Сам

— Ваша святость, а где мужчина?

— Вы что же, не мужчина?

— Я — бог любви Кама.

— В фигуральном смысле. Но Кама при том, что он бог, он еще из мужчин мужчина.

— Согласен.

— Браво!

— И в том, и в другом качестве я не собираюсь быть манекеном.

— И превосходно! Манекены из папье-маше, вы — из мужского мяса, одухотворенного божественностью.

— Ваша святость, я — бог любви, а не постыдной похоти.

Захлопала весело ладошками вертикально, молитвенно прижатыми к груди, девчонистая женщина. В ее возможности выказалась неиспорченность. Обрадованный поддержкой после гневливого взгляда жрицы на девчонистую женщину, Курнопай стал говорить о том, что он ученный бог, и не кем-нибудь ученный, а всемогущим Шивой, и поделом ученный: искусился наглостью возбудить страсть бога Шивы и в наказание был испепелен дотла лучом его лобного глаза. Если бы не мольбы преданной жены, богини Рати, навсегда завершил бы он, Кама, свое существование. Шива научил его не навязывать страсть богам. Тем самым он внушил ему волю не подчиняться желаниям других, особенно желаниям темных, желаниям демонов.

— Нет соответствия действительному богу Каме. Он неукротим в искушении сексуальными страстями. Это главная функция Камы. Подобная функция и у его нимф, в индийской мифологии они — апсары. Апсары — искусительницы людей и желанные соблазнительницы богов. Апсары — постоянные наложницы Камы. От оргий, которые закатывает с ними, то по их желанию, то по своему, сотрясает космос.

— Ложь! — возмутился Курнопай и хотел разомкнуть ноги, все еще находившиеся в позе лотоса, но сплоховал: датчанка успела придавить их своим тяжелым бюстом, а державные леди прижулькнули к попугаю.

Все, что происходило потом с Курнопаем, сопровождалось тьмой. Перво-наперво ему надели наручники выше локтей, соединили их за спиной тесемками из нейлона (в училище на шнурах, чуть потоньше тесемок, тягачи буксировали танки). Курнопай ничего не видел, они напылили на вату лак для волос и втиснули ему в глазницы: воспользовались обрезанным чулком из эластика — натянули с затылка на переносицу.

Огорченный голос попросил Курнопая не вертеть башкой, но сознание вернулось к нему не столько потому, что вдруг возник мужской голос, сколько потому, что резало глаза, и он пытался отклонить лицо из-под пальцев, протиравших его ресницы спиртовой влагой. Открывши глаза, он невольно привскочил от пылающей боли в них и почувствовал, что руки с ногами ничем не спутаны.

— Терпи давай. Не ослепнешь — борный спирт развел.

Теперь он узнал голос Болт Бух Грея и сказал, что лак легко смывается теплой водой. Прежде чем принести воду, Болт Бух Грей посетовал, будто бы без медицинского разрешения (сейчас прибудет его личный врач) Курнопаю нельзя принимать душ. Болт Бух Грей принес спешно воду. Едва Курнопай промыл глаза, накинул на него махровую простыню и сам отер ему лицо. Минут через пять, поохав, он сокрушенно укорил Курнопая за то, что он опять заартачился, в то время как было необходимо с чувством ответственности подменить его, и все обошлось бы без самоуправства жрицы и прекрасной восьмерки державных леди. («И она тоже, девчонистая леди?..») На другую реакцию рассчитывать не приходилось: во-первых, он, глава сексцеркви и автократ Самии, повелел проявлять нетерпимость, вплоть до казни над причинными органами мужчины и женщины, ко всем, кто мешает новой религии, спасительной для страны САМОГО; во-вторых, своим сопротивлением Курнопай дал повод для развязывания зоологической стихийности, каковская выказывается и пострашней, ежели не забывать, что войны, ведущиеся издревле на земле, суть кровопролитные действия, в основном осуществляются скопом, то бишь коллективно. Именно здесь, в башне, его мозг окончательно оформил наблюдение как над индивидуумом, так и над массовыми структурами — группировкой, толпой, народом, человечеством. Отдельная особь, как правило, добропорядочна, разумна, щедра, не впадает в эйфорию злодейства, массовые же структуры непроизвольно заражаются стадной патетикой смут, жестокости, раздоров, по инерции скатываются к безрассудству, непримиримости, внутриплеменным убийственным потрясениям, континентальным и глобальным бойням. Два в эти дня у него страдания. Они неравнозначны, но взаимосвязаны, больше того — двуедины. Страдание о нем, Курнопае. Страдание из-за его сексрелигиозной и социально-общественной ретроградности. Обладать высочайшими духовно-физическими статями — и не желать заложить их в освежающий, укрепляющий, элитарный массив народов и национальностей Самии. Кем бы он был, не появись на телевидении бабушка Лемуриха с внуком? Они придали ему умственный толчок в сторону Гималаев величайшей деятельности во имя и для Самии, во имя и для планеты, во имя и для выхода в созвездие Ориона. Понятно, генетическая линия САМОГО рано ли, поздно взыграла бы в нем, но они с бабушкой придали его подкорковым устремлениям первую космическую скорость. Так он из фермерской среды, которая была и остается цветом народа, выскочил на воинскую орбиту, где без особых усилий обретаешь сторонников хунтизма. Фермерство, как таковое, чуждо стремлениям властвовать. Фермерство — труд. Хунтизм — способ захвата власти. Изредка у труда возникает потребность, диктуемая необходимостью, делегировать своего представителя на пик власти. Труд и САМ делегировали Болт Бух Грея на пик власти.

Его второе страдание обуславливается отсутствием справедливых возможностей средствами власти гуманизировать стремительным образом жизнь Самии и жизнь человечества. Чего проще отозваться старанием на святую идею генофондизма?! Так нет — сопротивление. Среди сопротивленцев — персональный любимец Курнопай. И он не хочет Самию разношерстных людей, унаследовавших множество пороков и болезней тела, психики, превратить в Самию образцовых личностей. Почему преуспевает в Америке правящая элита? Она уже не одно поколение не позволяет себе ассимилироваться с теми, даже из ее среды, кто генетически заразен. Стерильная чистота наследственности — принцип элитариев Америки. Он идет дальше: спаривать генофондистски образцовых, наследственно нечистым запретить воспроизводство поколений. За непослушание — выхолащивание. Решение этих вопросов будет в руках авторитетнейших комиссий, созданных из религиозников, генофондистов и медицинской науки. Так вот, его второе страдание обострилось на межконтинентальной встрече глав правительств. Он внес на повестку дня неслыханный для встреч по проблемам тайных дипломатических сговоров пункт. Не догадайся он увязать его с темой миросохранения, пункт не был бы рассмотрен. Пункт сформулирован так: «Сексрелигия и генофондизм как средство миросохранения». Он не рассусоливал, обосновывая логику своего учения. Не на войнах необходимо строить политику дипломатий, хотя, разумеется, политика очаговых войн спасает сегодняшний мир, то бишь уменьшает народонаселение мира во всех регионах земного шара. Необходимо строить ее на рождении посредством отбора. Чистота рождения, в связи с нею — резкое уменьшение рождения отбросит неизбежность войн как универсальный экономический регулятор. Человечество уже в ближайшую четверть века должно в обязательном порядке уменьшиться раз в пять — десять, значит, проблема прокорма, обеспечения одеждой, жилищем, ресурсами, энергиями снимется сама собой. Он не побоялся предложить четыре шкалы для установления уровня народонаселения во всех странах мира. Первая шкала: великие конгломераты народов типа Индии, США, России, Китая. К концу первой четверти будущего века эти конгломераты обязаны сократить свое количество до двухсот миллионов человек. Вторая шкала: страны, в которых население от пятидесяти миллионов до ста пятидесяти, к примеру Индонезия, Бразилия, Япония, Бангладеш, Пакистан, Мексика, Великобритания, Италия, Франция, Корея, обязаны иметь не свыше сорока миллионов человек каждая. Третья шкала: страны ниже пятидесяти миллионов, но не меньше десяти должны иметь не больше восьми миллионов. Все остальные страны не могут превышать четверти своего нынешнего населения. Ух, на какой национализм я натолкнулся! Огромные народы не желают убавляться, средние хотят стать великими, великие народы в количественном отношении, едва выбравшись за пределы третьей шкалы, стремятся дорасти до уровня шкалы первой. Защитники племен и национальностей, исчисляющихся сотнями и тысячами человек, мечтают, дабы эти племена и народности плодились по геометрической прогрессии. Тьма-тьмущая протестов, противоречий. Раздосадовали. Я врезал им за оголтелый национализм, затем предложил собрать всепланетный конгресс по народонаселению и определить пределы рождаемости всем, без исключения, народам. Ярлык прожектера пытались присобачить. Не получилось. Однако и не стали принимать решения по этому пункту, он-де в идеале приемлем, но для практики нереален. Спасительнейшая идея, так нет, ее — в неосуществимость. Из-за лоскутных интересов, из-за крохоборского индивидуализма. Вечная история — спасительную идею на штыки, в отвал. Христа распяли, Галилея на костер, Мальтуса пинают все кому не лень. Его в эпигоны Мальтуса пробовали загнать. Отмел, но по отдельным линиям присягнул Мальтусу. Мальтуса встревожила избыточность людей, когда эта многоликая беда лишь обозначилась в условиях машинно-урбанистической цивилизации. Мальтус — гений предвидения. Англия как родина прежде всего встревожила Мальтуса, но более он встревожился будущим человечества, а этого, заботы о человечестве, терпеть не может большинство политиков, экономистов, богачей, церковников. И философы терпеть не могут, особенно те, кто не провидел грядущего. Мальтус-де, как и вы, господин председатель (я председательствовал на межконвстрече), греховен по отношению к Богу, поскольку религиям противна идея препятствия рождаемости, и не гуманен по отношению к людям, которые могли бы родиться, но не родятся. Если бы-де каждый из нас не родился, это было бы трагедией для каждого из нас и уроном для каждой из наших родин. Тут я, во-первых, логикой их долбанул: для того, кто не родился, совершенно исключена трагедия, как для фантома, во-вторых, насчет урона: урона не бывает из-за того, кому не удалось припожаловать на белый свет. Их суждения были фантомными, то бишь призрачными, и я указал им на реальность бытия планеты. Антропологи сходятся на том, что хомо сапиенс существует три миллиона лет. Они же утверждают, что на переходе от эпохи палеолита к эпохе неолита, следовательно, двадцать тысячелетий назад, было на планете три миллиона людей. Итак, за три миллиона лет человечество накопило три миллиона человек, по одному как бы человеку прибывало за год. За двадцать тысячелетий оно увеличилось до пятидесяти миллионов, то бишь больше двух тысяч за год. В начале новой эры оно составляло двести миллионов человек. Волосы встают дыбом! За три года рожать больше, чем за всю историю человечества до нашей эры. Ты представляешь себе, Курнопа-Курнопай?