Страница 114 из 131
— В темницу сераля.
Это, конечно, жестоко, — продолжал Зора, — но пусть будет так. Прощайте, друзья мои! Я не мог поступить иначе, вы знаете мою вину, и в ваших глазах я ничего не теряю, этого для меня достаточно.
Сади и Зора дружески простились, затем последний вместе с Гассаном оставили квартиру.
Они отправились в сераль, и здесь Гассан велел попросить к себе маршала дворца султана.
Тот уже лег спать, но его разбудили, и он скоро явился. Гассан показал ему приказ об аресте.
— Я должен доставить благородного Зору-бея в тюрьму, — сказал он, — сделай милость, прикажи провести нас.
— Клянусь моей бородой, это пренеприятный сюрприз, — воскликнул маршал, который давно уже знал и уважал Зору, — храбрый и благородный бей арестован?
— Надеюсь, что скоро все разъяснится и примет другой оборот, — отвечал Гассан, — пожалуйста, прикажи оказывать благородному Зоре-бею все уважение, какого заслуживает такой храбрый воин его величества.
— Я сам позабочусь об этом, — отвечал маршал.
Затем он велел позвать кастеляна этого отделения огромного дворца, который явился с фонарем и ключами.
В нижнем этаже сераля, около последнего двора, между толстыми каменными стенами расположены каморки, окна которых плотно заделаны решетками, а двери — из толстого железа. Помещения эти прежде предназначались для хранения капиталов султана, но в настоящее время для этого были построены новые помещения. К тому же сейчас принято, следуя примеру всех нынешних государей, большую часть сокровищ вносить в иностранные банки.
С тех пор эти помещения стояли пустыми и уже неоднократно служили для заключения в них высших чиновников сераля, внезапно впадавших в немилость.
В эти-то отдаленные каморки, к которым вел целый ряд коридоров, отправились Гассан, маршал и кастелян вместе с Зорой-беем.
Приличный стол этих заключенных должен был быть таким же, как и у всех дворцовых чиновников. Еда готовилась на кухне сераля. Чтобы получить представление об обширности этой кухни, о прислуге и об издержках, которых она требовала, достаточно будет упомянуть, что только четыре жены султана получали ежегодно по 400000 пиастров и что прислуга их состояла из 300 рабов. К ней же относились танцовщицы, певицы, горничные, служанки и около 500 евнухов, так что в одном гареме за стол ежедневно садилось около тысячи человек. Если сюда прибавить многочисленных чиновников и слуг султанских покоев, то получится целая толпа людей, на содержание которых ежедневно затрачивались огромные суммы, при султане Абдуле-Азисе достигающие десяти миллионов пиастров ежегодно.
Кастелян открыл железную дверь и осветил путь. Гассан, Зора и маршал вошли в комнаты, в которых был сырой, затхлый воздух. Вся меблировка их состояла из нескольких вделанных в стены шкафов, нескольких столов и подушек; в каждом отделении было также по одной висящей на потолке люстре, подобно тем, какие встречаются в маленьких церквях.
В одну из этих камер был заключен Зора, остальные были заперты. Зажгли люстру, позаботились и о теплом одеяле на ночь, так что Зора ни в чем не нуждался, и заключение его походило скорее на домашний арест.
Арестовав таким образом своего друга, Гассан вернулся в Беглербег и на следующее утро передал султану шпагу арестованного офицера. Сераскир должен был немедленно произвести подробное и строжайшее следствие по этому делу. Так приказал султан, бывший в самом дурном расположении духа.
XXV. Ночное празднество
Во дворце принцессы Рошаны было устроено празднество в честь победоносного возвращения войск султана и взятия в плен Кровавой Невесты, но собственно праздник ее давался в честь одного Сади и назначения его пашой. Принцесса разослала многочисленные приглашения, и с наступлением ночи залы ее дворца наполнились разодетыми придворными дамами и кавалерами. Только с недавнего времени, с тех пор как европейское влияние начало вытеснять все предрассудки, в Турции вошли в моду подобные праздники. Но всякий раз на это нужно было согласие султанши Валиде, которой подчинялась вся общественная жизнь женщин.
Принцесса Рошана, очень хорошо зная, как султанша Валиде любит участвовать в подобных празднествах, прежде всех лично пригласила ее. Таким образом, султанша ничего не могла иметь против этого праздника.
Когда она явилась на праздник, на ней было бархатное платье темного пунцового цвета, вышитое золотыми колосьями. Лицо ее было закрыто тонким покрывалом, а головной убор составляла драгоценная диадема из бирюзы.
На принцессе Рошане, богатство которой вошло в поговорку, было светло-зеленое, украшенное золотом платье, роскошный головной убор из бриллиантов, а на лице, как и у всех присутствующих придворных дам, тонкое покрывало.
Кавалеры были представлены: один — в блестящих военных мундирах, другие — в черных европейских костюмах.
На галерее большого главного зала, посреди которого бил душистый фонтан, помещалась великолепная группа музыкантов принцессы.
Большой зал дворца, в котором принцесса только что приняла султаншу Валиде и теперь принимала министров и их жен, был отделан с необыкновенной пышностью и совершенно в парижском вкусе.
Потолки были украшены такой живописью, что, глядя наверх, казалось, будто все эти фигуры движутся.
Огромная люстра с бесчисленным множеством огоньков заливала весь зал морем света и отражалась со всех сторон в зеркальных стенах зала, отчего зал казался бесконечным.
Вдоль стен были поставлены мягкие диваны, а в нише, отделявшейся от зала пунцовой шелковой портьерой, помещались высокие, наподобие трона, кресла для султана и султанши Валиде.
В соседнем зале слуги раскладывали на золотые подносы и беспрестанно разносили закуски и лакомства, а черные невольники на хрустальных блюдах разносили фрукты. Подавали также шербег и воду со льдом.
Шейх-уль-Ислам тоже явился с некоторыми главными своими советниками и сановниками. Принцесса была его давнишняя союзница, а потому при входе в зал он поспешил засвидетельствовать ей свое почтение.
Но принцесса Рошана не могла уделить ему много времени: она должна была приветствовать визирей и других знатных гостей, явившихся на ее приглашение.
Сказав несколько приветливых слов некоторым высшим сановникам, чтобы расположить их в свою пользу, Мансур-эфенди Обратился к Гамиду-кади, также удостоенному приглашения принцессы.
— Мы накануне великих событий, брат мой, — тихо сказал Шейх-уль-Ислам Гамиду-кади, подходя вместе с ним к пунцовой портьере султанской ниши, — в ближайшие дни должно многое решиться!
— Ты находишь, что арест пророчицы будет иметь тяжкие последствия? — спросил Гамид-кади.
— Это возможно, но я надеюсь вовремя предупредить эти последствия.
— Она не смела уйти! — сказал кади. — Мы должны потребовать ее!
— Изменить это теперь уже нельзя, брат мой. Надо только предупредить дурные последствия. Другое событие кажется мне более важным: скоро будет помолвка принцессы Рошаны.
— Помолвка? Когда же?
— Я почти уверен, что сегодняшний праздник — это своего рода помолвка.
— А кто тот счастливец, кого принцесса удостоила своей благосклонностью?
— Сади-паша!
— Новоиспеченный солдатский предводитель? Быть не может, Мансур-эфенди!
— Известие это передано мне из верного источника, — отвечал Шейх-уль-Ислам. — Лаццаро, слуга принцессы, доверил мне эту тайну.
— Сначала еще должен дать свое согласие султан!
— Оно уже дано!
— Этого не может быть! — быстро сказал кади. — Один из трех офицеров, как ты увидишь из последних приказов и рапортов, в прошлую ночь попал в немилость и был арестован.
— Зора-бей, я знаю это…
— Я рассчитываю на то, что остальные два офицера помогут ему и прибегнут к какому-нибудь насилию, тогда они пропали!
— Принцесса с Сади-пашой? Это было бы ничем не заменимой потерей! — прошептал Гамид-кади.
В эту минуту разговор обоих сановников был прерван громкими звуками труб.