Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 115 из 159



— Нет, — отвечал Гриша, — миссия евреев — нести в мир заповеди Торы, влиять словом, убеждением...

Я не спорил. Для меня это был наиболее приемлемый способ. Для меня — не для мира...

21

И тем не менее, натерпевшись в Европе гонений, запретов, жестоких наказаний за свои убеждения, американцы /тогда еще только лишь «колонисты»/ хотели создать новую жизнь, сотворить новый мир...

В Мериленде обосновалась семья английских католиков Калвертзов. На родине католиков преследовали, и Калвертзы хотели добиться за морем-океаном иных, свободных порядков. Первое поселение Цецилий Калвертз основал в Мериленде в 1634 году. Здесь занимались, подобно виргинцам, выращиванием табака, колония росла и процветала. Однако для поселенцев суть жизни заключалась не в этом, иначе зачем они бы покинули «старую, добрую Англию»?.. Мериленд привлекал и католиков, и протестантов. В 1649 году Калвертзы, чья семья была признанной главой колонии, учредили гарантии для религиозной свободы для тех и других. Это был первый акт, обеспечивающий религиозную терпимость в Северной Америке.

Стоит отметить, что среди пилигримов имелись не только стоеросовые мужички. На «Мэйфлауэре» приплыли в Америку Джон Робинсон, учитель, получивший образование в Кембридже. Старейшиной среди пилигримов был Уильям Брюстер, тоже закончивший Кембридж. В 1636 году, спустя 16 лет после того, как «Мэйфлауэр» пристал к берегу Массачусетса, основан был Гарвардский колледж. Еще ранее легислатура Массачусетса потребовала, чтобы каждый поселок, где проживает хотя бы 50 семей, содержал на свои средства школу.

22

В «Двух трактатах о государстве» Джона Локка находятся зерна американской «Декларации независимости», а по сути — зерна американской демократии.

«Истинным средством против незаконной силы является сила», — писал Джон Локк.

В «Письмах о терпимости» он развил учение об отделении церкви от государства.

23

В нашем доме поселился ленинградский писатель Яков Липкович с женой Риммой. Нам везло на ленинградцев — дальше их число среди наших знакомых будет возрастать... Липкович был весьма заметной фигурой в литературном мире Ленинграда. Он закончил во время войны ленинградскую Военно-медицинскую академию, воевал, потом стал профессиональным писателем, его повести печатались в ленинградских журналах, его пьесы шли в театрах Москвы, Ленинграда, Казани, Перми.

В Америке он оказался отчасти из-за стремившейся уехать старшей дочери, отчасти из-за невозможности свободно писать о том, что давно залегло в душу. Он был велик ростом, толст, с несколько женоподобным лицом и острыми, под кустистыми бровями, колючими глазками...



То, о чем писал он, что печаталось в русскоязычной американской прессе, так или иначе связано было с антисемитизмом, во многом пережитым им самим. Ему перевалило за семьдесят, он боготворил Америку и старался забыть Россию, главной же душевной его любовью являлся Израиль...

Мы часто спорили, особенно когда речь заходила о русской литературе. При этом иногда мне припоминалась встреча с Вадимом Кожиновым в Москве, в ЦДЛ, где мы оказались за одним столом. В это время в «Литературке» шла в нескольких номерах полемика между ним и Бенедиктом Сарновым. Было время «перестройки», антисемитизм, пользуясь «свободой слова», «гласностью» и т.д., набирал силу. Кожинов доказывал, что великие русские писатели негативно изображали евреев, еврейский народ, его роль в российской истории. Сарнов же исходил из фальшивых установок прежних лет: антисемитизм чужд русской литературе, выдвигаемые Кожиновым взгляды ложны и т.д.

Мы с Аней наблюдали, как подходили к Вадиму Кожинову друзья-приятели, чокались, поздравляли, а он с ехидной улыбочкой сообщал им, что «размазал Беню»...

Мы спорили с Яковом, он не мог простить ни Гоголю, ни Достоевскому, ни Тургеневу, ни Некрасову антисемитских тенденций, он вообще не хотел принимать их творчество, тогда как я, во-первых, считал, что необходимо брать во внимание их отношение к собственному народу, собственной стране — безжалостно-критическое («То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть»), а во-вторых — помимо антиеврейских настроений каждый из них обладал широчайшим спектром чувств и мыслей, обогативших и русских, и евреев своей глубиной и мощью...

24

Не следует, однако, думать, что Америка во все времена была страной, исполненной сплошного благолепия... В Нью-Йорке до 1737 го да евреи не имели избирательных прав. После Войны за независимость, когда всем американским гражданам гарантировалась свобода религии, в Мериленде евреи добились ее только в 1816 году, а в Северной Каролине лишь в 1868 году. В связи с тем, что после Гражданской войны возросла эмиграция немецких и польских евреев, религиозное отчуждение от них стало приобретать расистский характер. Тем более это стало проявляться в конце XIX века, когда из Восточной Европы в США эмигрировало более 600 тысяч евреев. В 80-90 годах евреев перестали принимать в некоторые частные школы, не допускали для жилья в «приличные» кварталы, многие компании отказывались брать их на работу.

В те же годы, когда в России происходил процесс Бейлиса, в США разгорелась куда более страшная кампания против Лео Франка. Дело происходило в Атланте, на карандашной фабрике, в 1913 году. На этой фабрике работала Мэри Фэган, девочка, которой в ту пору еще не исполнилось и четырнадцати лет. Лео Франк являлся здесь менеджером. Мэри Фэган вошла к нему в кабинет, Франк вручил ей конверт с причитающимися Мэри деньгами. Цех, где она работала, был временно закрыт из-за задержки с поставками некоторых деталей, Мэри спросила, не получены ли они. Франк ответил, что нет. Она вышла... И тело ее в ту ночь, на 27 апреля 1913 года, обнаружил в подвале фабрики сторож Ньют Ли...

Состоялся суд. Обвиняемым в преступлении оказался Лео Франк. Процессу над ним предшествовала антисемитская истерия, овладевшая Атлантой и подхлестываемая прессой. Утверждалось, например, что еврейская религия, осуждающая какие-либо преступные действия евреев-мужчин по отношению к еврейкам, терпимо относится к изнасилованию евреями христианок. И что «еврейские деньги» способны влиять на происходящее в Атланте, в том числе и на решение суда. Один из присяжных впоследствии признался, что им, присяжным, дали понять, что если они оправдают Франка, из суда им живыми не выйти.

В день процесса окрестности суда были заполнены людьми, вооруженными винтовками, они скандировали: «На виселицу еврея!» Франка признали виновным, судья приговорил его к смертной казни через повешение. Губернатор штата заменил смертную казнь пожизненным заключением. Однако решение губернатора вызвало новый приступ антисемитской истерии, на евреев нападали, бойкотировали их магазины и предприятия. В тюрьму проникла вооруженная толпа из 25 человек. Лео Франка вынесли из тюрьмы, швырнули в машину, которая привезла его к дому, где когда-то жила Мэри Фэган, пододвинули к росшему рядом дереву стол, велели Франку взобраться на него и, захлестнув горло веревкой, выбили стол из-под его ног...

В 1982 году, 69 лет спустя после расправы над Лео Франком, восьмидесятитрехлетний свидетель на судебном процессе Алонсо Манн сообщил имя подлинного убийцы, который во время следствия пригрозил ему расправой, если он расскажет все полиции... Только в 1986 году, после тщательного расследования показаний Алонсо Манна, Лео Франк был реабилитирован...

25

Вряд ли следует рассказывать здесь о Генри Форде — его история, связанная с изданием «Протоколов сионских мудрецов», достаточно известна. Кампания, носившая злобно-антисемитский характер, была развязана в 1920 году. Сборник статей «Всемирный еврей», включавший «Протоколы», был распродан в США в количестве 500 тысяч экземпляров и переведен на многие языки. В кабинете Гитлера в Мюнхене висел портрет Форда в натуральную величину. В 1931 году Гитлер в беседе с американским журналистом заявил: «Генри Форд для меня — источник вдохновения».