Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 51



Олаф какое-то время молчит.

 – Во всяком случае, я не против вас, Гюнтер.

«Трудно описать или представить гипнотический эффект, который Гитлер оказывал на тех, кто с ним сталкивался. Даже те, кто находился в непримиримой оппозиции к фюреру, признавали силу излучаемой им энергии и чувствовали его непреодолимую привлекательность, хотя позднее переживали замешательство и чувство вины. Это качество присуще, как правило, очень сильным личностям, и именно харизма, а не эманация зла, была наиболее проявленной чертой Гитлера».

Глава V

Должностное преступление

Ребров лежал на кровати в своем номере отеля, бесцельно уставившись в потолок. Мысли его путались, он то думал об Ирине, то пытался заставить себя анализировать последнее донесение Гектора, в котором тот давал свой расклад игр, ведущихся с Риббентропом.

Оказывается, взбодрившийся и все больше набирающийся наглости в последнее время Геринг убеждает Риббентропа уделить особое внимание «секретным протоколам» и заявить о них при первой же возможности. Его поддерживает Франк, утверждающий, что Риббентроп должен сказать, что был заговор между Гитлером и русскими, и потому Сталина и Молотова следовало бы посадить на скамью подсудимых рядом с ними. Риббентроп отмалчивается или говорит, что все этим договорам придают слишком большое значение, что они ничего не решали… Разошедшийся Геринг пугает его, что если у него самого «не хватит на это пороху», то он, Геринг, сам заявит об этом на весь мир. Но Риббентроп понимает, что заявить о «секретном сговоре», значит взять всю ответственность на себя – Гитлера-то уже нет! И зачем ему, Риббентропу, злить русских? Тем более, что подлинников договора нет…

Ребров встал, подошел к окну. В зловещих красных отблесках заходящего солнца перед ним громоздились груды камня и искореженного железа. И хотя он уже давно привык к этой картине, на сей раз она показалась ему особенно зловещей и страшной. На подоконнике валялся найденный им накануне в ящике стола бланк отеля с надписью готическим шрифтом, горделиво извещавшей, что Нюрнберг – город «партайтагов», то есть съездов нацистской партии…

Как обычно, ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы заставить себя думать о ситуации с Риббентропом и довоенными протоколами. Потому что война, все, что он увидел и пережил на ней, отодвинуло предвоенную жизнь куда-то так далеко, что с трудом верилось в ее реальность. А тем более – в важность того, что было тогда. Господи, да какая разница, что было тогда, когда все знали, что война неизбежна и только надеялись, что это случится не завтра, а хотя бы немного позже…

Среднюю школу Ребров закончил с «золотым», как тогда говорилось, аттестатом. Учился он легко, потому что обладал замечательной памятью – получив до начала учебного года учебники, просматривал их и многое запоминал с первого раза. Ему еще не исполнилось тогда семнадцати лет, потому в армию его не призвали, и он сразу поступил в университет. Все студенческие годы думалось об одном – успеет он доучиться или раньше начнется война. Причем тогда почти все были уверены в том, что война будет именно с Германией и поэтому Ребров усиленно занимался немецким. Когда подписывали с Германией договор о ненападении, все понимали, что это лишь попытка отодвинуть войну и только. Об этом Ребров не раз говорил с отцом и никаких заблуждений на сей счет у него не было. И вот теперь, когда ценой немыслимых жертв и страданий, победили, надо разбираться, что там было, какие договоры кто заключал. Как тогда говорил Реброву отец, все пытаются договориться друг с другом или с Гитлером, но все понимают умом, что это не спасет, но надеются еще немного протянуть мирную жизнь…

От мыслей о прошлом его отвлек стук в дверь. Ребров открыл, увидел Гаврика.

 – Входи.

Гаврик зашел в номер, нервно огляделся.

 – Что у тебя с лицом, Гаврюха? – удивился Ребров. – Что-то случилось?

 – Кое-что, – хохотнул Гаврик.

Он походил по комнате и вдруг выпалил:

 – Я совершил должностное преступление.

 – Ты?

 – Вот.

Гаврик достал из кармана галифе конверт и протянул Реброву.

 – Что это?

 – Письмо руководству советской делегации.

 – Ну, я в нем не числюсь. Зачем ты принес его мне?

 – Хочу, чтобы ты его прочитал. Не бойся, оно уже вскрыто… Да читай же, наконец! – взорвался Гаврик.

 – Хорошо, – успокаивающе сказал Ребров. – А ты воды, что ли, пока выпей…

Пока Гарик наливал себе воды, Ребров быстро пробежал глазами послание. «Доводим до сведения командования Советской делегации, что ее сотрудник Д. Ребров вступил в тесные контакты с переводчицей французской делегации… Их отношения таковы, что возможна утечка любой, даже самой важной информации…» Подписи не было.

Ребров сложил бумагу, вложил обратно в конверт.

 – Откуда оно у тебя?

 – Письмо принес американский курьер вместе с пакетами стенограмм допросов, – объяснил Гаврик. – Швырнул, как обычно, на стол. Расписку не брал. Так как письмо необычное, я вскрыл его как дежурный офицер… Больше его никто не видел! Я сразу после дежурства к тебе.



 – Спасибо, Гаврюха, – вздохнул Ребров. – Но ты можешь попасться… Если узнают. А особенно если пронюхает наш друг Косачев.

 – Я тебе говорю – никто не видел. Никто о нем ничего не знает. Курьеру, сам понимаешь, это до лампочки… Так что письмо мы можем просто уничтожить. Но!.. Ты же понимаешь, что о ваших отношениях с Куракиной говорят уже все. Счастье, что Косачев еще не знает.

 – Знает.

 – Знает?.. Тогда странно, что ты еще здесь!

 – Просто есть обстоятельства… В общем, Филин сказал ему, что я встречаюсь с Куракиной по служебной надобности.

 – И ты думаешь, он поверил?

 – Думаю, не до конца. Во всяком случае, я чувствую, что его люди за мной присматривают.

 – Еще бы!

 – Но дело не во мне. За себя я не боюсь.

 – Я понимаю. Если такое письмо поступит во французскую делегацию, бедной княжне не поздоровится.

 – Да в том-то и дело, Гаврюха! У меня прикрытие, а у нее ничего!

 – Какая же падла это строчит? – выругался от избытка чувств интеллигентный Гаврик. – Знаешь, судя по всему, это писал не наш человек…

 – Ну, сия тайна невелика есть, – усмехнулся Ребров. – Действительно, не наш. Но такого я от него не ожидал!

 – Ты уверен, что знаешь его?

 – На девяносто девять процентов… Но все равно нужно проверить.

 – Что делать будешь?

 – А у тебя есть совет?

 – Ты его все равно не послушаешь, – махнул рукой Гаврик. – Но заткнуть этот фонтан надо. Если нужна моя помощь… По-моему, она очень хороший человек.

 – Кто? – рассеянно спросил задумавшийся Ребров.

 – Ее светлость княжна Куракина, вот кто!

Ребров удивленно посмотрел на Гаврика.

 – Слушай, Гаврюшка, а ты часом не влюбился, а?

Гаврик вдруг залился краской и отчаянно замотал головой.

 – Дурак ты, Ребров. И язык у тебя без костей! Мелешь ерунду!

Оперативники ГУКР «Смерш», работавшие в Нюрнберге, обратились в Москву с просьбой о выдаче им заграничных паспортов, так как в связи с большим наплывом иностранцев американцы ужесточили режим пребывания, осуществили ряд полицейских мер. Одновременно они усилили разведывательную и контрразведывательную работу среди советской делегации. Отсутствие загранпаспортов затрудняло передвижение по городу и решение оперативных вопросов.

Глава VI

Речь идет о вашей чести

Барона Розена он дожидался в коридоре, ведущем в отсек французской делегации. Розен шел, опустив голову, словно не видя ничего вокруг. Ребров догнал его и крепко взял за руку. Розен, вздрогнув, обернулся и уставился, ничего не говоря, на Реброва расширившимися безумными зрачками.