Приговор

— Двести с чем-то рублей. Мне его подарили.

— Очевидно, родители?.. Следовательно, такие контакты с ними вы признаете?.. В форме разного рода подарков — с их, разумеется, стороны?..

— Я не просил...

— Да, конечно, вы не просили, вы жили многогранной жизнью... Скажите, вам случалось и раньше, до третьего марта, выпивать с товарищами?

— Случалось.

— И на какие деньги? Много ли денег вообще водилось у вас и ваших товарищей?

— Деньги водились, но ерундовые. Так, по несколько рублей.

— А фарцовкой никто у вас не занимался? У вас в школе?

— Фарцевали по мелочевке, как везде. Ручки, сигареты, ремни брючные, когда в моду входили... Ну, и еще кое-какой импорт.

— И вы тоже?

— Нет,— вскинул голову Виктор,— я этим никогда не занимался.

Он так презрительно бросил это «нет, никогда», что у Федорова на миг чуть полегчало на сердце.

— Вам что же, всегда хватало денег, которые вы брали у родителей?

— Не всегда. Всегда денег никому не хватает.— Он дерзко, без намека на улыбку, прибавил: — Вам, наверное, тоже.

— И тогда? Как вы поступали тогда?— будто не расслышала последних слов Кравцова.— Как и где добывали деньги?

Вот он, тот вопрос, к которому все тянулось... Федоров сжал рукой деревянный подлокотник, напрягся. И вместе с ним, ощутил он, напрягся весь зал.

Виктор помедлил. Глаза его вдруг загорелись и погасли. Он с тусклой усмешкой смотрел на Кравцову.

— Способов много. Например, карты, о них я уже говорил.

— А кроме карт?

— Можно решить контрольную за кого-нибудь, дать списать домашнее задание по математике или физике...

— А еще? Ведь бывало, наверное, что вам с друзьями хотелось... Ну, мало ли чего... А денег не хватало?.. И контрольной в ту минуту не было под рукой?..

В течение долгой паузы Федорову как бы слышалось мягкое, на пушистых лапах, ступание кошки или тигра, постукивание об пол железных когтей.

— Нет,— сказал Виктор почти весело,— грабить прохожих мы не собирались. Мы жили в полном ладу с законом.

— В ладу с законом...— повторила Кравцова.— Вы что же, никогда не нарушали его?..

Виктор пожал плечами:

— Во всяком случае...

— А не припомните ли вы случай с угоном мотоцикла? Тогда вы учились в восьмом классе...

...Была, была такая история,— скрипнул зубами Федоров.— Ребята увели стоявший у подъезда мотоцикл, погоняли и бросили, Виктор среди них был самый младший...

— Что вы мне все время что-нибудь клеите?..— внезапно взорвался Виктор.— При чем тут мотоцикл?.. А хотя бы и так — ну и что?..— Голос у него сделался тонким, визгливым от бешенства.— Все равно отсюда еще далеко до того, чтобы кидаться с ножом на прохожих!..

— Спокойней, обвиняемый,— оборвал его Курдаков.— Согласно уголовно-процессуальному кодексу, вам могут предлагаться любые вопросы. Ваше право — отвечать на них или нет. Продолжайте,— кивнул он прокурору.

— Признаете ли вы, что предъявленная расческа принадлежит вам?— без перехода спросила Кравцова.

— Принадлежала,— зло поправил Виктор.— Пока я ее не потерял.

— Как вы объясните, откуда взялась на ней кровь Стрепетова?

— Я уже сказал: объяснять это — дело следователей, суда.

— То есть сами вы вторично отказываетесь это объяснить? Я правильно вас поняла?

— Да, правильно.

— При этом, как явствует из ваших предыдущих ответов суду, вы не исключаете, что вашу расческу подобрал в сквере кто-нибудь из «крафтов»?

— Не исключаю.

— Хотя и не утверждаете этого?

— Нет, не утверждаю.

— Вы называете ребят, с которыми встретились, «крафтами». Значит, вы были знакомы с ними раньше? Вы могли бы кого-нибудь из них назвать?

— Вряд ли.

— Что значит — вряд ли?

Виктор пожал плечами:

— Это было бы не очень порядочно.

— А они, зная, что вам грозит, ведут себя очень порядочно?

— Это на их совести.— Виктор скользнул глазами куда-то вбок.

— Скажите, Федоров,— Кравцова слегка наклонила голову к плечу и долгим, протяжным взглядом измерила Виктора,— вы когда-нибудь задумывались над тем, что такое — «совесть»?

— Заявляю протест: вопрос не по существу,— раздался звучный баритон Горского, и весь он встрепенулся.

— Я настаиваю на своем вопросе,— сухо возразила Кравцова.

— Протест отклоняется,— сказал председательствующий.— Вы слышали вопрос, обвиняемый?

— Да, слышал.

— Вы можете на него ответить?

— М-м-м... Мне кажется, каждый понимает совесть по-своему. Но кто бы и как ее ни понимал, все говорят одно, а делают другое.

— А вы?

— Об этом не мне судить.

— Туманно...— вздохнула Кравцова,— Значит, в ответ на мой вопрос о «крафтах» вам сказать нечего? Так, выходит?.. Прошу суд обратить на это внимание. Скажите, обвиняемый, вы упомянули, что занимаетесь каратэ... С какой целью?

Виктор усмехнулся:

— Чтобы стать сильным.

— «Чтобы стать сильным...» — задумчиво повторила Кравцова.— Ну, а почему именно, каратэ? Ведь можно заниматься гирями, штангой, классической борьбой — эти виды спорта тоже развивают физическую силу?

— Каратэ развивает не только физическую силу,

— А какую еще?

— Силу духа. Тут все взаимосвязано.

— Вы делали успехи?

— Пока мы занимались, тренер был мной доволен,

— Скажите, Федоров, а вам никогда не хотелось... Прошу правильно понять мой вопрос, я не спрашиваю сейчас, поступали вы так или нет, а спрашиваю только — не хотелось ли вам, не возникало ли у вас иногда желания испытать свою силу не на занятиях, а на других людях? Или же вы обучались каратэ только для того, чтобы демонстрировать его приемы на тренировках?..

Виктор молчал. Его и без того бледные щеки сделались еще бледней.

— Я достаточно ясно задала вопрос?

Федоров чувствовал себя так, словно у него под ногами была бездонная пропасть, а не щелястый, обшарпанный пол. Казалось, что не раньше и не позже, а сейчас, сейчас все решится, и все зависит от того, как ответит Виктор...

— Достаточно ясно...— проговорил Виктор, опустив глаза. И, переступив ногами, поднял взгляд на Кравцову:— Да, иногда такое желание у меня было...

— У меня вопросов больше нет,— сказала Кравцова.

14

В затихшем было зале все зашумело, задвигалось. «Зачем?..» — «Вот балда!» — «И кто его за язык дергал!» — выделялось в гуле взбудораженных, раздосадованных голосов. Перед Федоровым промелькнули стопка книг в комнате Виктора, выписки из Ницше и Гессе, обрывки разговоров о каратэ, о «беспредельном человеке»... В другое время он и к словам сына отнесся бы иначе, но сейчас... Все в нем кипело. Ах ты щенок! Нашел, где шутить, кого дразнить!.. Но наступил черед Горского задавать вопросы, и Федоров, как и все вокруг, с надеждой повернулся к нему.

Подобно уверенному в своей популярности артисту, адвокат выдержал паузу — не слишком длинную и не слишком короткую, а именно такую, как нужно.

— У меня тоже есть несколько вопросов к моему подзащитному, но они имеют более непосредственное отношение к делу,— зарокотал его сочный, неотразимый баритон.— Скажите, Федоров, это знаменитое ка-ра-тэ, которое привлекло столь пристальное внимание моего коллеги...— Он по слогам и с пренебрежительной улыбкой выговорил слово «каратэ».— Так вот, ка-ра-тэ было вашим единственным увлечением в спорте?

— Нет, не единственным.— Виктор смотрел на Горского прищурясь, словно пытаясь угадать, куда он клонит.

— Не единственным... А еще?

— Были еще и плавание, и фехтование...

— Отлично... Итак, вас, как и многих, в спорте привлекало отнюдь не только ка-ра-тэ... И когда вы имели дело с рапирой, в иные минуты вам, легко допустить, хотелось померяться отвагой и ловкостью с д’Артаньяном... Однако следует ли отсюда, что вы бросались из спортзала на улицу и кололи всех прохожих подряд?

Послышался смех, кто-то прыснул в кулак, хотя сам Горский сохранял на лице предельно серьезное выражение. Катушкина — и та улыбнулась, по тут же, словно вспомнив о чем-то, стерла улыбку с губ.