Семейный архив

3.

Прошлую главку я начал с утверждения, что Соединенные Штаты Америки являются демократичнейшим в мире государством. Сведения, сообщенные выше, отнюдь не опровергают этого положения. Демократия, как постепенно стал я понимать, не является царством добра и справедливости, — она дает возможность сформироваться различным тенденциям, вступить в борьбу, какой-то восторжествовать /временно/, какой-то потерпеть поражение /временно/, затем снова вступить в схватку... Демократия — это не диктатура Добра или Зла, при всей относительности этих понятий. Это скорее свобода борьбы, свобода выбора...

Да, для этой страны вовсе не были чужды антисемитские тенденции. Но вот мы в Америке... И что же?..

Мы с Аней получаем ежемесячно 380 долларов — каждый. Лично мы не дали этой стране ничего. Всю жизнь мы работали на другое государство, пеклись о благосостоянии, образовании, культуре другого народа. Что мы — для Америки?.. Но она обеспечивает нам вполне достаточный прожиточный минимум. Не гуманно ли это?.. Ведь таких, как мы, тысячи, десятки тысяч, и в основном — если говорить о Союзе — это евреи...

Восьмая программа... У нас две комнаты (у каждого своя) плюс одна большая, общая. Мы платим за эту квартиру 30 процентов от получаемого пособия. Примерно 300 долларов уходит на питание. Из остающихся денег часть мы платим за телефон, часть — за телевизор, остающиеся деньги тратятся на одежду, почтовые расходы, на междугородные поездки в автобусе, на самолете, на внутригородской транспорт (у нас нет машины), при этом в качестве «синьор ситизен» мы тратим — каждый — на одну поездку 50 центов.

Стоимость медицины в США — колоссальная. Но нам ежемесячно присылают медикейд. С его помощью мы не платим — за посещение врача, за лекарства (здесь очень дорогие), за госпиталь. За все страховым компаниям платит государство. И все это — не демагогия, не лозунги, не сантименты: это реальная помощь, реальное содержание беженцев из Союза, преимущественно евреев — на средства американского налогоплательщика.

Другое дело — налоги, которые платят Мариша и Миша. Налоги эти значительно превосходят затраты на родителей... Однако могло быть иначе, и от этого размеры пособия для родителей не изменились бы.

Кстати, слово «беженец»... Я слышал такое толкование: беженец — это человек, бросивший все, бегущий по дороге, под обстрелом, спасающий свою жизнь... Но что до нас, то мы лишились своей крыши, квартиры, мебели, библиотеки и т.д., здесь мы живем из милости, по благородству американского народа. Мы живем в чужой стране, с чужим языком, с чужой культурой. Мы изгнаны из страны, которую привыкли считать своей. Одни отправились за детьми, другие — за «счастливой жизнью», третьи — из-за постоянно преследующего — всю жизнь — антисемитизма, четвертые — уехавшие в Израиль — окунулись в обстановку постоянного напряжения, интифады, войны... Беженцы... Все зависит от того, с какой стороны посмотреть...

Я писал об антисемитизме — по большому счету. Однако первое время нас поражали магазины, где продавали мезузы, семисвечники, могендовиды, книги на иврите, на идиш, на английском — об Израиле, об иудаизме, о еврейской истории... Мы увидели синагоги — ортодоксальные, консервативные, реформистские... Правнучка Иосифа Суркина изучает иврит, приятель Сашки ходит в еврейскую воскресную школу... Судя по разного рода справочникам, в США имеется множество еврейских организаций, благотворительных, объединяющих, сопротивляющихся антисемитизму...

О таких возможностях в Союзе мы не могли даже подумать... Но если говорить о еврейской жизни в Америке, то не следует думать, что она устраивалась сама собой...

4.

Почти в одно и то же время в Кливленде оказались мы и Колкеры — Борис и Эстер. Борис — рослый, крупнотелый, уверенный в себе, знаток нескольких языков, в том числе — эсперанто. В качестве эсперантиста он был одним из немногих пропагандистов этого изобретенного Замменгофом языка и автором нескольких учебников эсперанто, изданных в Союзе. Что до Эстер, то прежде она была учительницей математики, но главное, что ее выделяло, это уникальная еврейско-библейская красота, которая столь редко встречается у наших соплеменниц: широкий лоб, нос с горбинкой, большие шоколадные глаза, яркие губы над округлым подбородком.. Борису, владевшему свободно английским, не требовалось учить его на курсах, а с Эстер мы познакомились на занятиях, она ходила в широченном, не по ее фигуре, плаще и зарабатывала уборками в домах богатых евреев...

Благодаря Колкерам смогли мы познакомиться с людьми удивительными, а в общем, возможно, и не удивительными для Америки, но мы впервые увидели — здесь, где многое, если не все — решает доллар, людей совершенно особого склада... Они были приглашены Борисом и Эстер на встречу в Джесесси. Там их мы с Аней и увидели — крепких, мужественного вида, седоватых американцев, сидевших вместе с женами за длинным столом, лицом к залу... Но что-то было в них для нас близкое — мягкое, слегка растерянное, интеллигентное... Однажды Колкеры принесли нам «Панораму» за май 1988 года со статьей «Он был первым», в ней один из присутствовавших на встрече, Лу Розенблюм, рассказывал о себе и своих коллегах...

«Интерес к Советскому Союзу появился у меня в 1962 — 1963 годах. Мы открыли для себя эту проблему, занимаясь изучением последствий Катастрофы, тем, какие выводы из этих трагических событий извлекли американские евреи и что они делают, чтобы предотвратить их в будущем.

Я жил тогда в Кливленде. Мы обратились в Еврейскую федерацию города и предложили создать Комитет, который будет заниматься сбором и публикацией соответствующей информации. Комитет создали, но его председателем назначили человека, который заявил, что у евреев Советского Союза никаких проблем быть не может. Он ничего не знал и не хотел знать о них. Вскоре стало ясно, что мы не получим поддержки и от более крупных еврейских организаций.

В такой ситуации у нас возник вопрос: если широкая еврейская общественность страны ничего не знает о проблемах советских евреев, то насколько знакомы с ними раввины? Мы составили специальный вопросник, разослали примерно 300 раввинам в разные части страны. Оказалось, большинство из них было в курсе и религиозных, и культурных ограничений и запретов в жизни советских евреев, но почти все они объявили капитуляцию перед «всесильным» Советским Союзом, лишь несколько раввинов написали о том, что необходимо протестовать.

Аналогичное отношение к проблеме было и среди многочисленных деятелей и сотрудников различных еврейских организаций. Причинами тому были как бюрократическая инерция, так и, как ни странно, информация, получаемая от правительства Израиля, которое давало вполне ясные указания — придерживаться тихой дипломатии, не поднимать шума, не устраивать никаких массовых демонстраций протеста и т.д. Я думаю, позиция Израиля диктовалась боязнью того, что привлечение общественного мнения к положению советских евреев приведет лишь к усилению их страданий.

Но мы, маленькая группа энтузиастов Кливленда, считали, что необходимо действовать. В эти годы (середина — конец шестидесятых) я работал в НАСА и по долгу службы много разъезжал по стране. В свободное время я мог заниматься поисками единомышленников, налаживать с ними связи. В Лос-Анджелесе я нашел маленькую группу, занимающуюся проблемами советского еврейства под руководством, как ни странно, специалиста-синолога Айрин Ибэ. Одним из членов этой группы был Зэв Ярославский — тогда еще старшеклассник. Потом я нашел группу единомышленников в университете Беркли, руководимую профессором Дэвидом Вайсом. Нашел такие же группы в Монреале, в Торонто, в Майами, мы наладили связь со студенческой группой Джейкоба Баринбаума в Нью-Йорке. Начали проходить первые демонстрации и митинги протеста, начался поворот в сознании американского еврейства, в их отношении к братьям из СССР.

В 1969 году ситуация изменилась в более благоприятную для нас сторону. К этому времени в Израиле проживало уже 2-3 тысячи евреев, которым удалось вырваться из Советского Союза. Именно в этот момент начала там активно действовать Энн Шанкар, американская еврейка, жена крупного израильского миллионера. Она разыскивала имена и адреса отдельных лиц и групп и снабжала нас адресами и прочими подробностями. Одной из первых кампаний тогда стала массовая отправка поздравительных открыток от американских евреев, стремящихся оказать помощь советским собратьям. Вслед за этим мы начали кампанию телефонных звонков в СССР. Впоследствии советские власти спохватились и стали прерывать наши телефонные разговоры, но мы уже завязали много тесных контактов...