде на него все видели только одни глаза, которые, казалось, имели какую-то таинственную силу, особенно когда он был в возбужденном состоянии. На Востоке настолько распространена вера в злой глаз, что о могуществе его упомянуто даже в Коране, поэтому многие были объяты ужасом при одном взгляде в глаза Лаццаро.
Такое ужасное могущество, такая сатанинская сила виднелась тогда в его бешеном взгляде: ясно было, что человек этот способен на все.
Ненависть и злоба Лаццаро были направлены теперь против Сирры — но она была для пего недосягаема! Если бы он только осмелился подойти к ней, он был бы схвачен н растерзан ее сторожами или коленопреклоненной перед ней толпой. Он слишком хорошо знал фанатизм магометанского населения. В подобную минуту народ приходил в такое дикое бешенство, что того, кто вызвал его, на месте убивали камнями или разрывали на части, не допуская вмешательства кавассов.
Расправа черни очень легко принимает чудовищный характер, но нигде она не склонна к фанатизму так, как в Турции.
Хотя в других случаях турки обнаруживают большое хладнокровие и с трудом могут быть выведены из терпения, фанатичная толпа так опасна, что Лаццаро больше чумы боялся ее, а потому не отваживался на открытую борьбу с пророчицей.
Грек вообще не отдавал себе ясного отчета в том, что такое Сирра, не знал, что и думать о ней! Он боялся ее, и это сильно мучило его, так как она была единственным существом, которого боялся Лаццаро.
В развалинах Кадри он узнал от сторожа в башне Мудрецов, что Баба-Мансур отсутствует, а Гамид-кади работает в зале совета.
Лаццаро велел доложить ему о себе, затем был введен к кади. Тот сидел у стола и писал, перед ним лежали документы. Он взял из рук грека письмо принцессы и приказал ему ждать ответа. Лаццаро устроился у дверей.
Должно быть, письмо заключало в себе важное известие. Кади заботливо спрятал его, затем обратился к слуге принцессы, которого он знал уже много лет. Он хорошо знал, что это он убил сына Альманзора и привез Рецию в Чертоги Смерти.
Письмо содержало, по-видимому, какое-то известие о дочери Альманзора. Гамид-кади вторично развернул, прочел его и только тогда сказал:
— Знаешь ли ты, что дочери Альманзора удалось бежать вместе с принцем?
— Нет, мудрый кади, Лаццаро от твоей милости впервые слышит об этом бегстве! — отвечал грек, и глаза его дико сверкнули при этих словах.
— Им удалось бежать из развалин, — продолжал кади, — все попытки отыскать их остались без успеха!
Лаццаро гордо и презрительно улыбнулся.
— Если мудрому кади будет угодно поручить это дело мне, беглецы недолго пробудут вне развалин, — сказал он.
— Я знаю, как ты искусен в подобных делах, но на этот раз это задача нелегкая. Чтобы облегчить успех, сообщу тебе важную новость. Не мы одни разыскиваем дочь Альманзора, принц Юссуф, ослепленный ее красотой, тоже ищет ее!
Лицо грека приняло злобное, полное ненависти, выражение.
— Светлейший принц? — спросил он. — О, дочь Альманзора счастлива, нечего сказать! Красота ее находит много поклонников!
— В чем преуспел принц Юссуф, я не знаю, но думаю, что ему легче будет отыскать ее след. Ты можешь разузнать обо всем, предложив принцу свои услуги в этом деле.
— Так я и сделаю, если ты это приказываешь, мудрый кади!
— Сегодня вечером принц намерен отправиться в развалины Хебдоман на поиски дочери Альманзора! Знаешь ли ты эти развалины?
— Не во Влахернском ли они квартале, куда можно пройти через высокую арку ворот, оставив за собой большое стамбульское кладбище?
— Да, там! Через несколько часов ты можешь встретить там принца. Постарайся подойти к нему и предложи ему свои услуги! Принц тебя знает?
— Боюсь, что светлейший принц помнит меня, впрочем, тем лучше, это еще больше увеличит его доверие! — отвечал Лаццаро.
— Эта местность небезопасна, и слишком рискованно со стороны принца отправляться в этот притон цыган, нищих и мошенников!
— Любовь не знает опасностей! — усмехнулся грек. — Дочь Альманзора обворожила светлейшего принца! Чтобы отыскать ее, он готов идти хоть на край света!
— Узнаешь ли ты принца, если он явится туда в простом платье?
— Будь спокоен, мудрый кади, я найду светлейшего принца!
— От проживающей там сволочи можно ожидать всего дурного, — с умыслом заметил кади, так что хитрый грек очень хорошо его понял, — ты не хуже других знаешь, что нападения разбойников там не редкость! Отправляясь туда, принц, сам того не подозревая, подвергает себя опасности. Это отребье Востока, персидские лудильщики и нищие, зорко следят за теми, у кого есть золото и драгоценности!